Нелинейное время фильма - Наталья Мариевская
Появление в начале XX века квантовой механики и теории относительности Альберта Эйнштейна внесло сумятицу в классическую физику и вызвало всплеск интереса к проблеме времени. Далее игнорировать временные аспекты природы невозможно. Физики пытаются объяснить время через пространство. Вернее, не объяснить, а фактически устранить, сделав его одной из координат пространства.
В 1908 году, выступая на съезде естествоиспытателей в Кёльне с докладом «Пространство и время», немецкий математик Герман Минковский (1864–1909) заявляет: «Милостивые господа! Воззрения на пространство и время, которые я намерен перед вами развить, возникли на экспериментально-физической основе. В этом их сила. Их тенденция радикальна. Отныне пространство само по себе и время само по себе должны обратиться в фикции, и лишь некоторый вид соединения обоих должен ещё сохранить самостоятельность»[33].
Время полностью растворяется в геометрии многомерного пространства.
Процесс вытеснения времени из науки, начавшийся в эпоху античности, достигает апогея к началу ХХ века. Говоря о релятивистской физике и квантовой механике, Илья Пригожин указывает на присущее им «радикальное отрицание времени, какого никогда не могли вообразить никакая культура, никакое коллективное знание»[34].
Сейчас, когда методологические основы теории относительности подвергаются сомнению, а сама релятивистская механика объявляется чуть ли не химерой XX века[35], кажется странным, что под влиянием представлений о времени как измерении пространства может формироваться теория художественного времени. Но это происходило именно так. Тогда, в начале нового века, обаяние новых теорий, их революционность притягивали учёных всего мира.
О неизбежном влиянии новой науки на самые разные сферы жизни пишет А.А. Фридман: «Грандиозный и смелый размах мысли, характеризующий общие концепции и идеи принципа относительности, затрагивающие такие объекты, как пространство и время (правда, измеримое), несомненно, должен произвести известное впечатление, если даже не влияние на развитие идей современных философов, часто стоящих слишком выше измеримой вселенной естествоиспытателя»[36].
Оговорка, сделанная Фридманом в скобках является существенной. Речь идёт об особом физическом, измеримом времени. На это обстоятельство часто не обращают внимания. Теория относительности имеет дело с особым физическим временем, «которое само по себе не существует».
Создавая свою теорию художественного времени, Бахтин понимает специфичность этого связанного, искусственного времени релятивистской физики. Летом 1925 года он присутствует на докладе А.А. Ухтомского о хронотопе в биологии.
В своей работе «Формы времени и хронотопа в романе» Бахтин указывает на то влияние, которое оказала релятивистская физика на его собственные исследования. Он пишет, что понятие «хронотопа» прямо заимствовано им из работ Эйнштейна:
«Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, мы будем называть хронотопом, (что значит в дословном переводе – «время-пространство»). Термин этот употребляется в математическом естествознании, и был введён и обоснован на почве теории относительности (Эйнштейна). Для нас не важен тот специальный смысл, который он имеет в теории относительности, мы перенесём его сюда – в литературоведение – почти как метафору (почти, но не совсем); нам важно выражение в нём неразрывности пространства и времени (время как четвёртое измерение пространства)»[37].
Интересен, однако, характер оговорок, с которыми допускается подобное заимствование. Понятие хронотопа переносится в литературоведение «как метафора». Метафора в качестве научного определения явление не часто встречающееся, а точнее – невозможное. Это странное замечание в скобках – «почти, но не совсем»… Гениальным чутьём Бахтин угадывает, что время принципиально несводимо к пространству. Отсюда и тавтология, кажущаяся смысловая избыточность названия «Формы времени и хронотопа…».
Релятивистская физика не рассматривает процессы развития, становления, эволюции. В таком понимании мир – это система, где нет начала, возникновения. Есть только «раньше» и «позже». Удивительным поэтому кажется введение понятия хронотопа в биологию, где всё – суть жизнь, становление, изменение.
Но и в литературоведении этот подход вызывает затруднения. Вернее, попросту не применим, когда речь идёт о рождении нового качества, о моделировании ситуации острого кризиса.
Трудности возникают при анализе Бахтиным темпоральности романов Ф.М. Достоевского. Бахтин выделяет в этих романах особую, ранее не встречавшуюся структуру: «Назовём здесь ещё такой, проникнутый высокой эмоционально-ценностной интенсивностью, хронотоп, как порог; он может сочетаться и с мотивом встречи, но наиболее существенное его восполнение – это хронотоп кризиса и жизненного перелома. Самое слово «порог» уже в речевой жизни (наряду с реальным значением) получило метафорическое значение и сочеталось с моментом перелома в жизни, кризиса, – меняющего жизнь решения (или нерешительности, боязни переступить порог). В литературе хронотоп порога всегда метафоричен и символичен, иногда в открытой, но чаще в имплицитной форме. У Достоевского, например, порог и смежные с ним хронотопы лестницы, передней и коридора, а также и продолжающие их хронотопы улицы и площади являются главными местами действия в его произведениях, местами, где совершаются события кризисов, падений, воскресений, обновлений, прозрений, решений, определяющих всю жизнь человека. Время в этом хронотопе, в сущности, является мгновением, как бы не имеющим длительности и выпадающим из нормального течения биографического времени»[38].
Заметим, что хронотоп «порога» лишь называется, но, по сути, не исследуется. Возможно, Бахтин ощущает, что здесь он подошёл к границе метода, основанного на введении понятия «хронотоп». Кризис – бурное изменение, рождение нового через преодоление старого. Порог – метафора нерешительности, невозможности движения. Само это понятие не «хронотопичное», а чисто пространственное. У Ф. Тютчева читаем:
О, вещая душа моя!
О, сердце, полное тревоги!
О, как ты бьёшься на пороге
Как бы двойного бытия!..[39].
Порог – не движение, не становление, а промедление – не мгновение времени, невозможность двинуться вперёд навстречу будущему.
Методом хронотопического анализа невозможно анализировать ситуации кризиса, нарастающего хаоса, которые мастерски моделировал Достоевский.
Приведём пример, иллюстрирующий сказанное.
Героиня романа «Идиот» Настасья Филипповна, испытывая общество, бросает в камин пачку денег.
Достоевский задаёт сразу целый пучок возможных исходов ситуации: во-первых, Настасья Филипповна может взять эти деньги и уехать с Рогожиным (тройки стоят под окном – решение может быть осуществлено мгновенно), во-вторых, может выйти замуж за Ганечку и взять приданное, а может стать княгиней, выйдя за Мышкина.
Важно, что все эти возможности равновероятны. Любая случайность, взгляд, слово, может склонить выбор героини в ту или иную сторону. Необратимость этого выбора подчёркивается описанием пачки денег, горящей в камине: «Сгорят деньги, и не воротишь, зола останется».
Сам характер героини раскрывается таким образом, что становится очевидным – этот выбор действительно в
