Даль Орлов - Место явки - стальная комната
— Нет, — испуганно ответила консьержка. — Он здесь недавно.
— Куда выходят его окна, этаж?
— Третий этаж, окно во двор.
— Чердак открыт?
— У нас всегда открыт, — почему-то вздрогнула консьержка.
— Хорошо, — Хольм прошел в лифт.
…Через слуховое окно чердака Хольм видел окно комнаты Грюне на третьем этаже.
Молодой человек, откусывая бутерброд и запивая его молоком, одновременно изучал газеты. Время от времени большими ножницами он вырезал из них какие-то статьи и заметки. Отработанные газеты бросал в мусорную корзину.
В лаборатории на отдаленном хуторе профессор говорил Зандерсу, манипулируя с приборами и порошком:
— Эти бактерии, помещенные в нефтяные цистерны, образуют взрывчатый газ. И никому в голову не придет, отчего цистерны взлетают в воздух. Позавчера процесс продолжался десять минут. А я хочу довести до пятнадцати.
Вошел Эрвин Грюне с большой пачкой бумаг в руке. Это вырезки из газет и фотографии, которые он сделал на улице Тегнера после убийства.
Профессор перебрал их. Задержался на одной — Карин в машине отца.
— А это кто?
— Не знаю. Сидела в машине инспектора.
— Хорошенькая… — констатировал профессор и стал тасовать газетные вырезки: — Так… так… ясно… Это на досуге… Это тоже… Вот, интересно… Так…Все-таки нейтралы поразительно наивны. В цензуре у них олухи: все, что нам надо, пресса разбалтывает. Пожалуйста: оптическому заводу требуются… Ясно: делают авиаприцелы. Увеличение производства сталелитейного… Трубы? Пушки? Разберемся… Английский транспорт «Дарлингтон» с вооружением и продовольствием на борту отходит отходит в среду, в девятнадцать… В среду, в девятнадцать?.. Неплохо, Эрвин. Об этом надо срочно сообщить.
На лице Эрвина удовлетворение.
— Только не покупай газеты в одном месте, «хвост» поймаешь… — И тут профессор одну из вырезок задержал. — Ого!.. «Театр «Под горой» проводит набор актеров, пригодных для исполнения ролей в спектакле «Наташа Ростова» по роману русского писателя Лео Толстого «Война и мир».
— Да, они решили продолжать, — подтвердил Эрвин.
Профессор метнул взгляд на Эрвина, который в это время смотрел в сторону.
— Глаза! — потребовал он.
Когда глаза профессора и Эрвина встретились, профессор продолжал возмущенно:
— Они будут показывать, как русские разгромили французов?! Сегодня?! Когда мы у Сталинграда? Кто у них главный?
— Стен Экман, — доложил Эрвин Грюне.
Профессор выдвинул из стены узкий ящичек с алфавитным указателем, быстро перебрал карточки… Одну вынул. Глядя в нее, читал:
— Есть такой. Стен Экман. Это наш враг. Начинал в Испании, теперь здесь. Театральный деятель. Входит в комитет помощи детям Ленинграда.
— Помощь?! — усмехнулся Зандерс. — Гроши!
— Не в сумме дело, — возразил профессор. — Дело в направлении мыслей. Он настраивает людей против рейха… Ох, уж эти нейтралы! Они нейтралы, пока мы следим за ними.
Профессор вернул карточку на место, задвинул ящик.
— Эрвин, мальчик мой, — обратился он к Грюне. — Сделай все, чтобы представление не состоялось.
— Мы стреляли — их это не остановило, — заметил Эрвин.
— Кроме пуль, у нас есть и еще кое-что, — сказал профессор. — У нас есть мы. Я на тебя надеюсь. Это приказ, — серьезно заключил профессор, а потом улыбнулся своей обаятельной улыбкой.
…В подвале фермы радист работал ключом, передавая по рации шифрованную информацию. Вошел профессор и положил перед ним еще один листок. В эфир полетели цифры. Бегущей строкой возникает титр: «Английский транспорт «Дарлингтон» с крупным грузом оружия и продовольствия на борту транзитом выходит курсом Мурманск в среду в девятнадцать часов…»
В ранний рассветный час машина Акселя Хольма приблизилась к дому № 18 по улице Тегнера.
Машина остановилась у подъезда в тот момент, когда мусорщик выволакивал оттуда мешок с отбросами, чтобы погрузить его на свою двухколесную тележку. Мешок он оставил на тротуаре и зачем-то вернулся в подъезд.
Быстро покинув машину, Хольм взял мешок и понес его к себе в автомобиль. Но тут появился мусорщик, догнал Хольма и стал вырывать мешок.
— Отпусти ты, вот вцепился, — сказал Аксель.
Тот не сдавался. Тогда инспектор извлек из кармана купюру и сунул в руку оцепеневшего мусорщика.
Инпектор открыл багажник и, хлопнув крышкой, скрыл свою добычу от посторонних глаз.
