Александр Иванин - Живые в эпоху мёртвых. Дилогия
Разборы завалов продолжались до обеда. Трупы складывали рядком прямо на землю. Раненых переносили в столовую. Старик и внуки сидели вместе на одной кровати, закутавшись в старые армейские шинели. Сережка отжился. Похоже, детская психика быстрее адаптировалась к новой страшной действительности, а может близость и поддержка близких людей сыграли свою роль. Побывав в столь жестком переплете с нападением морфов и обрушением крыши и верхнего этажа здания, вся компания отделалась очень легко: царапины, ушибы, да еще Валерка умудрился подвернуть ногу. По сравнению с остальными они были невредимыми счастливчиками.
Настоящим счастьем было то, что Зоя заговорила. Приятный мелодичный голос, абсолютно соответствовал ее внешности. Но Зоя ничего не могла рассказать о себе. Она даже имени своего не помнила. Остались какие-то обрывки воспоминаний. Большой дом. Улыбающийся ей мужчина на большой машине, который, наверное, был ее отцом, море большое и красивое, нежного сине-зеленого цвета. Еще она помнила деревья и светящие сквозь них солнечные лучи. Больше в ее памяти не осталось ничего. Говорила Зоя неуверенно и неохотно. Казалось, что она стесняется своей обретённой речи. Ее оставили в покое.
На этом вопрос о закрытии эвакопункта был решен. Он и так располагался слишком близко к зазомбяченным территориям, единственным его преимуществом был корпус, целиком переоборудованный под обычную больницу, да большие склады, которые существенно проредили за прошедшее с начала катастрофы время. Провианта там оставалось примерно на месяц не больше, а оружие и боеприпасы уже практически полностью вывезли. От больницы остались только воспоминания.
Во второй половине дня к старика пригласил к себе главврач больницы. Теперь он не походил ни на Христа, ни на святого. Интеллигентное лицо с тонкими чертами лица сейчас страшно опухло и было бордовым как свекла. Глаза врача из карих стали черными, белки глаз покрылись сеткой напряженных сосудов и по цвету были чуть светлее, чем лицо. Сейчас он напоминал больше демона из преисподней.
- Федор Ефимович, - начал он разговор хриплым больным голосом. - Мне некуда пристроить ни вас, ни детей. Возможно, поодиночке получится вас всех пристроить к кому-нибудь, но вы же на это не согласитесь.
Медик выдержал паузу и продолжил:
- Дети восстановились, но все же им нужно лечение и реабилитация. Возможно, я поступаю подло, но мне ничего не остается, как повесить ответственность за их судьбу на вас. Поверьте, у меня нет выбора.
- Не переживайте. Я вижу и понимаю, что вокруг происходит. Я намного крепче, чем выгляжу со стороны. Я хорошо помню, как мы жили во время войны. Тогда выдержали и сейчас не пропадем.
Доктор горько улыбнулся. Он уже не помнил когда нормально ели и когда спал вообще. В последнее время он периодически проваливался в забытье, но потом снова усилием воли поднимал себя и шел спасать жизни людей. Сначала организм врача сопротивлялся, навязывая свои физиологические потребности, но потом сдался воле своего хозяина и теперь молча тащил на себе бессменную вахту, отдавая свои последние резервы далеко за гранью своих возможностей.
- Я вас отправлю с очередной партией в поселок Прогресс. Что там происходит, я не знаю. Туда должны были вашего оператора вместе с вами отправить. Там на месте попробуйте определиться сами. Больше я ничем вам помочь не смогу. У нас только сутки на ликвидацию эвакопункта. После ночной стрельбы к нам валом прут зомби. Отстреливаться не успеваем. Будьте готовы. Через час в Прогресс отправляется колонна машин.
Врач протянул ему тонкую картонную папку.
- Там документы на вас и детей. Когда будете садиться, покажете папку начальнику колонны, он вам поможет. На новом месте покажите документы начальству. Там должен быть такой человек - полковник Болотин. Постарайтесь его разыскать. Там для него письмо лежит.
- Спасибо вам.
- Не стоит благодарностей. Я сделал все что мог, но этого катастрофически недостаточно. Идите.
Сборы были очень короткие. Вещей у деда и ребят вообще не осталось, даже одежда, которая была на них пришла в полную негодность. Примерно минут сорок ушло на то, чтобы полностью переодеться и подобрать новую обувь. Еще когда они переодевались к старику подошел Слава.
- Эх, дед. Везучий ты. Бережет тебя судьба. Точно говорю. Наблюдаю за тобой с самого приезда. Хочется тебе что-то хорошее сделать. Правильный ты. Мало таких людей. Все шкуру свою спасают, а ты суразят целую ораву набрал. Возьми вот.
Слава протянул старику черный портфель. У Ефимыча глаза полезли на лоб. Слава протягивал ему тот самый портфель, который сопровождал его по жизни все последние пять с половиной лет. Там была книжка между страниц которой лежали три самые дорогие ему фотографии. Стрик не выдержал, плечи его часто задрожали, он не смог сдержать слез.
