Лёша Белкин - Человечище!
Все обернулись и посмотрели пристально на нее. Фокус заключался в исчезновении
салата оливье (который толстая дама напротив тут же и съела у всех на глазах). Когда же
потребовали возвращения салата назад – ибо суть любого фокуса как раз и заключается в
исчезновении с дальнейшим возвращением исчезнувшего предмета – толстая дама
напротив смачно опорожнила содержимое своего желудка прямо на стол. Надо сказать, среди содержимого, застывшего на скатерти в жуткой гримасе, был и салат оливье.
Толстая дама напротив тут же вызвала бурю оваций в свой адрес и победоносно взглянула
на Семена. Семен отвел взгляд. Трудно было смотреть в эти лоснящиеся похотью глазки, неуклюже застывшие на кирпичеподобном лице.
Удивительно, но в этот самый момент в мозгу Семена вспыхнула люминесцентными
лампами гениальная мысль: насколько коэффициент бессознательного может не
соответствовать коэффициенту сознательного? И в чем истинно глубинный смысл такого
расхождения?
И правда – вот толстая дама напротив: насколько сознательно она желает Семена? И
насколько желает вообще кого-нибудь? Что заставляет ее напрягать все свои
немногочисленные извилины для того, чтобы понравиться? Нет, конечно, Семен тактичен, тактичен по максимуму. Он не станет спрашивать. Но вообще… как бы это объяснить…
Нет, не поймут, конечно же. Не поймет, прежде всего, толстая дама напротив. Ну, это и
понятно – вряд ли она хоть сколько-нибудь задумывается о природе своих желаний. Да и
кто вообще задумывается? Разве что старичок в пенсне и вонючих носках.
А вообще Семен ласку любил и искренне верил в любовь. До девятого класса. Потом
перестал. Смешно это: вот вы – любовь, а Семен знает – обратное. Ни черта! Так вот.
А время шло. Гости устали гудеть, чесать своими длинными, словно теплая жвачка,
растянутая школьником по батарее, языками. И потом – скверна кончилась! Обидно.
Бесспорно, обидно! И ужасно нагло со стороны тех, кто придумал так мало скверны, что
ее не хватит даже на треть от числа всех возжелавших употребить ее. Нет, это
несправедливо, определенно несправедливо!
Вслед за этим к Семену вновь вернулась ясность чувств. И он, наконец, почувствовал, что устал сидеть. Поэтому он лег на пол. Пол к этому времени уже был изрядно завален
человеческими телами. Многие смотрели в потолок, другие в пол, третьи в стену. Друг на
друга не смотрели – неприятно было видеть свое отражение, совершенно по-дурацки
застывшее в чужом теле. Семен знал, что уже утро: сквозь занавески, изрядно измазанные
салатом, блевотиной и даже (нет-нет, не может быть!) кусочками собачьих испражнений
(ха-ха!) в квартиру накатывала непроглядная тьма, пришедшая на смену яркому ночному
свету.
Рядом с Семеном лежало, по крайней мере, с десяток неподвижных тел. Внезапно он
услышал голос – не голос даже – хрип – обращенный к нему:
- Простите, что вы думаете о беспорядочности деформированной сентиментальности? -
Семен вздрогнул и тут же резко повернул свою тяжелую от скверны голову:
- Что-что?
- Что вы думаете о беспорядочности деформированной сентиментальности? – какой-то
мутный тип в коротких штанах и полосатом пиджаке смотрел на Семена крайне
заинтересованными глазами.
- Ах, да… - Семен напряг все свои извилины, но мозг ответил отказом – в его недрах
ничего не напоминало о беспорядочности деформированной сентиментальности.
Тип тем временем по-пластунски приблизился к Семену и дыхнул на него жутким
запахом скверны вперемешку с салатом и луком. Он был небольшого роста (в лежачем
положении – длины), еще седоват, но уже относительно молод. Бородка клочками
колючей проволоки обрамляла его неровный подбородок:
- Вы знакомы с модусами четвертой фигуры? – Семен понял, что ему не отвертеться, тип
был чересчур назойлив.
- Несколько… - весьма туманно ответил он. – Пожалуй, это один из самых загадочных
вопросов нашего двухминутного меморандума.
- О да, конечно! - глаза мутного типа заблестели, - все это настолько неопределенно, надеюсь, вы меня понимаете?
Семен, конечно, понимал. Небось, хочет деньги стырить. Хрен ему! И Семен показал
мутному типу фигу. Тот несказанно обрадовался, помрачнел чуть-чуть только, но вновь
заулыбался, смешанно так, беззубо.
