Николай Карамзин - Стихотворения
N.B. Говорят, что поэты нередко сами себе противоречат и переменяют свои мысли о вещах.
Сочинитель отвечает:
Ты хочешь, чтоб поэт всегда одно лишь мыслил,Всегда одно лишь пел: безумный человек!Скажи, кто образы Протеевы исчислил?Таков питомец муз и был и будет ввек.Чувствительной душе не сродно, ль изменяться?Она мягка как воск, как зеркало ясна,И вся природа в ней с оттенками видна.Нельзя ей для тебя единою казатьсяВ разнообразии естественных чудес.Взгляни на светлый пруд, едва едва струимыйДыханьем ветерка: в сию минуту зримыВ нем яркий Фебов свет, чистейший свод небесИ дерзостный орел, горе один парящий;Кудрявые верхи развесистых древес;В сени их пастушок с овечкою стоящий;На ветви голубок с подружкою своей(Он дремлет, под крыло головку спрятав к ней) —Еще минута… вдруг иное представленье:Сокрыли облака в кристалле Фебов зрак;Там стелется один волнистый, сизый мрак.В душе любимца муз такое ж измененьеБывает каждый час; что видит, то поет,И, всем умея быть, всем быть перестает.Когда в весенний день, среди лугов цветущихГуляя, видит он Природы красоты,Нимф сельских хоровод, играющих, поющих,Тогда в душе его рождаются мечтыО веке золотом, в котором люди жилиКак братья и друзья, пасли свои стада,Питались их млеко́м; не мысля никогда,Что есть добро и зло, по чувству добры были,А более всего… резвились и любили!Тогда он с Геснером свирелию своейИз шума городов зовет в поля людей.«Оставьте, — говорит, — жилище скуки томной,Где все веселие в притворстве состоит;Где вы находите единый ложный видУтехи и забав. В сени Природы скромнойДушевный сладкий мир с веселостью живет;Там счастье на лугу с фиалками цвететИ смотрится в ручей с пастушкою прекрасной.О счастьи в городах лишь только говорят,Не чувствуя его; в селе об нем молчат,Но с ним проводят век, как день весенний ясной,В невинности златой, в сердечной простоте».Когда ж глазам его явится блеск искусстваВ чудесности своей и в полной красоте:Великолепный град, картина многолюдства,Разнообразное движение страстей,Подобных бурному волнению морей,Но действием ума премудро соглашенныхИ к благу общества законом обращенных:Театр, где, действуя лишь для себя самих,Невольно действуем для выгоды других;[57]Машина хитрая, чудесное сцепленьеБесчисленных колес; ума произведенье,Но, несмотря на то, загадка для него!Тогда певец села в восторге удивленья,Забыв свирель, берет для гимна своегоЗлатую лиру, петь успехи просвещенья:«Что был ты, человек, с природою один?Ничтожный раб ее, живущий боязливо.Лишь в обществе ты стал природы властелинИ в первый раз взглянул на небо горделиво,Взглянул и прочитал там славный жребий свой:Быть в мире сем царем, творения главой.Лишь в обществе душа твоя себе сказалась,И сердце начало с сердцами говорить;За мыслию одной другая вслед рождалась,Чтоб лествицей уму в познаниях служить.В Аркадии своей ты был с зверями равен,И мнимый век златой, век лени, детства, сна,Бесславен для тебя, хотя в стихах и славен.Для бедных разумом жизнь самая бедна:Лишь в общежитии мы им обогатились;Лишь там художества с науками родились —И первый в мире град был первым торжествомДаров, влиянных в нас премудрым божеством.Не в поле, не в лесах святая добродетельСебе воздвигла храм: Сократ в Афинах жил,И в Риме Нума[58] царь, своих страстей владетель,Своих законов раб, бессмертье заслужил.Не тот Герой добра, кто скрылся от порока,От искушения, измен, ударов рокаИ прожил век один с полмертвою душей,Но тот, кто был всегда примером для людей,Среди бесчисленных опасных преткновений,Как мраморный колосс, незыблемо стоял,Стезею правды шел во мраке заблуждений,Сражался с каждым злом, сражаясь, побеждал.Так кормчий посреди морей необозримыхБез страха видит гроб волнистый пред собойИ слышит грозный рев пучин неизмеримых;Там гибельная мель, здесь камни под водой:Но с картою в руках, с магнитом пред очамиПловец в душе своей смеется над волнамиИ к пристани спешит, где ждет его покой».
