Слава Бродский - Страницы Миллбурнского клуба, 2
Мальчишки пишут американским школьникам, которые уже побывали у нас и подружились с ними, что приехать сможет только один из них, второго могут взять только одиннадцатым. Из Америки приходит официальная бумага, что они в этот раз согласны принять одиннадцать. Ура! Казалось бы, дело сделано.
Ан, нет. Радость оказалась преждевременной. Из Министерства просвещения СССР сообщили, что коллективная виза на десять человек уже оформлена, и поздно что-либо менять. С Министерством просвещения, да еще СССР, выяснять отношения было бесполезно. Сеня просил нас сильно не переживать, Америка от него никуда не убежит. А Миша пожил месяц в Америке, поучился в американской школе и даже поиграл в американский футбол в школьной команде.
Чудо
Несколько раз я был в Израиле во время службы сыновей в армии. В один из приездов я входил в состав группы ученых, которых Сохнут пригласил из бывшего Советского Союза для двухнедельного знакомства с Израилем, его научными и техническими достижениями. Всего нас было сорок человек, и программа нам заранее не была известна. Я сообщил сыновьям, что прилетаю, но куда нас повезут из аэропорта, представления не имею. Поэтому позвоню из гостиницы. На том и договорились.
Прилетаем. Нас встречает шикарный автобус с представителем Сохнута и везет в гостиницу в Иерусалим. Оформляемся в гостинице. Поднимаюсь в свой номер. Едва успеваю переодеться, стук в дверь. Открываю, и... немая сцена. На пороге Мишка в форме и с автоматом на плече. Откуда узнал? Как отпустили? Что за чудеса на Земле обетованной?
Миша долго не стал меня томить и объяснил чудо. Он поделился со своим командиром, что прилетает отец по приглашению Сохнута, но где поселят гостей, неизвестно. Командир, родной дядька которого оказался каким-то чином в Эль-Але (израильская авиационная компания), позвонил тому и выяснил, каким рейсом прилетает наша группа, а в Сохнуте назвали забронированную для нас гостиницу в Иерусалиме.
– Ну ладно. Понимаю, что хочешь встретиться с отцом. Сегодня я тебя отпускаю, но завтра мы входим в Ливан. К десяти утра ты должен вернуться. Если опоздаешь, крепко меня подведешь.
– Спасибо, не подведу.
Мишка переночевал со мной в гостинице, а наутро мы прощались с ним перед нашим автобусом, и водитель спросил, что за парень. Я с гордостью ответил, что это мой сын, и он должен успеть на «тахану мерказит» (центральный автовокзал), чтобы во-время вернуться в часть. Тогда водитель обращается к нашему гиду и говорит, что это немного в сторону от нашего маршрута, но он думает, что не будет возражений, если мы довезем солдата до вокзала. Возражений не последовало, и Мишка был рад, поскольку уже начал волноваться, как бы не опоздать.
С прощанием у автобуса связана еще одна история, которая ярче любых слов говорит об отношении народа к Цахалу, своей армии. Я и жена до последней минуты стоим у автобуса, на котором должны уехать наши мальчишки, Миша и Сеня, чтобы вовремя вернуться каждому в свою часть. Вот уже водитель гудит, что пора садиться. Прощальные объятия, и оба в форме и с автоматами входят в автобус. А автобус уже заполнен пассажирами, и не осталось двух мест рядом. Тогда к нашему полному изумлению весь автобус встал, и только после того, как два солдата сели вместе, остальные заняли свободные места.
Ирушалаим
Семен, будучи студентом, подрабатывал репетиторством по математике и поделился с Мишей:
– У меня в группе есть студентка, очень красивая эфиопская девушка по имени Ирушалаим. Ты же собирался жениться на темнокожей девушке. Хочешь, познакомлю?
А Миша и в самом деле еще задолго до эмиграции вдруг за семейным столом заявил, что он женится на темнокожей девушке. Это вызвало полное недоумение. С чего вдруг? В близком окружении такие девушки отсутствовали, и все забыли об этом. А Сеня вспомнил. И познакомил.
Ирушалаим родилась в дороге. Эфиопские евреи, гонимые и преследуемые, четыре года пешком перемещались в сторону Израиля. Наконец они добрались до места, куда Израиль смог отправить за ними самолеты и привезти на обетованную землю. Дочь назвали по имени священного города, о котором они никогда не забывали.
Про необычную пару Михаэль-Ирушалаим узнал один журналист, и в газете появилась фотография, на которой Миша обнимает свою подругу за талию, а под ней подпись: Ирушалаим в его руках!
На свадьбе ее отец Абрахам (а мать зовут Эстер. Как вам нравятся эти эфиопские имена?!), сказал:
– Если Миха приехал сюда из Сибири, а Ирушалаим пришла из Эфиопии, и здесь они встретились, значит, их встреча – от Бога.
