Страж разума - Lady Khali
Однако я сам уже думал об этом и решил: с глаз долой - из сердца вон. Вот почему я держу всю коллекцию с его воспоминаниями на верхней полке в шкафу. Когда я многозначительно ответил «угу», она уронила свой пергамент. К сожалению, привыкшие к частным письмам, мы с ней оба забыли стереть текст на своих пергаментах. Невилл прочитал весь наш с Гермионой разговор, но я не знал, когда именно он это сделал. Быть может, он сделал это в то же самое время, когда мы с Гермионой переписывались; а может и позже, когда, проснувшись посреди ночи, решил продолжить переписку на случай, если я тоже не сплю. Как бы то ни было, он прочитал все, что мы тогда написали. Никогда бы не подумал, что Невилл станет так сильно, – больше всех остальных моих знакомых, - переживать о той проблеме, пока я, проснувшись рано утром, не нашел толстый конверт на своей тумбочке. В отличие от большинства волшебников маг-Британии, Невилл не разменял свои мозги на палочку. В пояснениях к запискам, которые я дал ему в поезде, фигурировало имя Сириуса. Хотя в них и не упоминался конкретно Питер Петтигрю, Невилл был достаточно умен, чтобы сделать кое-какие выводы: 1. Петтигрю подделал свою смерть;
2. У Петтигрю были веские причины, притворяться погибшим. 3. В качестве предполагаемого члена победившей стороны у Петтигрю не было никаких оснований фальсифицировать свою смерть. В первом абзаце своего шестистраничного письма Невилл высказал мнение, что Петтигрю предал мою семью. Затем он прямо изложил все причины, по которым, как он думал, я все равно должен следить за ним. По словам Невилла, его родители сузили список возможных опекунов своего сына до минимума. В случае их безвременной кончины, временной или постоянной недееспособности, все их имущество, вплоть до опеки над единственным сыном, переходило к бабушке Невилла – леди Августе. Все, что они оставили сынышке в память о себе, было несколько фотографий, сделанных на Йоль и в день его рождения.
Бабушка Невилла рассказывала, что ее невестка была молодой и глупой - считала себя бессмертной, как и все ее сверстники. Вопреки военному времени и частым смертям товарищей, Алиса Лонгботтом была свято уверена в том, что уж с ее то семьей ничего плохого не случится и «Свет» восторжествует. По крайней мере, так рассказывали самому Невиллу. Забавно, что его бабушка никогда не
124/159
упоминала, разделял ли отец Невилла убеждения своей жены. Невилл предполагал, что да. А вот Лили Поттер сделала то, чего Невилл ожидал бы скорее от своего собственного отца.
В заключение, мой друг написал, что даже если эти воспоминания предоставила Беллатрикс Лестрейндж, он все равно хочет их просмотреть. Т.е., его не волнует, чьи эти воспоминания.
Я перечитывал его письмо раз пять, обращая каждый раз внимание на новые нюансы. Постепенно я изменил свое мнение насчет того, почему мама доверила опеку надо мной своему убийце, хотя в начале я был категорически с ней не согласен. Конечно, по причине, которой я тогда не до конца понимал, она сделала лучший выбор, чем мой отец.
Сейчас то я уже понимаю, что уж лучше жить под опекой ее убийцы, чем Дамблдора. Томас выигрывал по сравнению с Дамблдором по всем пунктам. Воспоминания Петтигрю давали мне шанс встретиться хотя бы с одним из моих родителей. Независимо от того, что я увижу там, такой шанс нельзя упускать.
***
После того как я закончил завтракать, Лолли принесла мне небольшой омут памяти, в его недрах уже крутился серебряный туман воспоминаний. Как пользоваться омутом памяти меня научил Томас во время первого урока Легиллименции. Это было частью его лекции «десять причин, почему я должен научиться контролировать свою Легиллименцию, прежде чем она начнет контролировать меня». К каждой причине прилагался пример. Некоторые из этих примеров были ужасны, как та девочка, которая умерла от аневризмы головного мозга, потому что никто не догадался, что она все время пользовалась пассивной Легиллименцией, пока не стало слишком поздно. На его уроках я всегда имел хотя бы примерное представление о содержании воспоминания, прежде чем просматривать его. Но на этот раз все будет по другому. Склянки с воспоминаниями Петтигрю были пронумерованы, начиная с цифры один, но не датированы. Единственный способ выяснить, о чем будет воспоминание, это просмотреть его.
Дрожа от нетерпения, я наклонился над омутом с закрытыми глазами и глубоко вдохнул. Затем погрузил лицо в омут. Перед глазами завертелся вихрь тумана, и я очутился в незнакомой комнате, в зоне боевых действий.
Штукатурка сыпалась с потолка в гостиной. Стены украшали свежие подпалины. Перья из разорванных диванных подушек валялись на полу. Зеркало рядом с вешалкой для мантий было покрыто паутиной трещин. Даже кушетка была переломана, как если бы ею пользовались в качестве импровизированной баррикады. Быстрый топот ног вывел меня из раздумий и я обернулся. Петтигрю, моложе и не такой пухлый, неверующе смотрел на этот бедлам. Меня заинтриговало выражение удивления на его лице. Что здесь случилось? - Задавался я вопросом, пока на цыпочках кружил по комнате, разглядывая останки того, что когда-то было уютной гостиной. Окно у камина внезапно разбилось. Я отпрыгнул в сторону и замер, услышав громкие голоса из другой комнаты, а затем - заклинание огня.
Черноволосый малыш, – в нем я узнал самого себя, - прошел через открытую дверь без посторонней помощи. Петтигрю прыгнул через комнату и поймал маленького «меня», прежде чем тот упал. Малыш одарил его торжествующим взглядом, но ни чуточки не испугался. Мертвой хваткой пухлых ручонок он схватил его за воротник. Потом сунул пальцы правой руки себе в рот, положил голову ему на плечо и всхлипнул.
Петтигрю похлопал маленького Гарри по спине.
125/159
- Это хорошо, малыш, - прошептал он. - Мама и папа просто защищают свои маленькие аргументы.
Из соседней комнаты раздался громкий треск сломавшейся мебели. - Ну, хорошо, большие аргументы, - поправился он, отойдя подальше от проема двери.
Мои глаза расширились. Сириус упоминал про некий „громкий“ скандал между родителями сразу после моего первого