- Мы в твоей каморке портфель раскопали. Сам не знаю, как про тебя вспомнил. Помню, что у тебя в руках его видел.
Старик, было попытался, сказать спасибо, но вместо слов из горла вырвался непонятный стонущий всхлип. Но спасатель его понял.
- Дед. Это мне тебя благодарить надо. Спасибо тебе и поклон земной. Возьми вот еще. Вспомни меня как-нибудь добрым словом и помолись за меня. Помолись обязательно. Тебя Бог услышит, а то я грешный, наверное, и докричаться не смогу.
Слава протянул ему небольшую спортивную сумку. Внутри сумки лежали в картонных заводских коробках желто-зеленые патроны для пистолета Макарова и два сами пистолета в черных кобурах. Патронов было много, вес сумки говорил именно обэтом.
- Так как же...- начал старику удивленно уставившись на спасателя.
- Не сомневайся дед. Бери. Патроны сейчас первая валюта в новом мире. Больше помочь ничем не могу, - слава решительным движением остановил руки старика, которые начали протягивать ему обратно сумку с патронами и оружием. - Нет, дед. Обратно не возьму. Твое теперь это и ребят твоих тоже.
Слава как-то грустно посмотрел на стариковские руки с темными пятнами на сухой коже.
- Не поймешь ты, дед. Вину мне с себя снять нужно. Гнида я последняя. Уже который день места себе не нахожу, - Слава пожал плечами. - Все искупить пытаюсь, и не получается. Помолись за меня, чтобы шанс мне выдался грех тяжкий искупить. Прощай дед.
Слава пожал старые руки и пошел от них не оглядываясь.
Старик почувствовал себя неудобно. Не умел он молиться по-настоящему. Старик спеша обулся, чтобы успеть догнать Славу, но спасателя уже и след простыл. В следующий раз он увидел его на выезде из эвакопункта. Крепкий мужчина в красной грязной куртке махал им рукой на прощание. Стрик прижал пальцы к стеклу и перекрестил силуэт мужчины.
Выехав за ворота, колонна перестроилась. Вперед выехал бронированный автомобиль тигр с крупнокалиберным пулеметом и автоматическим гранатометом на крыше. Они ждали, пока дозорный автомобиль уедет вперёд метров на сто или сто пятьдесят. Затем тронулся, обвешанный бронелистами, Урал с пулеметами. Следом пошел тентованнный КАМАЗ, два автобуса и вахтовка на базе дизельного грузовика ГАЗ. Колонну замыкал еще один грузовик ГАЗ 'Егерь' с пулеметом в кузове.
Старик с детьми ехал в той самой вахтовке. Мимо окна проносились сцены разрухи и запустения. Разграбленные или вообще сгоревшие магазины и заправки, опустевшие города и поселки, человеческие костяки на обочинах дорог, брошенные и разбитые автомобили. Живые люди и едущие автомобили были редкостью. Но один раз они даже видели небольшой самолет, летящий над дорогой. Смерь прежней цивилизации, все еще длилась, затянуто и мучительно.
Врач Илья Александрович погиб через три дня. Безошибочно почувствовав приближение смерти, которой из последних сил пытался сопротивляться вконец загнанный организм, он обвязался взрывчаткой и поехал в то место, которое облюбовал, нападающий на колонны морф. Врач отдал свой последний долг человечеству, он взорвал себя вместе с парой омерзительных тварей, польстившихся на одинокую шатающуюся фигуру, еще живого человека.
Глава 17
Бойня
Бочкин вернулся в накопитель рано утром. Как не убеждали его вояки накопителя в том, что в эвакопункте его не будут нагружать беженцами, но все равно, там ему всучили аж тридцать пассажиров. Хоть он и объяснял эвакуационщикам, что машина не приспособлена для перевозки людей, что везет он оружие и боеприпасы, что тент КАМАЗа продувается насквозь и сидеть в кузове вообще-то не на чем, и что лучше везти людей в накопитель на автобусах, но все равно ему погрузили чуть ли не навалом тридцать мужчин, женщин и детей. Беременную он взял с собой в кабину, а сзади в спальнике разместили семерых ребятишек - тех, что поменьше.
В дороге он несколько раз сумел поссориться с водителем Гавриловым. Бочкин шоферню не любил. По его собственному мнению менталитет любого профессионального водителя застыл на уровне четырнадцатилетнего подростка и в дальнейшем только бесцельно деградировал. Бочкина раздражали тупой шоферский гонор и вечное пустое бахвальство. После пяти лет службы в армии и очередного ранения он убежал на гражданку. Вернувшись на Родину, он устроился в ту самую заготконтору из которой ушел в армию, но устроился уже на должность кладовщика-учетчика. Спустя три года, они, по настоянию его амбициозной супруги, перебрались сначала в Новосибирск, потом в город Владимир, а буквально полтора года назад он переехал к очередной жене в подмосковные Мытищи. Всю жизнь он работал то завхозом, то завскладом, то директором по общим вопросам. Больше всего на работе он ссорился именно с водителями, ну не везло ему с работниками баранки и домкрата.