Ника Батхен - Дары Кандары
ветхую ткань в разные стороны и верещат, как дурные. А он, Януш, держит в руках незнакомый легкий
кинжал и уже нацелился было… Благо!!!
Избавить город от этой вонючей туши – благо? Освободить девок от скота и насильника благо?
Оставить жизнь, дабы человек мог раскаяться и начать новую книгу судьбы – ведь бывает же? – благо?!
От размышлений его избавил грузный согласный топот. Патруль! Януш отбросил кинжал, рванул
плащ – ткань затрещала и лопнула – и ужом юркнул в присмотренный дворик. Ушел!!!
Дорога по мокрой черепице была сегодня сложнее, чем представлялось. От напряжения дрожали
ноги, и дважды Януш едва не сорвался на мостовую. Зато ночь – чуть не первая за сентябрь – выдалась
ясной. В подступающих сумерках прорезались молочные звезды. Крыши блестели, как лаковые, колокола на
Закатной башне отсверкивали серебром. Люди внизу походили на суетливый рой пестрых бабочек... А вот и
лестница к дому!
В мансарде стоял фантастический беспорядок. Шелуха от орехов, трубочный пепел, ломаные перья,
бумаги, посуда, рубашки и башмаки. Было все, кроме еды. Ни в кухонном шкафчике, ни на полках – ни
крошки хлеба, ни единой картофелины. Пришлось спускаться к хозяйке на два этажа вниз. Рыхлая злая
старуха, она почему-то благоволила к Янушу и за мелкую мзду подкармливала его и даже стирала белье.
Через час, сытый и обихоженный, Януш уже сидел у себя в продавленном кресле и попыхивал старой
трубочкой. День прошел не то чтобы очень сладко, но случалось и куда хуже. И все еще удавалось
держаться. А рядом… Руки сами собой потянулись к знакомому фолианту:
В пяти годах ходьбы отсюда, в Черных горах, есть огромная пещера. И в пещере этой лежит книга,
исписанная до половины. К ней никто не прикасается, но страница за страницей прибавляется к
написанным прежде, прибавляется каждый день. Кто пишет? Мир! Горы, травы, камни, деревья, реки
видят, что делают люди. Им известны все преступления преступников, все несчастья страдающих
напрасно. От ветки к ветке, от капли к капле, от облака к облаку доходят до пещеры в Черных горах
человеческие жалобы, и книга растет. Если бы на свете не было этой книги, то деревья засохли бы от
тоски, а вода стала бы горькой. Для кого пишется эта книга?
Для меня.
Пока есть на свете слабые и обиженные, пока люди бывают друг с другом зверее хищников, в мир
является Рыцарь. Защитник, спаситель, преданный паладин Дамы Надежды. Он читает скорбную книгу, а
потом выезжает на белом коне биться с драконами, населяющими сердца. Если же Рыцарь не обнажает меч,
в мире не остается света.
А там где нет Добра, нет и Зла. Я не могу открыть двери Дракону. Я не сделаю первый шаг!
Сказка про феечку
Устраивайтесь поудобней, любезные мои читатели, запасайтесь попкорном и кока-колой. Я расскажу
вам сказку… бзз… расскажу вам сказку… бзз… сказку…
Далеко-далеко, за семью лесами, за семью морями, за тихой речкой, за синим долом, в хрустальном
домике на одуванчиковой поляне жила-была феечка. Как и все феечки по соседству, была она златокудрой и
синеглазой, беззаботной, смешливой и взбалмошной. Как и все феечки, умела творить чудеса – добрые и
полезные по хозяйству. Одевалась она в паутинный шелк, кушала таинственный плод маракуйя, воздушные
бисквиты и птичье молоко, умывалась исключительно свежей росой. По утрам нашу феечку будили
чудесными серенадами два прекрасных принца по очереди, по вечерам – убаюкивал ветер (в теплые ночи
феечка очень любила спать в гамачке под яблоней). А дни кончались до невозможности быстро – знаете,
сколько дел приходится переделать порядочной юной феечке? Надо успеть на все танцы в округе, почесать
язычок со всеми соседками, осчастливить хотя бы взглядом всех принцев в пределах видимости, пожелать
доброго вечера всем деревьям, придумать чудо, переписать рецепт варенья из розовых лепестков… А еще
хочется погулять под луной на крыше, окунуться в любимое озеро, набрать ромашек, сшить себе новое
платьице, улететь на сто миль и вернуться обратно – пусть решат, что меня похитили и поищут. Видите
сами – наша феечка исключительно занятая особа.
И вот, однажды, апрельским днем (а в стране феечек бывают только апрель и август), феечка
проснулась в своей уютной постельке, умылась и отправилась завтракать. Но, поскольку всю эту неделю она
провела в разъездах и хлопотах, забывая покушать вовремя, таинственный плод маракуйя успел издохнуть.
Он лежал на фарфоровом блюдечке, с одного бока черный, с другого уже червивый, и феечка страшно
расстроилась. Она засунула блюдечко в дальний ящик стола и крепко-накрепко закрыла его на ключ – вот-
вот должны были придти гости, и вообще – как можно радостным днем трогать нежными ручками такую
пакость.
Гости несколько запоздали, поэтому феечка провела перед зеркалом лишний час. И в конце концов
обнаружила прыщик и полморщинки на своем свежем личике. Феечка горько задумалась – вдруг она начала
стареть (хотя феечки и не стареют). Поэтому пришедшие гости застали хозяйку в совершенно расстроенных
чувствах. Варенье из розовых лепестков подгорело, на скатерти оказалось пятно размером с горошину,
дружеская беседа прокисла, едва начавшись. И к концу вечера один из двух верных принцев исполнил
прекрасный рондель, посвятив его злейшей подруге феечки. Какой конфуз!
От огорчения феечка не пошла на очередной бал и весь вечер бродила по саду, ожидая, когда же кто-
нибудь о ней вспомнит и придет утешать. Но праздник был необыкновенно удачен, веселились всю ночь и
отсутствия феечки не заметили. А от холодного ветра у феечки начался страшный насморк. Поэтому, когда
верный принц в семь утра встал под ее балконом, приветствуя даму сердца, она против обыкновения лишь
закрыла плотнее ставни.
Три дня бедная феечка пролежала в постели одна-одинешенька. На четвертый у принца хватило
храбрости ее навестить. Он принес даме сердца апельсиновый лед, голубое мороженое с цукатами и
кружевной носовой платочек – его вышила трудолюбивыми ручками одна знакомая феечка. И, поставив
дары к изголовью бедняжки, в тридцать девятый раз сделал ей предложение… Вся округа потом шепталась
– как жестоко поступила неблагодарная феечка с верным принцем.
Все проходит – кончилась и простуда. Ослабевшая, бледная феечка вышла в сад. Там сидела осень.
Август этого года оказался столь холоден, что листья на яблонях побурели и начали осыпаться. С неприятно
серого неба накрапывал дождик, дорожки размокли. «Вот она, моя беспросветная жизнь», – подумала
феечка, – «И в чем смысл?» Она стала крутить между пальцев золотой локон – и вправду, ради чего живет
феечка. Она думала целый день, потом целую ночь, потом еще день и еще ночь и еще… Аппетит у нее
пропал, даже таинственный плод маракуйя казался сухим и пресным. Шелковые платья рвались и лопались
под руками, а колдовать новые феечке не хотелось – зачем?
Однажды, пересилив апатию, она устроила празднество с фейерверком, но, запустив в небо стаю
переливчатых райских птиц, расплакалась. Как эфемерно ее жалкое волшебство по сравнению с вечностью.
Остаток вечера феечка провела в угрюмом молчании, а потом и вовсе перестала выходить из дома. Сначала
знакомые феечки навещали ее, приносили гостинцы и свежие сплетни, но со временем им стало смертельно
скучно. К тому же одной из них приснилось кошмарное слово «нравственность», и феечки испугались, что
болезнь бедняжки заразна.
Наша же феечка больше не спала в гамачке и перестала загорать под луной. Хрустальный домик ее
покрылся паутиной и пылью, в изящной кухоньке громоздились нечищеные кастрюли, уютная спаленка
походила теперь на воронье гнедо. Неумытая, непричесанная, одетая в старый халат своей бабушки, феечка
целыми днями валялась в постели, читала мудрую книгу «О Тщете Всего Сущего» или думала невеселые
мысли. Ничего другого ей не хотелось. Дни казались феечке долгими, ночи – серыми, а загадочный смысл
жизни все не определялся. Но вот однажды у входной двери зазвонил колокольчик.
«Кто бы это мог быть?» – подумала феечка – ведь уже много месяцев гости к ней не ходили. Она
тихонько подкралась к двери и посмотрела в глазок – если это соседки-феечки, их ведь можно и не впускать.
Но на пороге стоял принц – незнакомый и прекрасный до невозможности – никогда еще не встречались ей
такие широкоплечие, ясноглазые и бородатые юноши. Феечка приготовила самую свою обаятельную
