Заблудившийся звездолёт. Семь дней чудес. - Анатолий Иванович Мошковский
— Что я делаю? А ничего! — Костик подмигнул ему, скривил нос и уже не выпрямлял тонкую ось вагончика, а потихоньку сплющивал само колесо.
— Ты что это? Хочешь испортить его?
— Хочу!
— Не смей!
Тогда Костик поднёс плоскогубцы к кончику собственного курносого носа и, кажется, хотел зажать его. Боря испугался и вырвал из его рук плоскогубцы.
— Делать больше нечего?
— А ты сам говорил, что у меня толстый нос.
— Да мало ли что я говорил!.. Прекрати! Или ты спятил?
— Ага, — сказал Костик.
— Что «ага»?
— Спятил! — Костик расхохотался, откинулся на спину, упал на пол и задёргал в воздухе ногами, точно ехал на велосипеде и вовсю жал на педали.
— Встань, — велел Боря, — выпачкаешь рубашку… И вообще ты мне перестаёшь нравиться.
— Ты просто дурак! — Костик показал ему язык. — Ты глупый, преглупый, наипреглупый дурак, — и опять расхохотался и тряхнул длинными ушами.
Борю ударило в краску:
— А разве можно быть умным дураком?
— А вот ты и есть умный дурак, ты и ещё Вова, и его Гена, и Наташка — все вы умные дураки…
— А ты знаешь, кто я? — спросил Боря.
— Кто ж этого не знает?
— Ну кто?
— Ты? — Костик мучительно собрал на лбу складки.
— Да, я… Я ведь командир боевой подводной лодки… Правда?
— Ну конечно!.. Это все знают, что ты командир…
— А лодка моя сверхсекретная, и никому не известно, в какие рейсы она пойдёт… Ведь верно?
— Ну конечно!.. Ты скоро будешь генералом всех подводных сил…
Боря встревожился. Раньше Костик не принимал всё на веру, не повторял, как попугай. А эти уши! До чего ж нелепые уши! Костик то и дело хмурил свой маленький лобик, точно силился вспомнить что-то очень важное и никак не мог.
Боря отвернулся от брата.
Костик минут пять ещё молол несусветный вздор, потом его речь стала более связной и в ней можно было кое-что понять и уши стали понемножку уменьшаться. А когда мама велела братьям ложиться спать, он стал почти нормальным, а уши — прежними. Укладываясь, Боря сунул приборчик под подушку, у самого края её, к стенке, и направил Хитрым глазом вниз.
Боря долго не мог заснуть. Вдруг вспомнил лайнер — зачем отдал его Глебу? Ведь валяется у него без дела. «А у меня лодка не валяется?» Потом Боря подумал о Костике: как быстро поддался, до чего изменился! А уши! Ужас просто… А ведь кажется, не должен бы — он ведь смышлёный мальчишка. Может, оттого, что не подозреваешь, что перед тобой Хитрый глаз, быстрей поддаёшься? А если заранее знаешь обо всём и сам не глуп, поддашься или нет?..
Утром Боря встал пораньше, поел, собрал учебники и тетради и, как вчера, не поехал вниз на лифте, а добежал до площадки между третьим и четвёртым этажом и, чувствуя слабый озноб, пристроил на подоконнике приборчик так, что Хитрый глаз смотрел прямо на него. И только он это сделал, как исчез озноб и все заботы и опасения — стало легко и даже как-то смешно. И ничего страшного! Он увидел в оконном стекле своё сосредоточенное лицо и растущие вверх уши. Лицо было такое важное, задумчивое, что Боря состроил ему рожицу. Стекло ответило тем же. Оно издевалось над ним.
— Ну, ты! — крикнул Боря. — Как стукну сейчас — разлетишься! — Он даже руку занёс.
Второй Боря — на стекле — тоже занёс руку.
Боря ударил, костяшки кулака заныли. Стекло не разлетелось, но рожица в нём скривилась от боли и страха. «То-то! Будет знать, как издеваться и гримасничать». Потом Боре захотелось петь и хохотать. Он попытался даже сделать стойку на руках, но мешал портфель под мышкой, и Боря не знал, как от него избавиться.
Потом он слегка стукнул головой стену — не пробьёшь! Стукнул покрепче — голова загудела. Он так обиделся, что ударил стену ботинком, сморщился и запрыгал на одной ноге: даже во время игры в футбол, когда его однажды подковал Глеб, не было так больно.
— Я тебе покажу! — во всё горло заорал Боря на стену, трахнул по ней кулаком и ещё пуще взвыл. Все они — и стена, и стекло, и подоконник — сговорились против него и хотели отомстить.
А за что ему мстить? Что он сделал им плохого? Ну бежал по бульвару, а за ним гнались; ну увидел в траве под кустами что-то вроде… Да, что это он увидел в траве? Что?..
Боря уставился на подоконник. Ему в глаза глядело что-то чёрное, очень-очень чёрное, сверлящее, холодное, и оно всё увеличивалось, становилось всё более чёрным… Ой, что это? Борю вдруг зашатало, и он схватился за перила лестницы. Что с ним? Как очутился он здесь и почему боится этого чёрного, лежащего на подоконнике? Куда он шёл? И зачем? Почему у него под мышкой зажат портфель? Он шёл и даже спешил, но куда? Куда-то туда, где шумно, где свист, гам, смех и много ребят, и среди них зазнайка Анд… Ах, вон оно что! Тот очень боялся его из-за… Из-за чего? Из-за какого-то Хитрого… Из-за чего-то, что помещалось в его кар… А что это такое? Боря стал усиленно двигать кожей лба, напрягаться, ухватывая какую-то мысль, но она всё ускользала от него… Ага, у него в кармане был, был, был… Кто был? Боря взмахнул рукой, и вдруг пальцы его наткнулись на что-то длинное, холодное, выраставшее из его головы… Уши! Он крикнул, затрясся, вспомнил и рывком схватил с подоконника что-то узкое, гладкое и по привычке стал заталкивать в карман куртки. И совсем обессилел от своих мыслей или оттого, что они так перемешались, перепутались — ничего нельзя понять!
Всё-таки поддался… Поддался Хитрому глазу!
Боря прислонился к стене, и потихоньку всё в нём приходило в порядок, и странный туман рассеивался, и всё становилось более или менее ясно: он шёл в школу с этим приборчиком, в котором была нажата новая кнопка, и…
Как же он с такими ушами выйдет на улицу, пойдёт в школу?
Боря стал ощупывать
