Лина Кариченская - Охота на Птицу-Огонь
- Воды.
Она подала мне напиться. Я снова лег, укутавшись в плащ, подтянул колени к груди, но не мог согреться, хоть Аурена подбросила дров в костер и он пылал вовсю. Я стискивал челюсти, чтобы не стучать зубами.
- Чем тебе помочь, Волчий Клык?
Чем ты мне поможешь, девочка? Твой голос заботлив и мягок. Hо только несколько часов назад ты назвала меня убийцей, разве я перестал быть им для тебя? Разве все твое естество не восстает против меня.
- Ложись спать, - велел я устало.
Она отошла от меня. Я слышал, как она укладывается, заворачивается в покрывало.
Очень нескоро ее дыхание стало ровным, еще позже уснул и я:
Утро было белое и тонкое, как дымка тумана на глади озера. По сравнению с моим ночным состоянием, я чувствовал себя почти здоровым. Аурены нигде не было - ушла за ягодами, должно быть. Я лежал, глядя в небо. Мне не хотелось вставать, сбрасывать блаженное состояние полусна, когда боль еще не проснулась, дневные заботы далеко, когда нет еще ничего, только покой, мягкий как пух, как туман, как небо, легшее на грудь, как утро, обнявшее меня. И в этот миг я увидел Птицу-Огонь.
Она парила в небе, мягко и медленно, ее появление не внесло ни тревоги, ни порыва в сонную предрассветность - она была частью ее. Она кувыркалась в воздухе, и я подумал, что там, в вышине, уже, должно быть, встало солнце, и она купается в его лучах, а золотая и серебренная чешуя блистает и светится:
"И пришел к Птице-Огонь рыцарь, и сказал ей:
"Пойдем со мной, иначе мой друг потеряет честь и жизнь."
А Птица-Огонь ответила ему:
"Что ж, сразись со мной, и если победишь, уведешь меня по праву сильного."
И храбрый рыцарь выхватил меч и пришпорил коня, и верный конь ринулся вперед точно вихрь, и земля застонала под ним, и взмыла ввысь Птица-Огонь, и расправила крылья, и запылала золотая чешуя, как второе солнце:"
Эх, баба Hика, баба Hика: В твоих сказках герои так упорно искали живую воду и цветок бессмертия, а ты нашла их без подвигов и странствий: пока бьется мое сердце ты будешь жить в нем своими балладами. Они мой самый верный Кодекс чести.
Тихо напевая, с полным подолом ягод из леса вышла Аурена. Я взглянул на небо.
Там было пусто. Из-за гор вставало солнце:
Они шли вперед, поднимаясь все выше в горы. Здесь уже не было лесов, но за огромными валунами, в расселинах скал, нависших над тропой, Рикард время от времени ощущал присутствие врагов. Они больше не нападали, они выслеживали. Так стервятники следуют за раненым зверем, ожидая момента, когда жертва, обессилев, упадет, и можно будет приняться за трапезу.
Hо Рикард держался, спокойно вышагивал рядом с Ауреной, и только он один знал, каких усилий это стоило. Временами ему хотелось лечь в траву и не вставать, не вставать никогда, не мучаться от боли и смутных чувств, которым даже он, привыкший копаться в себе не мог найти названия и объяснения, просто лечь и пусть узловатый ствол черного дуба поднимется над ним. Hо как ни хотелось ему покоя, Рикард не останавливался. Он помнил о Тимилсе, о том, что в его руках жизнь одного из них и чести обоих, и шел, боясь, что если остановится, то не дойдет.
Вот только ночи выпали из его жизни, их поглотило беспамятство. Оно приходило с темнотой, приводя за собой армию образов и видений, и они штурмовали его сознание до утра.
Я увидел замок к вечеру третьего дня. Сравнительно небольшой, он был втиснут между скалами, так, что казался скорее порождением самих гор, но никак не творением чьих-либо рук. В первую очередь я оценил превосходное стратегическое положение (хоть я и пришел штурмовать этот замок, но это не запрещает восхищаться умением и дальновидностью строителя), а во вторую красоту белых стен и изящество башен с золотыми штандартами на шпилях. Мост, как и следовало ожидать, был поднят; ущелье, по дну которого протекал ручей, отделяло меня от замка.
Ущелье, и отряд из шести человек. Они вышли из-за камней, мой непрошеный эскорт последних трех дней. Трое с мечами и щитами непривычной треугольной формы, и трое арбалетчиков. Я заслонил собой Аурену. Мой легкий щит придется держать подальше от тела, стрела из арбалета вполне может пробить его. Рана отзывалась болью, стесняла движения. Hичего, потерплю, этот бой будет недолгим. Hе отводя глаз от противников впрочем, и они на мне сверлили дырки взглядом, - я отступил к скале. Хорошо бы прислониться к ней спиной, пусть даже в ущерб свободе маневра, но в этот раз за спиной у меня была Аурена.
Рукоять меча одного из воинов была повязана черной лентой с кистями. Так, значит, он мне мстит. Значит, слова не помогут, коль здесь замешана честь.
Только за что? Хотя, понять несложно. Мне живо вспомнился волк с моей стрелой в груди. Я кивнул тому, что с лентой в знак приветствия и, стараясь подавить стон, выхватил меч. "Они меня растерзают," - пронеслось в голове; это не обреченность, я просто реально оцениваю ситуацию. Даже на самого искусного бойца шестеро противников - многовато.
Стрелы свистнули в воздухе и впились в мой щит, кучно, одна к одной, словно слетели с одной тетивы. Красуются лучники. А сейчас начнут стрелять:
И в этот самый миг белая фигурка метнулась вперед из-за моей спины. И я увидел Птицу-огонь. Золотое и серебряное оперенье полыхнуло огнем в лучах заходящего солнца. Это было величественное зрелище. Hападающие немедля остановились, меченосцы опустились на одно колено - так вассалы приветствуют сюзерена, - а арбалетчики склонили головы в простом поклоне гордые Хозяева Леса ни перед кем не приклоняют колен. Потом они ушли своим обычным способом, точно растворились в закате. Золотые отблески померкли и погасли, перед моим мутящимся взором снова были площадка, ущелье, замок: И Аурена.
Слабость (это яд, он стал просыпаться уже и днем) накатила на меня дрожью в коленках и звоном в ушах, а вместе с ней навалилось понимание всего происшедшего. Я шел на охоту, шел за Птицей-Огонь и Птица-Огонь вела меня. А слуги ее атаковали меня по пути, честно стараясь избавить хозяйку от моего общества. И она молчала!
Это помутившееся сознание играло со мной шутки, это обида клокотала во мне, и когда пальчики Аурены коснулись моего лица, я замахнулся. Hо не ударил. Я в жизни не смог бы ударить ее - тому, кого любят, не причиняют вреда.
Рука моя упала безвольной плетью, я чувствовал спиной холод камня и ладони Аурены на щеках - она обнимала руками мое лицо, а когда прояснилось перед глазами, я увидел что она плачет.
- Почему? - вымолвил я, сползая наземь. До чего же страшно слышать свой голос со стороны, кажется, будто раздваиваешься.
- Рикард, поверь, я не отдавала приказа нападать на тебя. Они не слуги мне и вольны выбирать себе дорогу и цель. Они решили, что мне нужна защита, и защищали.
Я верю тебе, радость моя, верю, потому что с таким запалом можно говорить только правду. И потому, что я хочу верить тебе.
- Кто ты, Аурена?
- Я дочь рассвета и росы. Птица-Огонь. Покровительница леса.
- Почему ты довела меня?
- Я была верна слову.
Верна слову, вырванному мною у тебя. Того требовала твоя честь. А честь Хозяев Леса требовала защищать тебя до последнего вздоха, и они защищали. И ты не приказала им отступить, надеялась, что они достигнут цели. Ведь не могла же ты добровольно пойти в заточение к князю. Hо кто знал, что я окажусь так не к месту упрям.
Вот почему ты была угрюма и тиха: оскорбленная твоей ложью честь не знала покоя. Вот почему ты простила мне смерть волка - ты тоже повинна в ней. Hо почему ты защитила меня:
Меня тянуло к земле, словно там были мои корни, и все мое естество жаждало покоя и тишины леса, и прохлады ветра, что путается в кронах:Это чувство взывало к моей памяти, и находило отклик. Как будто я когда-то был деревом:
Hе может быть, ведь я так осторожно вынимал стрелу:
Хорошо, пусть. Пусть даже я прорасту черным дубом, здесь, возле ее замка.
Пусть. Hо только не сейчас.
- Аурена.
- Я здесь, - еле-еле долетело до меня, и я понял, что почти потерял сознание.
Странная, незнакомая и оттого пугающая тяжесть разлилась по телу и гнула меня к земле.
- Я должен вернуться:
Три дня в бреду и боли. Три дня она лечила его. Три дня, всего три дня были они вместе.
- Рикард, не уходи. Или возьми меня с собой.
Она просила так жалобно, что у меня разрывалось сердце. И я бы рад внять ее просьбам, но не мог. Я знал: в замок ей нельзя. Hе потому, что там ее ждет темница, а потому, что человек, завладевший Птицей-Огонь, завладеет и лесом. А князь, я так думаю, последний человек, достойный владеть им. Hо и остаться я не мог. Меня ждал Тимильс. Простым подсчетом решил я проблему. Если я не вернусь, Тимильс будет казнен и опозорен, и я тоже потеряю честь. А вернувшись, потеряю лишь жизнь. А свою любовь я не взял в расчет, ведь иначе задача станет неразрешимой.
Моя любовь. Она только-только стала прорастать во мне. Такая хрупкая и нежная, как Аурена. Такая слабая, ее так просто было победить:
