Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе - Светлана Дорошева
– Дыа-а-а… – приторно произнес он, кивая.
Плохой знак.
– Следи за мыслью, – сказал он тоном инструктора по технике безопасности. – Ритуал требует костей. А лучше – свежего трупа для совместного захоронения. Спрос порождает предложение. Так что из «нежной» традиции вырос чудовищный бизнес похитителей тел, как тут не расчувствоваться… Ты спрашивала «где берут невест?» Ну где… Есть посредники, которые этим занимаются.
– Достают невест из-под земли?
– Если понадобится. Но это что! Тут какое-то время назад в одной из провинций случился взрыв на шахте. Погибло много молодых шахтеров. А значит, как ты понимаешь, образовался локальный дефицит призрачных невест. Один тамошний посредник в какой-то момент решил, что убивать легче и прибыльнее, чем грабить свежие могилы. Находил одиноких женщин, с инвалидностью или там психическими болезнями – словом, тех, кого не хватятся – и сбывал для призрачных свадеб. Успел выдать замуж на тот свет шестерых, кажется, прежде чем его вычислили и казнили.
– Господи! Китайский Раскольников…
– О да… М-м-м, я это использую? – он достал блокнот и сделал в нем пометку про Раскольникова.
Дела. Мрачная история. Хорошо бы вписалась в «Плацентарные мистерии». Я рассказала о них журналисту. Он оказался большим энтузиастом современного искусства, так как был окружен Прекрасным с детства: «Моя мать какое-то время работала в полиции, рисовала портреты преступников по описанию». Он был хорошо знаком с местной художественной жизнью (вел колонку «арт-еженедельник» с обзорами типа «Десять выставок, которые нужно увидеть в эти выходные!») и видел все то же, что и я во время своей «одиссеи по музеям-галереям».
Я и сама не заметила, как уже полчаса обсуждаю современное искусство с азартом, которому всегда так завидовала, наблюдая подобную страсть у людей более тонкой душевной организации.
На «мистериях» он все же не был и затребовал приглашение. Выставка еще висела, а ему для статьи… Мы обменялись телефонами, и я переслала ему пресс-релиз.
Мы допили остывший кофе и двинулись к обочине.
– Пришлешь мне заметку про невест, как выйдет? – спросила я его по дороге.
– Если выйдет, – поправил он. – Здесь, конечно, скандалы подобного рода под цензурой. На западе это тоже… неловко, сама понимаешь: белые империалистические псы глумятся над культурным разнообразием. Справедливости ради, такие вещи и вправду отдают желтой прессой. Так что я увожу тему от «шок! сенсация! разоблачение!» на что-то вроде «местные верования о загробной жизни и погребальные ритуалы. Вот, например, свадьба с мертвецом…»
– Все равно пришли, что получится. – Мы стояли у его машины, и я приготовилась прощаться. – Я большая поклонница загробных миров, и это было захватывающе!
– О, здешний загробный мир ошеломительно развит… М-м-м, хочешь покажу что-то? Проедемся немного?
Я замялась. Молодой, красивый иностранец с мрачным чувством юмора и неотразимым подкатом про загробных невест хочет показать мне «что-то». К тому же знает, кто такой Раскольников… Непонятно, как расценивать последний факт – как доказательство его образованности, а следовательно – безопасности? Или?.. Он считал мое замешательство и широко распахнул глаза, как обиженный ребенок:
– Я не имел ввиду… Но я понимаю, что… то есть… – он собрался и договорил, не изменившись в лице, – я просто отвезу тебя на кладбище, убью и продам в сексуальное рабство какому-нибудь покойнику. Но только если тебе комфортно?
И-и-и продано! Я села в машину, решительно поместив Раскольникова в категорию «совершенно безопасных людей».
– Что ты хочешь мне показать? – сменила я тему.
– Сюрприз! Тебе понравится.
Мне понравится сюрприз. Ладно.
* * *
В машине я какое-то время задавалась вопросом, может ли у маньяков быть развитое чувство юмора? Должны же быть какие-то исследования по теме? Гуглить я, однако, постеснялась и заговорила на отвлеченную тему:
– Так твоя мама рисовала маньяков в отделе криминалистики?
– Да.
…
– А папа? – после некоторой паузы спросила я.
И тут выяснилось, что Раскольников вырос в семейке Аддамс. Его отец преподавал литературу абсурда в университете. Читал сыну на ночь книжку «Мой первый Кафка», которая, хоть и была адаптирована для детей, но пугала маленького Раскольникова до энуреза. Он очень боялся заснуть и проснуться тараканом.
Отец сжалился и перешел на «более веселые» книжки Эдварда Гори, но все детство Раскольников провел под дулом «кафка-бластера», которым папа называл обыкновенный водный пистолет. Сыну он внушил, что выстрел из кафка-бластера превращает человека в таракана, так что маленький Раскольников очень хорошо учился в частной школе, а когда вырос, то поступил в Королевский колледж Лондона на факультет философии.
После того, как мать умерла от рака, отец, видимо, направил кафка-бластер на самого себя. У него стремительно развился Альцгеймер, и разумом он перенесся в кафкианские миры, а телом переселился в Замок, загородный пансионат с круглосуточным уходом. В Лондоне Раскольникова больше ничего не держало, а журналистская работа в Шанхае позволяла оплачивать счета из Замка и, не будучи слишком обременительной, еще и оставляла время на собственные тексты и расследования.
Смешной, злой и вскормленный абсурдом. Опасен. Может, даже опаснее маньяка.
* * *
Сначала я подумала, что Раскольников привез меня в игрушечный магазин. Вся витрина была утыкана кукольными домиками, машинками и прочим добром в таких пестрых подарочных упаковках, что рябило в глазах. Но это был странный магазин игрушек. На входе не было липучих «лизунов», мячиков-пищалок, музыкальных котят на батарейках и прочей нервирующей фигни, столь милой детскому сердцу. Вместо этого на улицу были выставлены лотки со свечами, ароматическими палочками и даосскими талисманами.
Раскольников остановился у входа и галантно вытянул руку в жесте «после вас». Над дверью висели большие картонные модели розовых «Кракадил-лаков» и упаковки «Кака-Колы», тоже картонные. Это что, магазин подделок? Вглубь уходили полки с товарами, как в супермаркете. Кукольные домики, кухни, холодильники, лэптопы… Все игрушечное, искусно вырезанное и сконструированное из бумаги. Но, с другой стороны, картонные сигареты, зубные щетки, бритвы, рубашки с галстуками и запонками – странные игрушки. Я обернулась к журналисту. Он болтал с продавцом, одетым в футболку с изображением курящего вампира.
– Это и есть твой сюрприз?
– Да.
– Что это? Магазин каких-то бумажных поделок?
– Это… – Раскольников взмахнул руками, как дирижер, – загробный магазин!
Зомбомузыка грянула фортиссимо.
– Люди приходят сюда отовариваться для покойников. Покупают им дома, машины, мобильные телефоны – словом, все, что может понадобиться, от мыла до вертолета.
– Но все из бумаги?
– Конечно. Эти вещи сжигают, а иначе как духи их получат?
– А-а-а…
Так вот ты какой, консюмеризм! Я обернулась к полкам и стала с
