Неизвестно - Марамзин

— Не того, — подумав, ответил Иван Петро­вич.

— Как же мы «то» в ресторане сумеем?

— Не сумеем, — согласился Иван Петрович.

— А у вас разве дома нельзя? — спросила Дуся.

— У меня... — замялся Иван Петрович. — Нет. У меня нельзя.

На это Иван Петрович не мог решиться.

— Да я очень тихая, вы не подумайте. Я у вас и прибраться могу, если вы один проживаете. А если опасаетесь соседей, это ничего, вы меня так проведете, так тихо (я умею!), что никто не уви­дит. И потом я из комнаты никуда не уйду, даже в уборную могу не ходить. Я очень долго умею тер­петь, верно-верно.

— Нет, — с трудом проговорил Иван Петро­вич, покрасневши. — Я не один.

Это была неправда.

— Ну, придется ко мне, -— с сожалением ска­зала Дуся. — Что же делать.

И они поехали в общежитие.

Глава четвертая

ОБЩЕЖИТИЕ

В комнате были четыре кровати, стол, стулья и шкаф. Комната как комната, как любая другая в любом общежитии, слегка приспособленная для неприхотливого общего житья.

И как всегда это водится, кровати, стол, стулья и шкаф, а особенно стены имели знаки внимания от девушек, проживающих среди них, носили сле­ды их старания сделать кругом небольшую красо­ту, которая им по вкусу и по средствам.

Подушки стояли стоймя на одном углу посре­дине кровати. На столе накрыта вырезная бумаж­ная скатерть. Между стенкой и шкафом набиты фанерные полки, на которые ставится лишняя обувь. Полки покрашены розовой краской, на верхней наклеены артисты кино.

Главное украшение на стенах — отрывной ка­лендарь, целых три календаря за разные годы. От календарей ничего не оторвано за все эти годы, но они хорошенько распухли и внизу расходятся в гармошку от стенки, — потому что, видимо, их не­редко читают.

Это не просто календарь, это календарь, меж­ду прочим, специально для женщин, и здесь его любят ежедневно листать, а особенно Катя.

Каждое утро, просыпаясь со сна, она перевер­тывает прошлые страницы и находит новый сегод­няшний день.

— Что сегодня? — говорит себе Катя. — А ну-ка посмотрим.

И смотрит.

— «Как поживаете, стальные земляки?»... — читает Катя. — Нет... это было вчера. А сегодня... Где же сегодня? Да вот: «В мире капитализма еже­годно голодает... (Подумать только, ужас какой! Голодают!) шестьдесят процентов населения».

— А где это, где? — спрашивает Нина.

— Дак в Америке же, говорю, в капитализме!

— Неужели сразу столько процентов? Вот так и написано?

— Ну да, — говорит Катя. — Как бы вы уз­нали, если бы не календарь?

И все соглашаются, что да уж, никак.

— А что было в прошлом году в этот день? Ну-ка взглянем, — говорит себе Катя.

И взглянет.

— «Комплекс гимнастики для женщин сред­него возраста». Жалко, что я еще не в среднем воз­расте. Но я в нем когда-нибудь буду. Значит, мне когда-нибудь этот комплекс сгодится.

— Я все теперь знаю, что надо знать человеку в наше время, — говорит часто Катя. — А все бла­годаря календарю.

И это верно.

Дверь изнутри, из комнаты, они покрасили белым, тогда как снаружи она оставалась зеленой.

Дуся сперва постучалась в эту дверь, как чу­жая, а потом уже ее отворила.

— Вот, — сказала Дуся, входя с Иваном Пет­ровичем. — Познакомьтесь.

— Здрасьте, — сказал Иван Петрович сму­щенно и тряхнул головой на две стенки.

Девушки все поздоровались и сказали, как звать.

— Вот деньги, — сказал Иван Петрович. — Купите, пожалуйста, вина и закуски.

— Ну хорошо, — сказала Дуся, доставая ко­шелек. Она потрясла кошелек и пошарила в нем руками.

— Все же я не люблю свой кошелек, — поду­мав, сказала она. — Во-первых, за то, что он часто пустой.

— А во-вторых? — спросил Иван Петрович.

— Что? — переспросила Дуся. — Во-вторых?

Она подумала снова.

— И во-вторых потому же.

Дуся взяла у Ивана Петровича деньги и вышла.

— А вы не скучайте, -— сказала она, возвра­щаясь с дороги. — Девушки, вы не давайте ему соскучать, хорошо?

И ушла.

Иван Петрович сел и немного поулыбался для начала.

— Криворожье мое, Криворожье, — пело ра­дио.

Девушки сидели у себя по кроватям и каза­лись Ивану Петровичу немного похожими. Милые такие девушки, очевидно, веселые, а может, и нет.

— Криворожье, тебя нет дороже! — пело ра­дио жизнерадостно.

Катя стояла коленями на постели и листала календарь.

— Что ты ищешь? — спросила Нина.

— А так, — ответила Катя.— Говорят, в Аме­рике изобрели такую машину, которая уличает че­ловека во лжи. Что-то там одевают, подключают, и сразу становится ясно, правду человек говорит или врет. Это верно?

