Иван Сабило - Крупным планом (Роман-дневник). 2007.

Мария произносит: сярики (шарики - виноград), камаяны (макароны). И фра­зами: «Дети болеют - и не ходят на танцы». Или: «У меня есть деньги, дед дал, пойду в гамазин, куплю сыру, колбасы и хлеба».

Для двух лет не так уж мало!

Часто поёт: «Кьясота, кьясота, мы везём кота.»

Третий день у неё небольшая температура. Бабушка говорит, что это я про­студил её, когда мы в пятницу шли с танцев и я расстегнул ей куртку, а шапку она сама сняла. Может быть, и я, кто знает. Но было душно, 19 градусов, и я видел, что она слишком тепло одета для такой погоды.

Однако суть в том, что ей необходимо закаливание. Каждый вечер и утро хотя бы немного протирать её смоченным в холодной воде полотенцем. Сначала ноги, а со временем выше.

Звонил из Минска Анатолий Аврутин - у него вышла книга «Избранное». А в журнале «Новая Немига литературная» опубликована моя повесть для под­ростков «День первой встречи». Обещал прислать. Сообщил он также, что дирек­тор издательства «Мастацкая лггаратура» В. Мачульский собирается в Москву, чтобы с Кузнецовым и со мной решать вопрос по изданию 50-томника.

Потом я разговаривал с Кузнецовым, сказал ему, что собираюсь написать пись­мо Гос. секретарю Союзного Государства П. Бородину, в котором постараюсь обрисовать наш проект и сделать предложение о личном контакте - хоть у него, хоть у нас. Кузнецов согласился.

3 апреля. От имени Исполкома написал поздравительную телеграмму Белле Ахмадулиной:

«Дорогая Изабелла Ахатовна!

Исполком Международного сообщества писательских союзов сердечно по­здравляет Вас, знаменитого русского поэта, со славным юбилеем! Ваше творче­ство, Ваши книги давно стали частью российской культуры. Ваш литературный путь - пример созидания самобытного и всегда нового художественного мира (.) Желаем Вам здоровья, счастья и благополучия».

Показал текст телеграммы Салтыковой - она сказала, что после слов «знаме­нитого русского поэта» неплохо бы добавить - «красивую женщину». Я добавил, но спросил, не провинциально ли?

- Ну и что? - сказала она. - Изабелла Ахатовна была красивой, а сейчас пере­живает свои далеко не лучшие дни. И, скорее всего, не пишет. Пускай знает, что мы её любим и прежнюю, и такую, какая она сегодня.

Жаль, если не пишет. Ахмадулина - одно из наиболее звучных имён в совре­менной русской поэзии, её нежная нота. Однако даже самая нежная нота не может звучать бесконечно.

8 апреля. Выходные прошли впустую. В пятницу прямо с утра в квартиру прибыли мастера - будут приводить в порядок лоджию. Привезли кучу матери­алов - доски, плиты, блоки, утеплитель и пр. Шум, грохот, визг болгарки, разре­зающей блоки.

Пытался читать, от нечего делать смотрел какую-то ахинею по телевизору; почти все передачи - рвотный порошок с участием бездарных лицедеев. Настоль­ко всё вычурно, наигранно, рассчитано на дураков, хотя в жизни дураков не так уж много. Откуда их столько в телевизоре?

В воскресенье - Пасха. В нашей семье не соблюдается пост, но мы любим этот праздник и всегда отмечаем его. Вчера ездили на кладбище, к могилам Людмилы Леонидовны и Николая Ивановича. Поправили землю, возложили цветы, помол­чали.

Сегодня бились крашенными луковой шелухой яйцами, завтракали по- праздничному и всем, кто нам звонил, отвечали:

- Воистину Воскресе!

9 апреля. Заседание секретариата. Г лавный вопрос - участие МСПС в объяв­ленной Президентом Путиным кампании «Год русского языка в России и в мире». Уже всем понятно, что нужны срочные меры для того, чтобы остановить сужение ареала русского языка. Только было бы правильнее назвать: «Год русского языка и русской литературы». Но то ли он не догадался, то ли вездесущие всезнайки подняли гвалт: «А почему русской литературы, а не российской?» Хотя русская литература одна, а российских - множество. Поэтому тему «Русская литература» писатели должны подверстать сами.

Подверстали. Изложили её в письме Президенту за подписью С. Михалкова, Ф. Кузнецова, Ю. Полякова, и вскоре Поляков вручил его Путину при личной встрече. Письмо, как водится, затерялось, и только спустя некоторое время его отыскали в Министерстве культуры. От нас тут же потребовали представить план мероприятий и смету для их проведения. Кузнецов, бухгалтер МСПС и я соста­вили её - получилось, что расходов набирается на 7,2 млн. рублей. В Минкульте приняли без каких-либо вопросов и сразу утвердили. Да ещё похвалили нас за опе­ративность и квалифицированную подоплёку.