Машина уехала, а мусорщик растерянно стоял на тротуаре, разглядывая деньги.
В своем кабинете, расстелив на полу большой лист бумаги, Хольм вытряхнул содержимое мешка.
Секретарша заглянула в комнату, удивилась, отпрянула за дверь. Он сказал ей:
— Глория, принеси, пожалуйста, вчерашние вечерние газеты. Все, какие у нас найдутся.
— Хорошо, инспектор, — Глория скрылась.
Из вывалившегося хлама Хольм выбирал только газеты. Аккуратно сложив, перенес их на письменный стол.
Вернулась Глория с кипой газет и удалилась.
Две пачки лежали перед инспектором. Беря газету из одной, он находил аналогичную в другой и сверял их. В той пачке, что прибыла сюда в мешке, отдельные заметки были вырезаны. Сличение двух экземпляров позволяло установить, что же именно вырезалось, что интересовало того, кто покупал эти газеты в киоске. Вот сообщние о дополнительном наборе рабочих разных специальностей на оптическом заводе, вот заметка об увеличении поставок сталелитейному предприятию, цифры, объем производства. Оказалось вырезанным и сообщение о том, что английский транспорт «Дарлдингтон» отбывает в среду; была даже фотография транспорта и указывалось время его выхода в открытое море…
Хольм покачал головой. Вот еще два одинаковых номера — газета «Голос публики». Одна — с квадратным окошком. Он положил полосу с окошком на целый газетный лист, посмотрел на текст, который заполнил прорезь, и выпрямился… Это было объявление о том, что театр «Под горой» проводит набор актеров для исполнения ролей в спектакле «Наташа Ростова».
Хольм нажал на кнопку.
— Бенгт! Зайди-ка. Я тут кое-что обнаружил, — сказал Аксель Хольм.
Бенгт вошел в комнату.
— Посмотри, — Хольм раздвинул только что изученные газеты. — У нас в цензуре работают болваны. Всегда это подозревал, еще раз убедился. Или кто-то это делает специально, кому-то выгодно… Человека, который производит селекцию стратегических сведений, я видел…
— Ты выходишь за рамки компетенции, — сухо произнес Бенгт. — Тут пахнет не уголовщиной.
— Никакая уголовщина не сравнится с этим по своим последствиям…
— Начальство знает?
— Пока нет. Боюсь, что оно и не хочет знать. Так что пока помалкивай. Поработай здесь, составь справку. Вот это, — Хольм показал на гору мусора, — выброси… Я буду дома…
Карин у себя дома перед большим трюмо примеряла платье. У нее новая прическа. Хлопнула входная дверь, раздался голос Акселя Хольма:
— Дочь, ты здесь?
— Здесь, — крикнула Карин и поспешила ему навстречу.
— Вот это да! — восхитился он. — Что случилось?
— А сегодня пятница…
— Ну и что?
— Забыл?
Аксель хлопнул себя по лбу.
— Тебе — двадцать! Забыл. Вот старый дурак.
— Во-первых, не старый, во-вторых, не дурак, а в третьих, молодой и умный отец поведет сегодня свою дочь в ресторан. Как договаривались!
— Да я тебе и подарок приготовил! Сколько сейчас? — Он посмотрел на часы. — Бреюсь, переодеваюсь, и идем.
Аксель Хольм бреется в ванной комнате перед зеркалом. Карин перед трюмо в спальне завершает туалет.
Через отражение к зеркале она увидела вошедшего в комнату отца — в новом костюме, торжественного. Он улыбнулся.
— Это тебе! — Аксель надел на палец дочери колечко с блеснувшим камешком.
Она поцеловала колечко, а потом и отца…
В это вечернее время в ресторане многолюдно. Тапер тихо наигрывает на пианино, аккомпанируя скрипачу Бруно Мильесу. Две-три пары танцуют. У стены за столиком сидят Стен Экман, Карл Монсон, красавица Эрна и супруги Креппели — Курт и Грета.
— Но нам просто не хватает исполнителей на все роли… — рассуждает Стен. — Карл — это Пьер Безухов, Эрна, естественно, Элен. Курт и Грета — отец и мать Наташи, граф и графиня Ростовы, я — Болконский. Анатоль Курагин, кажется, нашелся… Но нам нужна Наташа!
— Нет Наташи — нет спектакля, — вздохнул Креппель.
— Это как с «Гамлетом». Нет в труппе Гамлета, и не берись за него! — резюмировала его супруга.
— Во мне, значит, ты Наташу не видишь?! Ты всегда недооценивал мой талант! — обиженно сказала Эрна Стену.
— Стара, стара, — засмеялся Карл. — Будешь моей женой, это не так уж плохо. Будешь мне изменять, я запущу в тебя мраморным столиком…
— Ладно, уговорил, — согласилась Эрна, улыбаясь. — Если разрешаешь изменять, я согласна.