В сей хижине живет питомец Эпиктета,Который, истребив чувствительность в себе,Надежду и боязнь, престал служить судьбеИ быть ее рабом. Сия царица светаОтнять, ни дать ему не может ничего:Ничто не веселит, не трогает его;Он ко всему готов. Представь конец вселенной:Небесный свод трещит; огромные шарыЛетят с своих осей; в развалинах миры…Сим страшным зрелищем мудрец не устрашеннойПокойно бы сказал: «Мне время отдохнутьИ в гробе Естества сном вечности заснуть!»Поэт пред ним свои колена преклоняетИ полубога в нем на лире прославляет:«Великая душа! что мир сей пред тобой?Горсть пыльныя земли. Кто повелитель твой?Сам бог — или никто. Ты нужды не имеешьВ подпоре для себя: тверда сама собой.Без счастья быть всегда счастливою умеешь,Умея презирать ничтожный блеск его;Оно без глаз, а ты без глаз и для него:Смеется иль грозит, не видишь ничего.Пусть карлы будут им велики или славны:Обманчивый призра́к! их слава звук пустой;В величии своем они с землею равны;А ты равна ли с чем? с единою собой!»И с тою ж кистию, с тем самым же искусствомСей нравственный Апелл[59] распишет слабость вам,Для стоиков порок, но сродную сердцамЗависимых существ, рожденных с нежным чувством…Ах! слабость жить мечтой, от рока ожидатьВсего, что мыслям льстит, — надеяться, бояться,От удовольствия и страха трепетать,Слезами радости и скорби обливаться!..«Хвалитесь, мудрецы, бесстрастием своимИ будьте камнями назло самой природе!Чувствительность! люблю я быть рабом твоим;Люблю предпочитать зависимость свободе,Когда зависимость есть действие твое,Свобода ж действие холодности беспечной!Кому пойду открыть страдание моеВ час лютыя тоски и горести сердечной?Тебе ль, Зенон? чтоб ты меня лишь осудил,Сказав, что винен я, не властвуя собою?Ах! кто несчастия в сей жизни не вкусил,Кто не был никогда терзаем злой судьбоюИ слабостей не знал, в том сожаленья нет;И редко человек, который вечно тверд,Бывает не жесток. Я к вам пойду с слезами,О нежные сердца! вы плакали и сами;По чувству, опыту известна горесть вам.К страдавшим страждущий доверенность имеет:Кто падал, тот других поддерживать умеет.Мы вместе воскурим молений фимиам…Молитва общая до вышнего доходна;Молитва общая детей отцу угодна…Он исполнение с любовью изречет;Зефир с небес для нас весть сладкую снесет;Отчаяния мрак надеждой озарится,И мертвый кипарис чудесно расцветет;Кто был несчастлив, вдруг от счастья прослезится».
