Книга 15. Пожиратель Богов. Часть 3 - Юрий Розин

— Зачем… — я захрипел, чувствуя, как сознание начинает плыть.

Катрион вытащил руку.

В его пальцах пульсировало моё сердце. Оно было чёрным, будто обожжённое, но при этом сияло изнутри мощью, невероятной, ни с чем не сравнимой.

— Теперь я смогу переступить через границы, — прошептал он, явно любуясь трофеем. — Не только Содружество… не только Великие Души… всё будет моим.

Я рухнул на колени. Мир вокруг меня расплывался, но я всё ещё видел его жучиные холодные глаза.

— Ты… — я кашлянул, и брызги крови окрасили его сапоги. — Ты никогда… не видел её…

Катрион наклонился, будто хотел прошептать что-то на ухо.

— Нет. Она умерла еще когда эти идиоты ее похитили. Не выдержала перегрузки энергии, спасая твоих внучек. Но ты ведь поверил?

Его форма дрогнула, и он начал растворяться, как дым на ветру.

Я протянул руку — не к нему, а к тому месту, где только что было её лицо.

Не поворачивайся спиной ни к кому.

Голос Маалы прозвучал в голове, как похоронный звон.

Тень накрыла меня.

— Из-за тебя, — прошипел Умса. Его голос звучал, как скрип ржавых дверей в заброшенном склепе. — Он получил силу, которой не должно было быть.

— Надо было просто прикончить его. — проворчал Семургдалион. Пламя на его плечах взметнулось выше, вырисовывая в воздухе рунические символы.

Я хрипло засмеялся, и изо рта хлынула новая порция крови.

— А вы… думали… он вас… в расчет не брал?

Циарин двинулся быстрее, чем я ожидал. Его нижняя правая рука врезалась мне в ребра с хрустом ломающихся костей.

— Ты вообще понимаешь, что натворил? — его голос дребезжал, как рой разъяренных ос.

Понтифик молчал. Его пламя вело себя странно — то вспыхивало ярче, то почти гасло. Он смотрел не на меня, а туда, где секунду назад стоял Катрион.

Умса поднял руку. Тьма вокруг него сгустилась, превратившись в длинный, изогнутый клинок, который пил свет из окружающего пространства.

— Кончаем это.

Я закрыл глаза.

Не потому что боялся.

Просто больше не было сил их держать открытыми.

« ТИМ!!!» — мысленный вопль заставил меня вынырнуть из забытья еще на несколько секунд.

Сразу вслед за сообщением раздался оглушительный хлопок, и из образовавшегося портала вылетел Алистер. Он выглядел ужасно — его кожа была покрыта синими прожилками, глаза впали, из носа и ушей текла густо-черная кровь.

«Не время умирать, дружище!» — прохрипел он, хватая меня за плечи.

Я почувствовал рывок — нас обоих потянуло назад, в зияющий разрыв реальности.

— НЕТ! — взревел Умса.

Тьма и пламя слились в один сокрушительный удар.

Алистер уже втянул меня в портал, но объединенная атака трех Байгу и Мудреца настигла его.

* * *

Я лежал на спине, ощущая под собой холодную, неровную поверхность. Камень? Металл? Неважно. Важно было то, что я не чувствовал ничего ниже шеи.

Руки… где мои руки?

Я попытался пошевелить пальцами — ничего. Даже призрачного ощущения конечности, даже фантомной боли. Только пустота.

Ноги тоже.

Но боль… о, боль осталась. Она жила в каждом уцелевшем сантиметре кожи, пульсировала в разорванных мышцах, грызла обугленные края ран. Как будто кто-то влил мне в вены раскаленную сталь и теперь медленно шевелил ею внутри, не давая привыкнуть.

Комната — если это была комната — напоминала склеп. Низкий потолок из пористого черного камня, стены, покрытые мерцающими в полутьме рунами. Не теми, что использовали в Содружестве — эти были угловатыми, колючими, будто выцарапанными когтями. Воздух пах гарью и… медью?

Кровью. Моей или чьей-то еще?

Слева что-то горело. Я постарался повернуть голову. Получилось с трудом, позвонки скрипели, будто несмазанные петли. Пока поворачивался, огонь стал сильнее, и намного.

Оранжевый свет, яростный, ненасытный, заставил меня зажмуриться. Даже через сомкнутые веки он прожигал сетчатку, оставляя кровавые пятна в поле зрения.

Пламя не просто горело — оно извивалось, как живое, перетекало по полу, цеплялось за выступы стен, словно ища, куда бы впиться еще. А в центре этого ада…

Алистер.

Он стоял на коленях, вернее, то, что от него осталось. Пламя пожирало его медленно, методично — сначала одежда, потом кожа, потом мышцы. Оно не просто горело — оно растворяло его, слой за слоем, оставляя после себя не пепел, а пустоту.

Проклятые Байгу… их силы в этом огне…

Алистер не кричал.

Его челюсть была сжата так сильно, что даже сквозь пламя я видел, как трескаются зубы. Пустыми провалами глаз он смотрел сквозь меня, сквозь стены, прямо в лица тех, кто это сделал.

Умса… Семургдалион… Циарин… Понтифик…

Имена всплывали в голове, как обугленные обломки.

Его губы дрогнули.

«Выживи и отомсти».

Не просьба, не мольба. Приказ.

Я попытался ответить, но из горла вырвался только хрип. Энергии на то, чтобы послать мысленное сообщение, не было тем более.

Нужно было встать. Добраться, Потушить. Хотя бы… рукой… водой… кровью…

Но тело не слушалось.

Алистер дернулся вперед, словно пытался подняться. Пламя взревело, сжалось вокруг него, как кулак, и он рухнул на бок.

Нет. Нет! НЕТ!

Тьма на краях зрения сгущалась, но я цеплялся за сознание, как утопающий за соломинку.

Хотя бы… рукой… дотянуться…

Последнее, что я увидел перед тем, как провалиться в небытие — его рука, обугленная до кости, протянутая ко мне.

Пальцы сжались в кулак.

«Держись, ублюдок…»

Глава 69

Тьма. Не просто отсутствие света — а всепоглощающая, плотная, словно жидкий деготь, заполняющая собой каждую частицу несуществующего здесь пространства.

Она не была пустотой — она была антиматерией сознания, субстанцией, в которой растворялись даже мысли. Я пытался моргнуть, но век не было. Попробовал вдохнуть — легкие отсутствовали. Шевельнуться — тело исчезло.

«Значит, смерть выглядит именно так», — пронеслось где-то на границе того, что еще можно было назвать моим разумом.

Но нет. Смерть не думает. Смерть не осознает себя. А я… Я отчетливо чувствовал, как последние крупицы моего «я» медленно дрейфуют в этом черном океане, как песчинки в космическом вакууме.

Каждая частица сознания кричала от боли, которой физически не могло быть — ведь нервной системы больше не существовало.

Вспышка. Обрывки последних мгновений пронеслись перед внутренним взором:

Катрион. Его рука, пронзающая грудь. «Ничего личного» — когда он вырывал мое сердце, мой последний шанс на эволюцию. Прав был Сивальд, надо было мочить гадину.