Bill Browder - Red Notice (Russian Edition).

— Все зависит от того, что вам от них нужно.

— В конечном итоге мне нужно, чтобы те, кто причастен к убийству Сергея, не остались безнаказанными.

Джонатан несколько секунд тер подбородок.

— Ну, если вы решили запустить лису в курятник, я бы рекомендовал просить их задействовать президентский указ за номером 7750. Он дает Госдепартаменту право налагать визовые санкции на коррумпированных иностранных чиновников. Буш подписал его в 2004 году. Эту пощечину в России несомненно прочувствуют.

Идея применить указ 7750 была гениальной. Визовые санкции способны задеть российского коррупционера за живое. После крушения Советского Союза вороватые российские чиновники стали путешествовать по всему миру, заполонив роскошные отели от Монте-Карло до Беверли-Хиллс и соря деньгами так, будто завтра потоп. Если я смогу убедить правительство США ограничить их передвижение по свету, это станет шоковой терапией для российской «элиты».

— А Госдеп пойдет на это? — поинтересовался я.

— Маловероятно, но попробовать стоит, — пожал плечами Джонатан. — Этот указ почти не применяется, но он существует. В свете доказательств по вашему делу будет интересно посмотреть, какие аргументы они приведут, чтобы не применять его.

Я встал:

— В таком случае, решено. Огромное спасибо за ваше время.

Я покинул кабинет Вайнера, чувствуя воодушевление. Я все еще был для Вашингтона новичком, но теперь у меня, по крайней мере, есть план, да еще и сторонник.

Я прибыл в Госдепартамент на улицу Си-стрит на следующее утро. Простое на вид угловатое здание походило больше на вытянутый кирпич, чем на средоточие дипломатической мощи США. После длительной процедуры досмотра меня встретила помощница Кайла Скотта и повела, ритмично постукивая черными шпильками, по тусклым коридорам, застланным линолеумом. Наконец мы очутились у двери с табличкой «Управление по делам России».

Она открыла дверь и показала рукой:

— Пожалуйста.

Я прошел в небольшой офис из нескольких помещений. Она проводила меня в угловой кабинет:

— Господин Скотт сейчас подойдет.

Обычно угловой кабинет призван подчеркнуть начальственное положение, но, осмотревшись, я отметил, что это, пожалуй, единственная примета статуса Кайла Скотта. Кабинет был тесноват, здесь едва хватало места для письменного стола, двухместного диванчика, журнального столика и пары стульев. Я расположился на диванчике и стал ждать.

Через несколько минут в кабинет в сопровождении помощницы вошел Кайл Скотт.

— Добрый день, господин Браудер.

Кайл Скотт, мужчина примерно моего роста и возраста, с близко посаженными карими глазами, одет был в белую рубашку с красным галстуком и серый костюм — типичный мундир вашингтонского бюрократа.

— Благодарю, что вы согласились на встречу, — сказал он, великодушно не упомянув, что это я просил о ней.

— Это вам спасибо, что уделили мне время, — ответил я.

— У меня есть для вас кое-что, что должно вас порадовать, — произнес он с улыбкой заговорщика. Его помощница — девушка в сером брючном костюме с ярко-красным шелковым шарфом, повязанным вокруг шеи, — делала записи в блокноте. Скотт развернулся и взял со стола заполненную документами папку — там наверняка лежала вся аналитика обо мне и Сергее, как и предполагал Джонатан. Скотт свел ноги и, положив папку на колени, достал из нее один листок.

Я был заинтригован.

— Что это?

— Господин Браудер, в начале каждого года Госдепартамент публикует доклад о соблюдении прав человека, и в этом году в доклад внесены два очень сильных абзаца о деле Магнитского.

Я слышал, что международные неправительственные организации типа «На страже прав человека» или «Международной амнистии» круглый год работают над тем, чтобы включить в этот доклад то или иное дело, а тут вдруг Кайл Скотт сам предлагает мне это на блюдечке.

Может быть, в других делах это имело большое значение, но не в нашем. Российскому правительству наплевать на пару абзацев в американском правительственном докладе о правах человека. Российские власти активно покрывали масштабное преступление, и единственное, на что им было не наплевать, — это реальные последствия.

Кайл Скотт смотрел на меня, ожидая реакции.

— Могу я ознакомиться с текстом?

Он протянул мне листок. Я прочитал текст — он звучал достаточно жестко, но это всего лишь слова. Я взглянул на Скотта и вежливо произнес:

— Это замечательно. Я благодарен вам. Но у меня есть еще одна просьба.

