Мертвец Его Величества Том 2 - Вадим Александрович Оришин
Впрочем, это всё равно мало что меняет. Нет гарантии, что он сможет удержать даже свои земли. Среди погибших было очень много его людей. Собственно, наш разговор не мог закончиться иначе, я теперь это вижу. Алан слишком хорошо понимал, что для него всё кончено. Прирежут, не сразу, так через время. В других местах дела шли ничуть не лучше. Я, к слову, внимательно прошерстил потусторонний мир на полях сражений, выискивая среди погибших дворян и офицеров, их опыт мне пригодится в будущем.
Церковь спешно пыталась восполнить потери среди высших чинов (Чезаре сказал, что они сами пока не определились и склоняются то к примархам, то к патриархам), ведь из десяти этих самых примархов погибли семеро, а вместе с ними и прямые подчинённые, что участвовали в походе. Соответственно, заняты Светлые отцы были внутренними проблемами, ресурсов на внешнюю политику у них не оставалось совершенно. Многое было поставлено на этот поход. Провал, да ещё такой, ломал все планы.
А без церкви, без авторитетных сильных дворян, без связующего звена иерархия, и без того на ладан дышащая, посыпалась. Это же средневековье, здесь наций нет, общность определяется либо религией, что для этого мира незначительно, либо правителем. И правитель вроде бы есть, Хаарт никуда не делся, но с ним всё сложно. В общем, разброд и шатание. Последний фактор, способный удержать дворянство в рамках одного государства, — противостояние внешним силам, и то уже перестаёт быть актуальным. Насколько я узнал, дворяне приграничных территорий один за другим переходят под вассалитет соседних правителей.
И у меня насчёт всего происходящего были свои соображения и планы.
— Мы же установили! Моя сила — сила смерти. А значит, при превращении она должна сохраниться в том виде, в каком существует сейчас! — продолжала наседать девушка.
Мы находились в моём кабинете. Только кабинет переехал, моя крепость перестраивалась стахановскими темпами, В очередной раз я переделывал свою цитадель под новые реалии, что становится уже традицией. Правда, бетон ломать оказалось очень сложно, хорошо ещё, нулевой уровень сделал максимально продуманным, чтобы под любые будущие нужды подготовить.
— Мы теоретически предполагаем, что твоя сила сохранится. Как оно будет на деле — неизвестно совершенно, — приходится в очередной раз повторять то, что я озвучивал уже не раз. — Я не имею права терять твою силу, Илия. Пока у меня не будет надёжного альтернативного источника хотя бы серной кислоты — нечего и говорить о твоём превращении.
Такая тяга к самовыпиливанию сначала вызывала у меня некоторые подозрения в психологическом здоровье Илии, а также в её адекватности. Узнав её получше, могу сказать — Илия вполне адекватна и действительно имеет проблемы с психикой. Всему виной… своеобразная судьба молодой волшебницы.
Илия — незаконнорождённая дочь какого-то столичного аристократа. Родитель свиньёй не был, передал девочку своему другу, в хорошие руки отдал, так сказать. И сначала всё шло неплохо, о происхождении Илии знали только её мать (но та, естественно, рассказала бы о таком только под пытками, незачем ей было лишаться тёплого и уютного положения содержанки), сам отец и новые родители. Последние приняли девочку, как родную и ждала бы Илию счастливая жизнь. Если бы не проявились магические способности.
Новая мама оказалась фанатичной последовательницей какого-то там Хаммараса, бога, в том числе ответственного за погребальные обряды. И некромантов последователи этого бога ненавидели самой лютой ненавистью. Поэтому, как только стало ясно, какой силой обладает Илия (на первом этапе ясно только, что владеет ребёнок магией смерти, а уж каким её аспектом — это дело открывается сильно позднее), жизнь девочки превратилась в ад. Настоящему родителю (который о новом статусе ребёнка узнал далеко не сразу) такое не понравилось. Забрать Илию себе папаша, естественно, не мог, но девочку от буйной женщины отнял и передал (временно, как предполагалось) в приют.
В приюте, по описаниям Илии, было одновременно и хуже, и лучше. Конкретно на неё никто больше не извергал потоки ненависти и лютого презрения. Однако там всем детям сразу жилось далеко не сладко, так что особо позитивнее жизнь девочки не стала. Но её ждала судьба волшебницы, отец подыскивал для неё наставника и учителя, что будет воспитывать и заботиться о ребёнке, но не успел.