На сегодняшнем заседании нам необходимо утвердить план, главным пун­ктом которого является проведение Международной писательской конференции в «Лицейский День» 19 октября 2007 года в ЦДЛ под названием: «Русский язык - связующая нить культур». Я предложил назвать не конференцией, а конгрессом - смысл одинаковый, а звучит солиднее. Со мной согласились.

Обозначили ответственных за другие мероприятия: семинар переводчиков, семинар молодых писателей и др. Мне поручено сформировать оргкомитет по проведению конгресса и к следующему секретариату, который состоится через неделю, представить его на утверждение.

12 апреля. Купил железнодорожные билеты до Няндомы и обратно - по­еду на Литературный фестиваль Севера, который будет проходить в Каргополе. Говорят, интересные места, многие из них связаны с именем Николая Рубцова.

Из Питера позвонил Николай Коняев, попросил войти в состав редколлегии журнала «Аврора» и сказал, что теперь он будет возглавлять журнал. Я дал со­гласие и порадовался такой новости. Он попросил переговорить с Михалковым - Сергей Владимирович входил в прежний состав редсовета, согласится ли теперь на вхождение в новый. Я сказал, чтобы включал его - журнал должен вот-вот выйти, - а я переговорю либо с самим Михалковым, либо с его помощницей Сал­тыковой и, думаю, получу добро.

Ровно 10 лет понадобилось нам, чтобы разобраться с журналом «Аврора», с ко­торым я дружу более 30 лет. Когда-то авроровский «Салон СЛОН» (сатирическо- лирическое обозрение нравов) опубликовал мой рассказ «Трусы на память» - как один из победителей конкурса. Потом печатались рассказ «Роль женщины», по­вести «Показательный бой», «Человек, которого не было», «Товарная станция».

В общем, дорога мне «Аврора», в особенности после публикации в ней «Показа­тельного боя». За него брались многие журналы: «Нева», «Юность», «Неман» - и ничего. Присылали отличные внутренние рецензии, но как доходила рукопись до главного редактора, так звучала команда: «Стоп!». А вот «Аврора» взяла и на­печатала, хотя и не обошлось без «соавторства» с цензурой.

Впрочем, и «Аврора», пока в ней заведующим отделом прозы был Вильям Козлов, тоже отказывалась печатать. Мне Козлов сказал: «Знаешь, старик, повесть твоя не ко времени остра, а тут скоро съезд партии - как я такую острую вещь буду печатать? Да ещё о молодёжи, о студентах. Меня не поймут и выгонят. И что тогда? Ты хочешь, чтобы на моё место пришёл какой-нибудь еврей?» - «Какой- нибудь - не хочу, - сказал я. - Но толковому, да ещё не трусу, я бы сам помог занять твоё место». - «Ну, старик, так не принято разговаривать с редакторами, в этом случае мы с тобой не договоримся».

Я хотел сказать, что и с писателями, хотя бы и с молодыми, тоже так разго­варивать не принято. Но не сказал - бесполезно. Попросил вернуть рукопись, но Вильям Фёдорович ответил, что рукописи моей нет - отдали на рецензию Ирине Муравьёвой. Я ушёл. А потом, совершенно неожиданно для меня, «ушли» Коз­лова. Редактором прозы стал Глеб Горышин. Он же пригласил меня в редакцию, похвалил повесть и вручил рецензию Ирины Муравьёвой. В ней она не просто как критик, литератор, но как заинтересованный читатель и друг написала добрые слова: «честный автор, честная повесть.»

- Значит, будете печатать?

- Будем, - кивнул Г орышин. - Твою рукопись прочитал главный, Владимир Торопыгин. Он просил тебя зайти для знакомства.

Зашёл. Увидел плотного, внешне привлекательного (наверное, в особенности для женщин) человека, который встал с кресла, поздоровался.

- Спасибо, что решили напечатать, - сказал я. - Во многие журналы посылал. Вроде бы тоже собирались, потом отказывали.

- А мы напечатаем, - кивнул Торопыгин. - И не нам спасибо, а тебе, что на­писал хорошую повесть. Я читал в напряжении, даже не выдержал - в конец за­глянул. Хороший конец, выстраданный.

Через неделю снова позвали - пришли гранки. Вычитал и был рад - всё как я написал. А когда напечатали, обнаружил, что выпали многие «фрагменты». Объ­яснили: цензура. Например, эпизод, где герой - точнее, даже не сам герой, а некто, о ком рассказывает один из героев, - чтобы не идти в армию, пьёт чифирь; по­ложат его в больницу на обследование - мочится в постель: дескать, недержание ночное. Так что удалось «откосить». А сердце угробил, теперь инвалид. В этом эпизоде чётко обозначена позиция и героя, и автора: так плохо, так нельзя, так во вред самому себе. Нет, вырезали. Конечно, цензоры понимают больше автора, им виднее. Дескать, в нашей стране нет и быть не может подобных молодых людей, которые пьют чифирь и писают в постель, чтобы не пойти служить.