— Да, — подтвердил Иван Петрович с удо­вольствием, что может не молчать. -— Есть такая машина, это верно.

-— Неужели есть? — удивилась Нина.

— Вот бы, — сказала Любаша с какой-то зад­ней мыслью, — всех бы мужчин пропустить через эту машину.

— Да, — сказала Катя. — Вот бы узнать, что они думают на самом-то деле!

— Почему же мужчин? — слегка обиделся Иван Петрович. — Не все ли равно, если врет, так уж врет, все равно, мужчина или женщина.

— Женщина мужчине не врет, — сказала Ни­на строго. — Если даже и врет, потому что он это­го хочет. А мужчина женщину все время обманы­вает.

— Даже в разговоре врет, — добавила Катя.

— Почему он с женщиной притворяется скромным, а с мужчинами как говорит? Вы же знаете. У муж­чин могут быть только грубые разговоры.

— Да, — сказала Люба. — Я тоже, когда на­хожусь в мужском обществе, я всегда боюсь, что они забудут и скажут что-нибудь липшее. Хоть я и сама бы могла им сказать, но их разговора поче­му-то боюсь.

-— Мы и вам не особенно верим, вы учтите, -— сказала Нина. -— Вы назвались по имени Ваней, а мы не очень поверили. Верно?

— Верно, — ответила Катя. — Может, вы и не Ваня.

— Да зачем же мне врать-то? Не все ли рав­но? — улыбнулся Иван Петрович, как шутке, не показывая виду, что ему не по себе.

— Мало ли какая в этом выгода, — сказала строго Нина. — Мужчина женщине всегда немного врет.

— Ну, у нас все равны, — сказал Иван Пет­рович, не желая спорить.

— Что-что? Все равны? — переспросила Нина.

— А как же, — подтвердил Иван Петрович несерьезно.

— Вот вы и равны сам с собой, -— сказала Ка­тя с укором, как маленькому. — Вы серьезно это думаете?

Иван Петрович задумался. Почему бы и нет, почему бы и не серьезно?

— Да, у нас все равны, — сказал он снова, улыбаясь и желая показать, что он не спорщик, а нормальный, славный человек без задних мыслей.

— Это вы про мужчину и женщин? — спро­сила Нина.

— Ну, и не только... Вообще все равны.

— Да, конечно, равны... — начала было Катя, но Нина сразу прервала ее:

— Дай я скажу.

Она немного помолчала, словно думая, как бы попроще объяснить Ивану Петровичу и раздельно сказала:

— Ну, ладно, ну действительно, теперь все равны. (Она притворно будто бы с ним согласи­лась.) Но почему же генерал все же толще, чем, к примеру, полковник?

— Да! — вскочила Катя. — Почему?

— А полковник всегда вдвое толще нормаль­ного лейтенанта?

— Почему, вы скажите-ка? — радовалась Катя.

— Это верно, у меня был когда-то ухажор лейтенант. Очень тощий, — подтвердила Любаша.

— И все они толще, чем прочие рядовые. И немало! — с убеждением закончила Нина.

— Ну, так почему? -— спросила Катя, так и глядя на Ивана Петровича.

— Ия тоже думаю иногда, почему? — вста­вила Любаша, как не столь серьезная, не в пример остальным.

Все ждали, что скажет Иван Петрович на это.

Тут отворилась дверь и вернулась в комнату Дуся с покупкой.

— Ну что, не скучали? -— спросила она совсем другим голосом, чем сейчас говорили все в ком­нате.

— Нет, — сказал Иван Петрович честно. — Не скучал.

И вздохнул.

Дуся была спокойная и даже веселая. В мага­зин она сходила быстро, несмотря на очередь, и от этого было у ней удовольствие. А от необильной еды за последнее время в животе было ясно и светло, и легко можно было представить себе, что там уложено одно на другое. От этого в голову шли тоже ясные мысли. Дуся даже слегка напевала до­рогой.

— Давай никогда не ссориться...— пела Дуся. Эта песня ей нравилась по своей по идее.

— Да-вай никогда не ссориться! — дальше слов она не помнила и пела так: тя-ря-ря.

Она принесла в сумке маленькую водки, три­ста грамм колбасы и сто масла.

— Что так мало? -— спросил Иван Петрович.

А Дуся ответила:

— Хватит.

Она собрала в кошельке и в карманах сдачу и всё положила перед Иваном Петровичем. Иван Петрович удивился и сдачу убрал.

— Ну, что же, — сказал он нерешительно. -— Давайте... Катя, Нина... Любаша... Давайте, Дуся, выпьемте понемногу. Только что же тут пить? Нет, это мало, очень мало! Есть же деньги! У меня как раз получка сегодня.

— Я не хочу, — ответила Нина. — Спасибо

вам.

— Ия, — сказала Катя. — Я тоже... спасибо.

— Пейте вы, — сказала Дуся. — Это вам для настроения. А мы не нуждаемся, мы и так все ве­селые.