Богатство, сан и власть! не ищет вас поэт;Но быть хотя на час предметом удивленьяМилее для него земного поклоненьяБесчисленных рабов. Ему венок простойДороже, чем венец блистательный, златой.С какою ж ревностью он славу прославляетИ тем, что любит сам, сердца других пленяет!С какою ревностью он служит эхом ей,Гремящий звук ее векам передавая!Сын Фебов был всегда хранитель алтарей,На коих, память душ великих обожая,Потомство фимиам бессмертию курит.«Все тленно в мире сем, жизнь смертных скоротечна,Минуты радости, но слава долговечна:Живите для нее! — в восторге он гласит. —Достойна жизни цель, достойна жертв награда.Мудрец! ищи ее, трудясь во тьме ночей:Да искрой истины возжженная лампадаОсветит ряд веков и будет для людейИсточником отрад! Творец благих законов!Трудись умом своим для счастья миллионов!Отдай отечеству себя и жизнь, герой!Для вас покоя нет; но есть потомство, слава:История для вас подъемлет грифель свой.Вы жертвой будете всемирного устава,Низыдете во гроб, но только для очей:Для благодарных душ дни ваши бесконечны;Последствием своим дела и разум вечны:Сатурн не может их подсечь косой своей.Народы, коих вы рождения не зрели,Которых нет еще теперь и колыбели,Вас будут знать, любить, усердно прославлять,Как гениев земли считать полубогамиИ клясться вашими святыми именами!»
Так свойственно певцу о славе воспевать;Но часто видя, как сердца людей коварны,Как души низкие все любят унижать,Как души слабые в добре неблагодарны,Он в горести гласит: «О слава! ты мечта,И лишь вдали твои призра́ки светозарны;Теряется вблизи их блеск и красота.Могу ли от того я быть благополучен,Что скажет обо мне народная молва?Счастливо ль сердце тем, что в лаврах голова?Великий Александр[60] себе был в славе скученИ в чаше Вакховой забвения искал.[61]Хвалы ораторов афинских он желал;Но острые умы его пересмехали:В Афинах храбреца безумцем называли.Ах! люди таковы: в божественных душахЛишь смотрят на порок, изящного не видят;Великих любят все… в романах, на словах,Но в свете часто их сердечно ненавидят.Для счастия веков трудись умом своим:В награду прослывешь мечтателем пустым;Будь мудр, и жди себе одних насмешек злобных.Глупцам приятнее хвалить себе подобных,Чем умных величать; глупцов же полон свет.Но справедливость нам потомство отдает!..Несчастный! что тебе до мнения потомков?Среди могил, костей и гробовых обломковНе будешь чувствовать, что скажут о тебе.Безумен славы раб! безумен, кто судьбеЗа сей кимвальный звон[62] отдаст из доброй волиСпокойствие души, блаженство тихой доли!Не знает счастия, не знает тот людей,Кто ставит их хвалу предметом жизни всей!»Но в чем сын Фебов так с собою несогласен,Как в песнях о любви? то счастие она,То в сердце нежное на муку вселена;То мил ее закон, то гибелен, ужасен.Любовь есть прелесть, жизнь чувствительных сердец;Она ж в Поэзии начало и конец.Любви обязаны мы первыми стихами,И Феба без нее не знал бы человек.Прощаяся с ее эфирными мечтами,Поэт и с музами прощается навек —Или стихи его теряют цвет и сладость;Златое время их есть только наша младость.Внимай: Эротов друг с веселием поетСчастливую любовь: «Как солнце красит светИ мир физический огнем одушевляет,Так мир чувствительный любовию живет,Так нежный огнь ее в нем душу согревает.Она и жизнь дает, она и жизни цель;Училищем ее бывает колыбель,И в самой старости, у самыя могилыЕе бесценные воспоминанья милы.Когда для тайных чувств своих предмет найдем,Тогда лишь прямо жить для счастия начнем;Тогда узнаем мы свое определенье.Как первый человек, нечаянно вкусивПлод сочный, вдруг и глад и жажду утолив,Уверился, что есть потребность, наслажденье,Узнал их связь, предмет[63][64] — так юный человек.Любящий в первый раз, уверен в том душею,Что создан он любить, жить с милою своею,Составить с ней одно — или томиться ввек.Блаженная чета!.. какая кисть опишетТот радостный восторг, когда любовник слышитСлова: люблю! твоя!.. один сей райский мигЗавиднее ста лет, счастливо проведенныхБез горя и беды, в избытке благ земных!Все мило для сердец, любовью упоенных;Где терние другим, там розы им цветут.В пустыне ль, в нищете ль любовники живут,Для них равно; везде, во всем судьбой довольны.Неволя самая им кажется легка,Когда и в ней они любить друг друга вольны.Ах! жертва всякая для нежности сладка.Любовь в терпении находит утешеньеИ в верности своей за верность награжденье.Над сердцем милым власть милее всех властей.Вздыхает иногда и лучший из царей:Всегда ли может он нам властию своеюБлаженство даровать? В любви ж всегда мы еюИ сами счастливы, и счастие даем,Словами, взорами, слезой, улыбкой — всем.Минута с милою есть вечность наслажденья,И век покажется минутой восхищенья!»
