Ларисса Андерсен - Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма
Сами похороны были торжественные, и если это слово звучит несколько горько в отношении похорон, то, с другой стороны, показывает, как много значил Николай для всех собравшихся. Многие искренне переживали эту потерю. Никто не умел так руководить молодежью, как Николай. И эта молодежь проявила столько любви и внимания к нему во время болезни, что он сам был тронут и согрет этим.
В самом начале его болезнь была определена как паратиф, потом появилось осложнение на легких, и наконец разразился гнойный плеврит, от которого уже не нашли спасения, так как весь организм был заражен. В минуты жара он часто бредил, большею частью о работе, в том большом общественном смысле, которому он служил до конца.
За последние годы Николай достаточно выправил материальное положение. И не оно было причиной его болезни. Он вел нормальный образ жизни и более-менее следил за собой. Но, возможно, что предыдущие годы лишений и чрезмерной работы в нашем ужасном климате, чему я не была свидетельницей (т.к., хотя мы друзья ранней юности, я потеряла его из виду на долгий срок), отозвались теперь.
Мэри тоже слаба здоровьем и выглядит неважно, особенно после смерти Николая. Она очень много и энергично работает, но нервы ее страшно расшатаны, не знаю, много ли ночей она спала со времени болезни Николая.
Мы все собираемся, как только это будет возможно, издать его стихи и другие литературные труды.
Вот в кратких чертах все то, о чем, конечно, можно говорить часы и часы слушать. Я читала Ваше письмо и знаю, как Вам тяжело от сознания непоправимости, но не в моих силах Вас утешить. Мы все, оставшиеся жить и более или менее близкие Николаю при его жизни, делим между собою это сознание непоправимости и вины за все то плохое, что мы причиняли ему при жизни, или все то хорошее, чего мы для него не сделали. