Макс Лукадо - Бесстрашные
15
Воспоминания о запоротых передачах тускнеют медленно. Они порождают
одинокий страх — страх, что мы разочаруем людей, подведем команду, не оправдаем
надежд. Страх, что мы не выполним свою задачу, когда это будет необходимо, что
другие пострадают из-за нашей криворукости и косоглазия. Нет, конечно, многие из нас
с радостью променяли бы свои ляпы на ту ошибку Досса. Если бы только всего-то и
беды было, что мы не смогли принять одну передачу... Если бы мы разочаровали только
нашу футбольную команду...
У меня есть приятель, который, по его собственному признанию, впустую потратил
первую половину своей жизни. Наделенный больше талантами, нежели здравым
смыслом, он наживал капиталы и врагов с головокружительной скоростью. Теперь он из
тех, о ком поют грустные песни в стиле кантри. Разрушенный брак. Обозленные дети.
Печень его функционирует так, будто насквозь пропиталась водкой (впрочем, почему
«будто»?).
Когда мы с ним разговариваем, его глаза бегают туда-сюда, словно у человека, прислушивающегося к чьим-то шагам. Прошлое преследует его полицейским сыщиком.
Наши разговоры крутятся вокруг одного и того же вопроса — «сможет ли Бог простить
меня?».
— Он дал мне жену, я все испортил. Он дал мне детей, я и их упустил.
Я пытаюсь объяснить ему:
— Да, ты ошибся, но сам ты — не ошибка. Бог приходил на землю ради таких
людей, как мы.
Он впитывает мои слова, словно пустыня — ливень. Когда мы с ним встретимся в
следующий раз, ему снова будет необходимо их услышать. Иссушенной страхом почве
нужно постоянное орошение.
Я переписываюсь с одним заключенным. Фактически, большую часть переписки
ведет он. Ему предстоит еще от трех до пяти лет размышлений о своих финансовых
нарушениях. В его письмах поочередно берут верх чувства стыда и тревоги — стыда за
ошибку, тревоги по поводу ее последствий. Он разочаровал всех, кого любил. В том
числе Бога. В особенности Бога. Он боится, что его грехи переполнили чашу терпения
Господа.
В этом он далеко не одинок. «У источника Божьей благодати должно быть свое
дно», рассуждаем мы. «Рассчитывать на прощение можно лишь определенное число
раз, не больше», настаивает наш здравый смысл. «Если все время пользоваться
милосердием в кредит, рано или поздно обанкротишься». Дьявол обожает такую
логику. Если бы он смог убедить нас, что Божья благодать выдается строго по квоте, мы
пришли бы к такому логическому заключению: наш счет исчерпан. Бог закрыл двери к
Своему престолу. Стучитесь, сколько хотите; молитесь, пока не надоест. Доступ к Богу
закрыт.
«Доступ к Богу закрыт» — и налетает целый рой тревог. Мы — сироты, беззащитные и беспомощные. Небеса, если они вообще существуют, вычеркнуты из
нашего маршрутного листа. Раненые в этой жизни и обреченные в следующей. У страха
разочаровать Бога — острые зубы.
Но у Христа есть клещи. Первым Своим высказыванием о страхе Он начинает
удалять клыки: «...дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2). Заметьте, что
16
Иисус соединяет дерзновение и прощение грехов в одном предложении. Может ли
смелость начинаться с решения проблемы греха? Давайте разберемся.
Иисус говорит это человеку, который не может ходить. «...Принесли к Нему
расслабленного, положенного на постели» (Мф. 9:2). Парализованному человеку не под
силу было выгуливать собаку или бегать трусцой. Но у него было четверо друзей, действовавших по наитию. Когда до них дошел слух, что их город посетил Иисус, они
положили своего товарища на циновку и пошли к Учителю. Встреча с Христом сулила их
приятелю много хорошего.
Целая толпа набилась в тот дом, где учил Иисус. Люди сидели на подоконниках, теснились в дверных проемах. Вы бы подумали, что в Капернауме — не иначе как
настоящее богоявление. Однако друзья расслабленного были не из тех, кто легко
сдается, и они придумали свой план. «...Не имея возможности приблизиться к Нему за
многолюдством, раскрыли кровлю дома, где Он находился, и, прокопав ее, спустили
постель, на которой лежал расслабленный» (Мк. 2:4).
Рискованный шаг. Большинству домовладельцев не нравится, когда кто-то
начинает разбирать их крышу. Среди парализованных редко встречаются фанаты
прыжков на тарзанке через дыру в кровле. И далеко не все учителя приветствуют
импровизированные спектакли во время своего урока. Мы не знаем, как отреагировали
на происходящее хозяин дома и пассажир «лифта». Но мы знаем, что Иисус не
возражал. Матфей только что не расписывает, какая улыбка заиграла на Его лице.
Христос дает благословение, прежде чем о нем попросили. И благословение это
совершенно неожиданное: «...дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2).
Разве не ожидали мы услышать другие слова? «Дерзай. Твои ноги вылечены. Паралич
прошел. Подавай заявку на Бостонский марафон».
У человека ноги как вареные макаронины, однако Иисус одаривает его
милосердием, а не мускулами. О чем Он думает? Очень просто. Он думает о
глубочайшей нашей проблеме -— о грехе. Он озабочен глубочайшим нашим страхом —
страхом не оправдать ожиданий Бога. Прежде чем исцелить тело (это уже потом), Иисус исцелил душу. «...Дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2).
Грешить — значит не считаться с Богом, пренебрегать Его заповедями, отвергать
Его благословения. Грех — это жизнь без Бога, жизнь для себя и ради себя. Жизнь
грешника сосредоточена на его «я», а не на Боге. Не это ли выбрали Адам и Ева?
До своего грехопадения они обитали в мире без страха. Были едины с творением, едины с Богом, едины друг с другом. Эдем был заповедным миром с одной заповедью
— не прикасаться к дереву познания добра и зла. Адам и Ева имели свободу выбора, и
день за днем они выбирали доверие к Богу. Но потом появился змей, посеял семена
сомнений и сделал заманчивое предложение. «Подлинно ли сказал Бог...» — вопрошает
он (Быт. 3:1). «...Вы будете, как боги...» — обещает он (Быт. 3:5).
Похоже на то, что Ева испугалась. Кто-то говорит, что она была исполнена
гордости, дерзости, непокорства... но не было ли там прежде всего страха? Страха, что
Бог не дает ей чего-то важного, что она чего-то лишена? Страха, что Эдема ей не будет
достаточно? Что и Бога ей не будет достаточно? Что Бог ее не спасет?
Представьте, что она и Адам побороли бы эти страхи. Не оставили бы почвы для
посеянных змеем семян сомнения. «Ошибаешься, пресмыкающееся. Наш Творец дал
17
нам все, что нужно. У нас нет причин усомниться в Нем. Возвращайся-ка в дыру, из
которой выполз». Но ничего подобного они не сказали. Они не совладали со страхом, и
страх овладел ими.
Ева перестала доверять Богу и взяла дело — и плод — в свои руки. «На случай, если
Бог не может этого сделать, я все устрою сама». Адам присоединился к ней.
Адам и Ева поступили так, как поступают очень испуганные люди. Они попытались
спастись бегством. «...И скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между
деревьями рая. И воззвал Господь Бог к Адаму, и сказал ему: где ты? Он сказал: голос
Твой я услышал в раю, и убоялся...» (Быт. 3:8-10).
Страх, если с ним не совладать, ведет к греху. Грех ведет к стремлению спрятаться.
Так как все мы согрешили, мы все прячемся, хотя и не в кустах, но в своих
восьмидесятичасовых рабочих неделях, во вспышках раздражения, в религиозной
активности. Мы избегаем общения с Богом.
Мы убеждены, что Бог должен ненавидеть нашу склонность ко злу. Еще как
убеждены! Ведь нам самим не нравится то, что мы говорим и делаем. Мы презираем
свои похотливые мысли, безжалостные суждения и эгоистические поступки. Если нас
самих тошнит от нашего греха, насколько отвратительней он должен быть святому
Богу! Мы делаем практическое умозаключение: мы непоправимо рассердили Бога. Так
что же нам еще остается, если не лезть в кусты при звуке Его голоса?
Как говорит пророк Исайя, из-за греха мы доходим до такого же одиночества и
смятения, как заблудившиеся овцы. «Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый
на свою дорогу...» (Ис. 53:6). Если бы пророк хоть раз увидел мою собаку, он мог бы
написать: «Все мы блуждали, как Молли...»
У такой славной собачки все же есть какое-то упрямство, своеволие. Едва ей в нос
ударит запах жарящегося на соседнем участке шашлыка или свежих пищевых отходов
— и уже никакими командами ее не остановишь. О, вы не знаете, сколько раз ваш
пастор гонялся за этой богомерзкой собачонкой по улицам, увещевая ее отнюдь не
пасторскими проповедями. Она «грешит» — живет так, будто ее господина и