Скотт сменил позу, как бы в некоторой неловкости, а его помощница подняла взгляд от своих записей.

— Да, конечно, я вас слушаю.

— Дело в том, господин Скотт, что мне стало известно о нормативном акте, который, как я полагаю, будет весьма кстати в деле Магнитского. Речь идет о президентском указе за номером 7750, который может применяться для запрета на въезд в Соединенные Штаты коррумпированным иностранным чиновникам.

Скотт выпрямился и парировал:

— Мне известно об этом указе. Но какое он имеет отношение к данному делу?

— Указ применим в нашем случае, поскольку очевидно, что чиновники, ответственные за гибель Сергея, являются коррупционерами и, следовательно, подпадают под действие указа. Госсекретарь должен запретить им въезд в США.

Помощница лихорадочно записывала за мной, как будто я наговорил раза в три больше слов. Они не ожидали, что беседа примет такой оборот. Джонатан Вайнер был прав.

Это было не то, что им хотелось слышать, поскольку с тех пор, как в 2008 году президентом США стал Барак Обама, Белый дом в отношении России вел политику умиротворения. Американская администрация даже придумала ей особое название — «перезагрузка». Она была призвана восстановить подпорченные отношения между Кремлем и Вашингтоном, но на деле это означало, что Америка готова закрывать глаза на нелицеприятные эпизоды в России, пока Кремль демонстрирует сотрудничество в сфере торговли, ядерного разоружения и других областях. Правительство Соединенных Штатов могло, разумеется, включить несколько пассажей в доклад, чтобы выразить свою «озабоченность» нарушениями прав человека, но главная политическая линия сводилась к тому, что США будет активно бездействовать по этому поводу.

Я просил о вещах, которые шли вразрез с этой политикой, и Скотт неожиданно оказался на тонком льду.

— Сожалею, господин Браудер, но... я по-прежнему не вижу, как указ номер 7750 можно применить в деле Магнитского, — сказал он уклончиво.

Я понимал, что Скотт находится в неудобном положении, но вместо того чтобы отступить, я решил проявить настойчивость:

— Как вы можете так говорить? Эти чиновники похитили у россиян двести тридцать миллионов долларов, а затем убили человека, который раскрыл это преступление. Они «отмыли» украденные деньги, и теперь ряд государственных структур занимается крупномасштабным сокрытием следов преступления. Указ 7750 издан именно для таких случаев!

— Но, господин Браудер, я не... невозможно будет доказать, что упомянутые лица действительно совершили то, о чем вы рассказали, — твердо заявил он.

Я пытался сохранять спокойствие, но чем дальше, тем труднее это давалось.

— В двух абзацах, которые вы мне только что показали, некоторые эти чиновники названы поименно, — сказал я с вызовом.

— Да... но ведь...

Я повысил голос:

— Господин Скотт, с момента распада Советского Союза это самый вопиющий и самый задокументированный случай попрания прав человека. Независимые эксперты признали причастность конкретных российских чиновников к смерти Сергея. Я готов изложить вам факты.

Наш разговор отклонился от запланированного Скоттом сценария, и теперь он желал побыстрее завершить встречу. Он дал знак помощнице, та перестала делать записи и встала. Я тоже поднялся с места.

— Сожалею, господин Браудер, — произнес он, провожая меня до двери, — но я должен идти на следующую встречу. Буду рад обсудить с вами подробности в другой раз, но не сейчас. Еще раз благодарю за визит.

Я пожал ему руку, прекрасно понимая, что других встреч с ним не предвидится. Помощница Скотта молча проводила меня до выхода из здания.

Я покинул здание Госдепартамента, испытывая досаду и разочарование. Направившись пешком на восток в сторону Капитолийского холма к месту следующей встречи, я вскоре оказался в Национальной аллее. Надо мной нависло серовато-грязное небо. Навстречу, что-то оживленно обсуждая, приближались два молодых человека, лет двадцати, в синих пиджаках с медными пуговицами и бежевых брюках. У них еще подростковые прыщи не прошли, а они уже работали в Вашингтоне, играя в управление государством. Я был чужой в этом мире. Кто я такой, что думаю, будто у меня есть шанс чего-то добиться в Вашингтоне? Когда я встретился с Джонатаном, мне уже стало понятно, как мало я разбираюсь в политике. Это подтверждала и моя неприятная встреча с Кайлом Скоттом.