- Да, вы правы, пожалуй, - изрек он, улыбаясь, - это типичный пример. Но, знаете, иной
раз долго так думаешь и приходишь к выводу, что не стоит думать более двух минут и
одной секунды над тем, что стоит двухминутного обдумывания. Все это настолько
неясно…
Семен скорчил мутному типу рожу. Тот его раздражал. Вряд ли он что-нибудь знал о
стране игрушек. Но мутный тип был упрям:
- А, знаете, я, кажется, начинаю вас понимать – вы, бесспорно, приверженец
перманентного синусоидального деления хромосом. Таким образом, вам должны быть
знакомы номенклатурные издержки теории ферментного распада. – Он о чем-то надолго
задумался. – Не хотите ли взглянуть? – вдруг заговорщицки прошептал он после
молчания.
Семену, надо признаться, уже давно было все равно - на что и на кого глядеть. Недолго
думая, он согласился. Мутный тип заулыбался и, подползя к Семену в упор, зашептал ему
на ухо:
- Только тихо! Никто не должен знать… Разве что… Хотя… Черт с ним, друг мой.
Полземте! – И он пополз.
Семен пополз следом. Они проползли под столом мимо нескольких бесчувственных тел, мимо луж блевотины и осколков опрокинутой посуды. По дороге Семен нашел
недопитую бутылку скверны (было еще на дне), чему несказанно обрадовался. Мутный
тип меж тем подполз к выходу из комнаты и осторожно огляделся. Он был насторожен.
Все кругом говорило об опасности. Семен был в тылу врага, среди спящих, храпящих и
блюющих неприятелей. Мутный тип обернулся и вылезшими из орбит глазами показал
следовать за ним. Семен на брюхе последовал.
Они выползли из комнаты, где проходило застолье. Аккуратно, без лишнего шума
проползли мимо шкафа, табуретки и еще чего-то (в темноте Семен не разглядел). И вот
оказались у вешалки и притаившихся под ней ботинок.
Мутный тип опять же глазами показал Семену одеваться (чем занялся и сам). Семен
принялся шарить рукой в темноте в поисках своей одежды. Он уже почти нащупал пальто, как вдруг сзади раздался не то торжествующий вопль, не то сдавленный хрип. Семен и
мутный тип обернулись.
Семен аж попятился от увиденного: над ним стояла во весь рост и дышала на него
густым перегаром толстая дама напротив. В ее глазах горели две шахтерских лампы – это
был взгляд хищника, поймавшего свою жертву. Похоже, она ждала этого момента весь
вечер и теперь не собиралась так просто отпускать Семена.
Семен сглотнул горький и тяжкий комок – ощутить на себе все прелести общения с
назойливой толстой дамой напротив не входило в его планы.
Не тратя время попусту, толстая дама напротив начала движение в сторону Семена с
неудержимой мощью сошедшего с рельс тепловоза. Семен от страха зажался в угол и
зажмурился…
Но в этот самый момент мутный тип юркнул под ноги толстой дамы напротив (этого
Семен не увидел), чем и остановил ее. Точнее, заставил рухнуть на вешалку, которая с
треском сложилась пополам, обнажив из-под навешанной на нее одежды свой
поломанный деревянный хребет. Мутный тип тем временем схватил Семена за ногу и
потащил к двери.
Они чудом спаслись. Вешалка охладила пыл толстой дамы напротив и сковала ее
дальнейшее передвижение. Семен и мутный тип смогли выбраться за порог враждебной
для них квартиры и скрыться в сумраке воняющего мочой и сыростью подъезда.
На одном дыхании они скатились по неосвещенной лестнице и по-пластунски
преодолели порог подъезда, оказавшись на такой же темной, как и подъезд, утренней
улице.
Мутный тип дернул ногой и, изогнувшись, показал, куда ползти. Семен последовал за
ним – тоже ползком.
Они ползли по неровному, бугристому и потрескавшемуся асфальту, через лужи и комья
грязи. Семен успел заметить, что его пиджак на груди теперь безбожно измазан, и
отстирать его, видимо, не представляется никакой возможности. Что ж хорошо. Просто
замечательно! (В душе Семен искренне порадовался такому повороту событий)
Перед глазами все еще стояла толстая дама напротив в ее хищной похотливой позе, и
Семен полз крайне быстро. Надо сказать, это у него неплохо получалось, во всяком
случае, он ничуть не уступал мутному типу, который, по всей видимости, иного способа
передвижения и не знал.
Они проползли в общей сложности квартала два, а то и два с четвертиной, когда мутный
тип вдруг остановился и встал на четвереньки. Он долго водил носом, принюхивался.
Семен тоже понюхал. Воняло цветами с фекалийных клумб. И только.
