Артур - Стивен Рэй Лоухед
На ней была длинная рубаха изумрудного шелка, покрытая тончайшим золотым шитьем, и алая накидка без рукавов, расшитая сверкающим серебром. На шее она носила тонкую гривну тянутого золота, какая пристала бы кимрской королеве. Ну разумеется, ведь она же и впрямь была королевой.
— Воистину, она богиня! — ошеломленно прошептал Гвальхмаи.
— Не забывай, что она — мать Мирддина, — напомнил я, как ни мало мне верилось в это самому.
Харита подошла и вместо приветствия поцеловала меня в щеку.
— Да будет с тобой мир Христов, Бедивер, — сказала она ласковым грудным голосом.
— Вы знаете меня, госпожа? — выговорил я.
Наверное, изумление было так ясно написано на моем лице, что дама мило рассмеялась и ответила:
— Почему же мне тебя не знать?
— Но мы никогда доселе не виделись, — ответил я, запинаясь.
— Во плоти — нет, — согласилась Харита, — но, когда Артур жил здесь прошлой зимой, ты невидимым духом стоял за его плечами.
— Он говорил обо мне?
— Уж будь уверен, — вмешался Аваллах. — Если он не говорил о чем-то другом, то расточал хвалы своему брату Бедиверу.
— Вот как я тебя узнала, — сказала Харита. — Так же, как и ты меня, — со слов моего сына.
Она обратила взор к Гвальхмаи, который смотрел на нее, будто зачарованный.
— А это — Гвальхмаи ап Лот Оркадский, — сказал я, локтем толкая его в бок. Бесполезно; он по-прежнему таращился на нее, как недоумок.
При звуке этого имени в Харите произошла перемена: хотя ни в выражении ее, ни в поведении это не проявилось, словно некая теплая волна прокатилась от нее к Гвальхмаи. Глядя прямо в глаза юноше, она взяла его за плечи и расцеловала в обе щеки.
— Мир Христов да будет с тобой, Гвальхмаи, — сказала она.
— Ис тобой, госпожа, — прошептал он, густо краснея, как маков цвет.
— Будь нашим гостем, — торжественно произнесла она и тут же, просияв, объявила: — Какое приятное завершение хорошего дня. Мы поужинаем вместе, и вы расскажете, как поживал мой сын с нашей последней встречи.
Из этих слов я понял, что ни Мирддин, ни Пеллеас не заворачивали на Стеклянный Остров, и нам вскоре предстоит вновь пуститься в дорогу.
Нас провели в небольшой покой, где вокруг длинного стола были расставлены стулья. Рядом с кувшином алого вина стояли серебряные кубки. Вино разлили, мы выпили и начали рассказывать, что произошло с прошлой зимы, когда Артур и Мирддин покинули Инис Аваллах. Рассказ получился долгим.
Гвальхмаи ковырял в тарелке ножом. Будь он птичкой, он бы и то, наверное, съел больше. Во все время беседы он сидел на стуле мешком и смотрел на Владычицу озера таким ненасытно-восторженным взглядом, что я дивился, как она не убежит из-за стола или не поднимет его на смех.
Меня радовало, что я не дама и не должен терпеть его дерзкие и томные взгляды. Впрочем, даже будь я дамой, разве мог бы я сравниться учтивостью с леди Харитой!
Несмотря на невежливое поведение Гвальхмаи, вечер прошел приятно, точнее будет сказать, пролетел, словно краткая соловьиная трель. Мы спали в ту ночь на свеженарезанном тростнике, застеленном тончайшим полотном, и я проснулся на следующее утро с мыслью, что еще никому в мире не случалось так выспаться.
Тем не менее самый сладкий сон когда-нибудь кончается. Сразу после завтрака я сбивчиво выразил сожаление, что мы должны немедленно продолжать путь. Не желая тревожить Хариту — упаси меня Бог причинить боль прекраснейшей из дам! — я ничего не сказал о поисках Мирддина, просто повторил, что мы выполняем поручение предводителя и очень спешим.
Мы неловко распрощались и вскоре уже спускались по склону Тора к дамбе. Новый день только-только позолотил восточный край неба.
— Мирддин сюда не заезжал, — сказал я спутнику. — Этого я и боялся.
Гвальхмаи вздрогнул, словно очнувшись от сна. Он глядел через плечо на величественную громаду Тора.
— Есть какие-нибудь догадки, куда он мог направиться?
— В Ллионесс, — отвечал я, ибо в сердце моем рос страх, и мне припомнилось, где и когда я впервые его испытал: на берегу моря, в тот день, когда Мирддин впервые упомянул Моргану.
Я чувствовал: где Моргана, там и Мирддин. Пеллеас тоже это угадал, вот почему он так сильно тревожился о Мирддине и с такой поспешностью бросился за ним вслед.
— Где это место, куда поехал Мирддин, этот Ллионесс? — удивился Гвальхмаи.
Вопрос заставил меня резко повернуться к нему.
— Неужто никогда не слышал? — спросил я.
— Если бы слышал, не стал бы спрашивать, — беспечно отвечал он. — А сам-то ты знаешь?
Я пристально вгляделся в него, решил, что он говорит правду, и вновь перевел взгляд на дорогу.
— Это где-то на юге; вот все, что я знаю.
Ллионесс — источник моего страха, средоточие моей глубочайшей боязни. Теперь я знал: Мирддин поехал, чтобы сразиться с Морганой. Путь мой был ясен: надо ехать в Ллионесс и отыскать его там.
Мы остановились в селении неподалеку от Тора, спросили путь и услышали от старосты (в то время как остальные за спиной складывали пальцы от зла), что если ехать на юг и запад, то попадешь туда... коли не передумаешь.
Я плохо помню дорогу. Дни и ночи смешались. Казалось, мы ехали через медленно умирающий мир. Впереди тянулись голые пустоши, бесприютно завывал ветер; по ночам он проносился с чуть слышным плачем. Каждый шаг давался с трудом, с каждым днем гасла вера в успех нашей затеи. А тяжесть! Тяжесть давила на сердце и угнетала душу.
Наконец мы подъехали к укреплению Дивного Народа; на мгновение во мне всколыхнулась надежда, что здесь мы увидим Мирддина
или хотя бы услышим о нем весть. Увы, крепость была покинута. Я не стал ничего искать, все было пусто, даже утесник высох и умирал.
Так или иначе, Мирддина здесь не было, и мы продолжили путь на юг вдоль побережья. Гвальхмаи бодрился, как мог, даже пытался петь, но красивые слова не шли с языка в этом страшном краю.
Мы ехали
