Грааль - Стивен Рэй Лоухед
Манавиддан принял воинов и велел им ждать в зале. Когда все собрались там, благородный владыка облачился в прекрасный плащ, взял царский жезл и взошел на трон. Он смотрел на собрание и думал про себя: тысячу раз благословен я! Никто никогда не имел лучших товарищей. По правде говоря, каждый из них достоин быть королем в своем королевстве, но вместо этого они присягнули мне на верность.
Слава его воинства тронула сердце великого короля, и поэтому он попросил их остаться на пир, который он устроит в их честь. И вот пришли благородные воины и расселись за столами, где их ждали лучшие угощения, которые когда-либо подавалась храбрым людям с давних времен до тех дней. А все дело было в волшебстве: кто бы не отдавал предпочтение какому-то блюду — будь то оленина, свинина, говядина, жареная курица или сочный лосось — стоило воину стукнуть ножом по дну миски, и перед ним оказывалась любимая еда.
Воины пришли от этого чуда в восторг и громко высказывали свое одобрение. Их похвалы были такими шумными, что Манавиддану пришлось сотворить еще одно чудо. Он приказал выставить золотые бочонки с элем по всем четырем углам зала, и еще одну возле своего трона. Затем он приказал слугам подать благородным гостям серебряные и золотые чаши для питья, и предложил им окунуть свои чаши в бочонки. Они последовали его совету, и когда каждый мужчина подносил чашу к губам, он находил в ней напиток, который нравился ему больше всего, будь то эль, медовуха, вино или хорошее темное пиво.
Когда все выпили за здоровье суверена, опять зазвучали похвалы, переполнившие великое сердце Манавиддана. Тогда он снял с шеи золотой торк, скинул с плеч плащ и сошел со своего трона, чтобы присоединиться к пиршеству, переходя от стола к столу, от скамьи к скамье, выпивая и закусывая со своими гостями, как равный с равными.
Когда утолили первый голод, король Манавиддан позвал бардов, чтобы те поведали о великих подвигах, о любви и смерти, мужестве и сострадании, вере и предательстве. Один за другим выходили барды, исполняли баллады, и каждая оказывалась прекрасней предыдущей.
Последним вышел бард Кинвил Правдивый, главный бард Манавиддана. Он только начал балладу «О трех чудесных глотках», когда из-за стен зала послышался крик, быстро перешедший в причитание. Вопли становились все громче, пока от них не затряслась вся крепость короля, и всем смертным пришлось заткнуть уши, чтобы не оглохнуть.
Звук нарастал, становился нестерпимым и вдруг оборвался. Воины посмотрели друг на друга и увидели, что все в поту от страха, никому из них не доводилось слышать раньше таких безнадежных стенаний.
Двери распахнулись, и по залу пронесся вихрь, подобный тем, что бушуют в зимних северных морях. Воины с трудом выдержали порыв ледяного ветра, а когда он стих, в дверях стояла молодая женщина. Незнакомка выглядела как королева, вот только наряд ее был сплошь серого цвета. Лицо скрывал серый капюшон, а у ног ее стояли три серые гончие.
Первым пришел в себя Манавиддан. Он подошел к женщине, радушно приглашая ее к столу.
— Привет вам, прекрасная незнакомка. Добро пожаловать в нашу мужскую компанию, хотя вам, наверное, больше по нраву женское общество. Только скажите, и я тотчас позову девиц моего двора, чтобы вы могли свободнее чувствовать себя в их присутствии.
— Думаешь, я пришла искать утешения и удовольствия? — высокомерно проговорила Серая Дама.
— Я всего лишь предложил вам наше гостеприимство, — ответил Манавиддан. — Только от вас мы можем узнать, почему вы столь стремительно ворвались к нам. Не верю, что вы хотели положить конец нашему удовольствию.
— Не нуждаюсь я в твоем гостеприимстве! — грубо заявила женщина. — Некогда и я получала удовольствие от всяческих нежных занятий, но теперь они для меня горше смерти и пепла.
— Мне жаль это слышать, — грустно ответил Манавиддан. — Что я могу сделать, чтобы вернуть тепло и нежность вашему сердцу? Будьте уверены, до завтрашнего заката я сделаю все, что в моих силах. А еще скажу вам, что каждый из сидящих в этом зале с готовностью поможет мне в этом.
Серая Дама в ответ только мрачно расхохоталась.
— Госпожа, — обратился к ней Манавиддан, — зачем вы упорствуете в таком грубом поведении? Я дал королевскую клятву сделать все возможное, чтобы помочь вам любым способом, который вы назовете. Мы преодолеем любые трудности, покончим с любым угнетением, исправим любую несправедливость и таким образом возместим любую причиненную вам боль или вред.
Воины встретили слова короля громкими возгласами одобрения. Дворяне принялись превозносить своего монарха и поклялись служить Серой Даме.
Но странная дама пренебрегла их обещаниями.
— О, великий король! — воскликнула она, — можешь ли ты воскрешать мертвых? — Она опять рассмеялась горьким смехом. — Можешь ли ты вернуть жизнь трупу, который уже объели вороны? Можешь ли заставить кровь вернуться в жилы, из которых она давно вытекла наземь, так что живое когда-то сердце обратилось в кусок гниющего мяса? Можешь ли ты, о чудесный Манавиддан, вернуть выражение любви вырванным глазам, брошенным псам?
После таких слов великое сердце Манавиддана сжалось от горя из-за сочувствия Серой Даме.
— Госпожа, — сказал он, — ваша печаль стала моей печалью, и ваше горе стало моим собственным. Но знайте: тяжесть печали, какую вы испытываете сейчас, семикратно падет на виновника ваших бед.
Загадочная дама с удовлетворением приняла слова короля. Она знала, что Манавиддан будет соблюдать клятву до последнего вздоха. И она рассказала королю о том, что привело ее в столь удрученное состояние. Воины собрались вокруг, чтобы услышать ее рассказ.
— Я не всегда была той серой ведьмой, которую вы видите сейчас перед собой, — начала говорить дама. — Когда-то я блистала красотой, но траур состарил меня раньше срока. Узнайте же причину моих мучений.
— Я дочь горного царя по имени Ронгоминяд, правителя мудрого и доброго. Однажды ночью он заболел и вскоре умер. Правление перешло ко мне до тех пор, пока я не выйду замуж, а тогда на троне меня сменит мой муж. Как только мир узнал о кончине моего отца, путь к моей крепости заполнили женихи, искавшие моего одобрения. По правде говоря, я так и не нашла ни одного подходящего из этих блестящих молодых людей. Но их