Так он поет — и вдруг, унизив голос свой,Из тихо-нежных струн дрожащею рукойИные звуки он для сердца извлекает…Ах! звуки горести, тоски! Мой слух внимает:«Я вижу юношу примерной красоты;Любовь, сама любовь его образовала;Она ему сей взор небесный даровала,Сии прелестныя любезности черты.Для счастья создан он, конечно б вы сказали;Но томен вид его, и черный креп печалиТемнит огонь в глазах. Он медленно идетИскать не алых роз среди лугов весенних —И лето протекло, цветов нигде уж нет, —Но горестных картин и ужасов осеннихВ унылых рощах, где валится желтый листНа желтую траву, где слышен ветров свистМежду сухих дерев; где летом птички пели,Но где уже давно их гнезда охладели.Там юноша стоит над шумною рекойИ, зря печальный гроб Натуры пред собой,Так мыслит: «Прежде все здесь жило, зеленело,Цвело для глаз; теперь уныло, помертвело!..И я душою цвел, и я для счастья жил:Теперь навек увял и с счастием простился!Начто ж мне жизнь? — сказал… в волнах реки сокрылся…
О нежные сердца! сей юноша любил;Но милый друг ему коварно изменил!..Хотите ли змею под алой розой видеть,Хотите ль жизнь и свет душой возненавидетьИ в сердце собственном найти себе врага —Любите!.. скоро прах ваш будет под землею:Ах! жизнь чувствительных не может быть долга!Любовь для них есть яд: восторгом и тоскоюОна мертвит сердца; восторг есть миг — пройдет,Но душу от других благ в мире отвращает:Все будет скучно ей — тоска же в ней живет,Как лютая змея; всегда, всегда терзает.Измена, ветреность, коварство, злой обман…Кому исчислить все причины огорчений,Все бедствия любви? их целый океан,При капле, может быть, сердечных наслаждений.Когда увидите страдания чертыИ бледность томную цветущей красоты,Ах! знайте, что любовь там душу изнуряет.Кто ж счастливым себя любовью почитает,Тот пением сирен на время усыплен,Но тем несчастнее, проснувшись, будет он!»
Противоречий сих в порок не должно ставитьЛюбимцам нежных муз; их дело выражатьОттенки разных чувств, не мысли соглашать;Их дело не решить, но трогать и забавить.Пусть ищет филосо́ф тех кладезей подземных,Где истина живет без всех гаданий темныхИ где хранится ключ природы для ума!Здесь[65] сердце говорит, но истина нема;Поэты делают язык его нам внятным —И сердцу одному он должен быть приятным.Оно полюбит вещь, невзлюбит через час,И музы в сем ему охотно подражают:То хвалят с живостью, то с жаром осуждают.Предметы разный вид имеют здесь для нас:С которой стороны они явятся взору,И чувству таковы. Поди в весенний сад,Где ветреный Зефир, резвясь, целует ФлоруВ прелестных цветниках — там зрение пленятИ роза и ясмин, и ландыш и лилея:Сорви что выберешь по вкусу своему.Так точно, нежный вкус к Поэзии имея,Читай стихи — и верь единственно тому,Что нравится тебе, что сказано прекрасно,И что с потребностью души твоей согласно;Читай, тверди, хвали: хвала стихам венец.Поэзия — цветник чувствительных сердец.
1798