Под хупой мы все стояли вместе. Рабай говорил положенные речи, а когда Миша, в память о разрушенном храме, разбил стакан и произнес традиционное «Пусть отсохнет моя правая рука, если я забуду Ирушалаим», гости, а их было около четырехсот человек, дружно засмеялись двойному смыслу этих слов.
Осталось добавить, что Ирушалаим преподает математику в старших классах школы, и у них растут две потрясающие молочные шоколадки, нам на радость.
Виски
Вскоре после женитьбы я познакомился в Ленинграде с дядей жены, которого звали Нахим. Он был меломаном, почти не пропускал концерты в филармонии, играл на многих инструментах, а по молодости даже подрабатывал тапером в кинотеатре.
Однажды, в пижаме и тапочках, он пошел выносить мусор. Десять минут нет, полчаса нет. Жена начинает беспокоиться, спускается во двор. Мусорной машины нет, около подъезда стоит пустое мусорное ведро, а Нахима нет. Опросила соседок по подъезду. Видели, как выносил, а куда потом делся, не знают. Проходит час – нет Нахима. Тетка звонит по ближайшим больницам – такой не поступал.
Нахим явился через два с половиной часа.
– Нахим, где ты был?! – тихо спросила наглотавшаяся валерьянки тетка, у которой кричать не было сил.
– Галенька, – с виноватой улыбкой оправдывался Нахим, – понимаешь, я выбрасываю мусор вместе с нашей знакомой из соседнего подъезда, и она мне говорит, что у нее пропадает билет на концерт в филармонию, не хочу ли я пойти? Времени оставалось в обрез. Я уже не успевал вернуться домой.
– Господи, ты посмотри, в каком ты виде – пижама и тапочки!
– Галенька, ну и что, меня же там все знают.
В этом весь дядя Нахим. С первой встречи мы понравились друг другу, и он неожиданно прибежал проводить меня, заскочил в купе, достал бутылку виски, два бутерброда.
– «Белая лошадь», – с желанием поразить сказал он, откупоривая бутылку, и налил в стоящие на купейном столике стаканы. – Ну, за знакомство и счастливого пути!
Я еле допил до конца. Жидкость была до того противна, что я с трудом уговорил организм не вернуть ее обратно, спешно закусил бутербродом с докторской колбасой и от предложения повторить категорически отказался.
С той поры даже при упоминании виски внутри становилось нехорошо.
Много лет спустя, уже в Америке, мы зашли в гости к нашим друзьям, сын которых владел винным магазином и профессионально разбирался в спиртных напитках. Сын пришел с бутылкой виски в красивой картонной упаковке. Когда я отказался от виски в пользу водки, он сильно удивился и спросил, пробовал ли я когда-нибудь это виски? Пришлось рассказать ему о моем купейном опыте. Он с сочувствием посмотрел на меня.
– «Белую лошадь» можно сравнить только с самой дешевой водкой, которую в России называли «сучок» и получали из древесного спирта. Приходилось пробовать?
– Приходилось. Жуткая гадость.
– Вот и виски бывают разные. Рекомендую попробовать.
Попробовал. Да, слово то же самое – виски, а все определения по сравнению с «Белой лошадью» – сплошные антонимы. Спасибо, «Голубой ярлык», – кончилось заблуждение, длившееся много лет.
Хор
В школе решили создать хор. Добровольцев петь в хоре оказалось мало, и директор школы решил проблему просто. Целиком два класса, в которых он преподавал литературу, после уроков в принудительном порядке повели петь. Директор был очень жестким, даже грубоватым человеком и абсолютным хозяином в школе, которого боялись и ученики, и учителя. При этом он блестяще преподавал литературу и высоко ценил мою грамотность и мое отношение к своему предмету. Но тут нашла коса на камень. На мои слова, что у меня нет ни слуха, ни голоса, он реагировал, как мне казалось, с издевкой: «Запоешь – появятся».
Начался мой протест против насилия. Если не удавалось сбежать с репетиций, я громко фальшивил в заднем ряду. В итоге меня, к моей радости, удалили из хора. А дальше возникла совершенно непредвиденная ситуация.
Хор запел, причем, так, что стал побеждать на разных фестивалях. Его часто приглашали участвовать в концертах, а на следующий после очередного концерта день участников хора не спрашивали на уроках. Я был единственный в классе, который не пел, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я начал сопротивление. Директор вызывает меня к доске, а я отказываюсь отвечать. Он ставит мне кол и предупреждает, что я доиграюсь. В следующий раз упрямо повторяю то же самое, получаю второй кол и угрозу сделать припарки. Как быть? Я понял, что победить мне не удастся, и третий кол может привести к непоправимым последствиям. Поэтому на третий раз я решил очень хорошо подготовиться.