Красивую девочку изнасиловали старшие ребята. Это вызвало ожидаемый всплеск магических сил (правда, не во время процесса, уже после него), Илия убила своих обидчиков и покинула приют. Стала разбойницей, не понимая, что может быть нормальным магом, и те живут куда лучше бандитов. Но нет, ввязалась в плохую компанию и понеслась во все тяжкие. В угаре прошло два года. Её первая и основная банда, зная предысторию девушки и что она сделала со своими обидчиками, разумно решили всем составом не рисковать. К самой девушке если и подкатывали, то максимально мягко и учтиво (мужчин Илия не возненавидела, признавшись, что насиловавший её мальчик ей, так-то, нравился, и вообще она была бы не против, если бы он был один, а не в компании друзей) и даже какие-то отношения у них там между собой были, остальные никого на глазах Илии вели себя адекватно, свои мужские потребности восполняя исключительно в предназначенных для этого местах, то есть борделях. Возможно, там они и позволяли себе вольности, но делали это незаметно для волшебницы, либо в её отсутствие.
А вот новые члены банды, похоже, были какими-то отмороженными. Илия отказалась рассказывать, что конкретно они там натворили, но кончилось всё массовой резнёй в исполнении мага смерти. Девушка вдруг осознала, что долгое время творила какую-то дичь, прибилась к путешествующей семье. Попробовала начать жизнь. И снова какое-то время всё шло хорошо, спутники казались ей добрыми людьми. Муж, жена, двое уже подросших детишек. И всё было замечательно, пока не выяснилось, в кого всё это семейство верит. В Агасию Бледную, богиню, печально известную тягой к каннибализму.
На этом месте я искренне проникся пониманием к последователям Светлой Матери и их стремлением подрезать крылья всяким мелким божкам. Да, я понимаю, что восемь из десяти богов — ребята исключительно позитивные. Боги торговли, кузнечного дела, столярного дела, рыбалки, охоты, и всех прочих хороших вещей и занятий. Но паршивая овца портит всё стадо, да.
В общем, Илия в очередной раз пережила крах всех своих представлений о мире и в таком состоянии попала к Светлым отцам. Те (писаясь от радости, как я подозреваю) прополоскали мозги девушке уже своим чистящим средством, и уверили Илию, что теперь-то она в правильной компании, и всё будет хорошо, волшебница направит свои силы исключительно на благо мира и тому подобное. А чуть позже пожаловали те весёлые ребята, что считают всех женщин-волшебниц порочными и подлежащими уничтожению. Их речи психического здоровья девушке не добавили. Ну и в конце появился я, окончательно добив Илию.
Добив в том плане, что её картина мира ломалась раз от раза, и теперь девушка вообще не знает, во что верить. Не понимает, что хорошо, а что плохо. Её разрывает от противоречивых эмоций, а это несомненно плохо. Однако я собираюсь содержать её в максимально комфортных условиях, и картину мира в очередной раз ломать не буду.
— Зачем? — Илия судорожно искала варианты убиться побыстрее.
Причём самоубиться она не могла, не хватало воли и решимости.
— Мне нужен порох.
Я высыпал на стол горстку порошка.
— Это оружие нового мира. Оружие, которое принесёт в наши земли мир.
Мир под моим началом.
— Оружие? — девушка с сомнением посмотрела на порох.
Я взял бумагу и скатал её в трубку.
— Если сделать из хорошей стали вот такую трубку, закупорить с одной стороны, засыпать с другой порох, затем положить пулю, стальной шарик по диаметру трубки, это будет ствол. Поджигает порох, и пуля вылетает с такой скоростью, что не уследить глазами. И летит она на сотни шагов.
Илия нахмурилась.
— И как оружие может принести мир?
Улыбаюсь.
— Илия, давай представим, что я ударился головой и помешался на па…
Не смог выговорить слово — пацифизм, не нашёл ему аналогов в местных языках, слишком дикое было слово для этого мира.
— Неприятии насилия как такового. Распускаю всю армию и живу в мире. Но приходят наши соседи и говорят: мы вас захватываем. Мы отвечаем, что не приемлем войну. Они говорят:
