Саманта Тоул - Жажда скорости
По коже лезвием бритвы полоснула боль, она погружалась все глубже, врезалась в самые кости, пытая меня — я это заслужила.
Я сжимаю губы. Если я их разомкну, то, боюсь, потеряю хватку и вернусь к нему, заберу все слова обратно. Потому я продолжаю идти от единственного мужчины, которого смогла полюбить.
— Ты уходишь, потому что боишься, но я не твой отец, Андресса! Слышишь меня? Я не он. Я не умру на этой гребаной трассе!
При упоминании отца я останавливаюсь и разворачиваюсь к Каррику.
— Ты этого не знаешь! — кричу я. — Я всем сердцем верила, что мой отец там не умрет! Я, блядь, верила в это. Думала, что раз он величайший гонщик в мире, то это каким-то образом сделает его неуязвимым! Недосягаемым для смерти. Что он никогда не умрет. И я, блядь, ошибалась! — Я кричу, грудь тяжелеет от эмоционального груза. — Одно неверное движение в болиде, только и всего, и тебя не станет — навсегда. — Мой голос холоден, жесток и отстранен. Я даже не узнаю себя. — Однажды я стала жертвой своей уверенности и это разрушило меня. Больше я так не ошибусь.
Думаю, что он только сейчас действительно понял, что все это происходит на самом деле. Он отгораживается от меня, надевая на лицо маску безжалостности.
— Ты уходишь, и между нами все кончено. Как только ты выйдешь за дверь. Я не погонюсь за тобой. — Его голос огрубел, он стал серьезным, убийственно серьезным.
Я содрогаюсь от проносящегося через меня и просачивающегося в сознание страха. Крошечная часть настоящей меня вопит, что я делаю огромнейшую ошибку в своей жизни.
Нет. Я должна сделать это. Это правильное решение ради нас обоих.
Я делаю глубокий вдох. Обнимаю себя руками, и фокусирую свой взгляд на его глазах.
— В том-то и смысл… я не хочу, чтобы ты гнался за мной.
Я отворачиваюсь, но прежде вижу его наполненные разрушительной болью глаза. Это разрывает меня на куски с каждым следующим шагом, когда я ухожу от него.
— Андресса… просто, блядь, подожди… прошу! Я… я люблю тебя!
Я застываю. Из меня стремительно вырывается болезненный выдох, словно в грудь ударили его отлетевшие рикошетом слова. Тело вздрагивает, колени подгибаются, мне приходится сражаться за глоток воздуха, лишь бы устоять на ногах.
Я слышу, как он идет ко мне, его низкий голос становится все ближе.
— Прошу. Я люблю тебя. Это же должно хоть что-то значить. Просто… не уходи.
— Я тоже тебя люблю, — шепчу я так тихо, чтобы он не услышал. Но мне нужно было сказать ему это хотя бы раз.
Я дышу, преодолевая агонию, и по щекам снова начинают течь слезы. Я втягиваю воздух, чтобы набраться сил. Затем иду и не останавливаюсь до тех пор, пока не выхожу за дверь и не ухожу из его жизни.
Глава двадцать шестая
Два месяца спустя
Сан-Паулу, Бразилия
СОЖАЛЕНИЕ… оно замедляет время самым худшим из возможных способов. Как безмолвный убийца, оно скользит своими руками вокруг твоего горла и выжимает из тебя жизнь.
Даже знание того, что расставание с Карриком было правильным решением, не помогает справиться с подкрадывающимся сожалением.
Когда я сбегала, то была как в тумане, поймана в дымчатые путы паники и страха.
Но стоило туману рассеяться, как осознание врезалось в меня с силой товарного поезда. Я ощутила осадок, как после шторма, и смогла увидеть руины.
Я бросила его. Я на самом деле бросила его. Пути назад нет.
У меня никогда больше не будет возможности поговорить с ним, быть ближе… прикоснуться к нему снова.
На несколько дней я даже потеряла контроль. Я не могла отлепить себя от кровати. Не могла перестать плакать. Я совершенно расклеилась.
И все еще не пришла в себя.
Знаю, что все это звучит безумно… я кажусь безумной. Временами я думаю, что вполне могу оказаться готовой взойти на поезд слетающих с катушек. Но той ночью в Сингапуре, когда обстановка была нагнетена, я была так напугана, так поглощена своими чувствами, что не могла видеть ясно.
Сейчас же я могу видеть со всей ясностью, и скучаю по нему до физической боли. И эта боль не затихает. И даже становится только сильнее.
Мое отношение к гонкам Каррика не сильно-то изменилось. Каждый раз, когда он забирается в болид, я все равно переживаю. Все равно наблюдаю за его гонками, смотря телевизор в стенах своего дома, все время беспокоясь о нем. Единственная разница заключается в ощущении отдаленности. Думаю, когда меня там нет, мое безумие принимает более легкую форму.
Когда я ушла от него той ночью в Сингапуре, покинув трассу, я отправилась прямо в отель. Быстро собрала вещи и заказала такси до аэропорта. До Бразилии мне пришлось лететь с пересадкой в Стамбуле, что заняло большую часть дня.
Когда я была в самолете, мне звонили дядя Джон и Петра. Я получила от них голосовые сообщения. Я ответила им обоим, когда была в Стамбуле, ожидая самолет до Бразилии: оповестила их, что со мной все в порядке, и что позвоню им, когда смогу. Также о своем возвращении домой я написала маме. На тот момент я не могла ни с кем обсуждать случившееся.
Возвращение домой в Бразилию заняло вечность, и к моменту приземления в Сан-Паулу я была измотана и выжата как лимон. Мама ждала меня в аэропорту.
Увидеть ее было таким облегчением. Я упала в ее объятия сопливой и растрепанной кучей. Она ничего не спросила. Просто обняла и начала гладить по волосам, успокаивая.
Вообще-то я так и не говорила с мамой или хоть с кем-то о том, что произошло. Она знала лишь, что я рассталась с Карриком и ушла из команды.
Я поговорила с Петрой и дядей Джоном. Позвонила им в первый же день возвращения в Бразилию после того, как выплакала реки слез у мамы на плече. Я не вдавалась в подробности. Просто сказала им, что больше не могу быть с Карриком. Что я так не могу. Думаю, они оба знали настоящую причину, но вопросов не задавали, за что я была им благодарна.
Я без конца извинялась перед дядей за то, что оставила его в подвешенном состоянии.
Он сказал мне перестать быть безрассудной, после чего спросил, когда я вернусь.
И тогда я сказала ему, что не вернусь.
Тем не менее, он не выговорил мне. Не лишил меня работы. Он нанял временного механика, какого-то парня по имени Пит, чтобы тот прикрыл меня до тех пор, пока я не вернусь.
Но как я могу?
Каррик сказал, что если я брошу его, то он не станет гнаться за мной. Он был серьезен.
Было тихо. Ни звонков или сообщений. Не то чтобы я их ждала. Но, наверное… я не знаю. Не знаю, чего ждала.
Но это даже правильно. Чистое расставание.
Думаете, это упростило ситуацию? Вообще ни разу. Каким-то образом стало только хуже.
Не быть с Карриком как потерять часть тела. Ничто не могло подготовить меня к тому, насколько ужасно я буду себя чувствовать, не находясь рядом с ним.
Я-то думала, что жить со страхом перед его гонками паршиво. Оказалось, что это были лишь детские шалости в сравнении с тем, как я чувствую себя сейчас.
Тогда почему бы мне не вернуться? Почему бы не позвонить ему со словами прощения, умоляя принять меня обратно?
Потому что ничего не изменилось. Я все та же. По-прежнему недостаточно хороша для него. Я ушла от него и причинила ему боль.
И, в любом случае, он двигается дальше.
Не с кем-то еще, не то чтобы я знала. Но после ухода я ничего не могу с собой поделать и слежу за новостями о нем.
В начале было не много. Новости о том, как он сбился с пути. За это я чувствовала чрезвычайно сильную вину. И был снимок, на котором был Каррик, запечатленный через пару недель после нашего расставания. Он выглядел плохо. Он был сфотографирован вместе с отцом, когда они покидали спонсорский ужин. На нем были надеты джинсы и футболка. Он был небрит. Выглядел уставшим.
Я испытала боль оттого, что он выглядел так плохо, так изранено, но темная часть меня испытала облегчение от мысли, что он не забыл обо мне.
Но через пару недель я увидела новости, что он набирает обороты и занимает первые места в американской и мексиканской гонках.
Я была рада за него.
Вчера же я увидела фото, на котором он был заснят в Бразилии. Он в Сан-Паулу из-за предпоследнего этапа тура. Он был на каком-то вечере, окруженный моделями, что необычайно сильно поразило меня.
Он выглядит лучше. Как Каррик. Улыбается. Он счастлив.
Видеть эти фотографии было подобно удару под дых, потому что я осознала, что он забыл меня. Я знаю, что заслужила эту боль, но легче или лучше мне от этого не становится.
Я знала, что так будет, просто не понимала, насколько мучительна будет мысль, что он забыл меня. И, думаю, то, что он находится от меня всего в часе езды, делает ситуацию сложнее.
И на данный момент все еще хуже, потому что я еду в Сан-Паулу на ужин с дядей Джоном, Петрой и Беном. Я на машине. Я одолжила мамино авто, чтобы спастись от поездки на поезде. Мама тоже была приглашена, но у нее уже были планы. Так что мы поужинаем с дядей перед его отправлением на следующий день.
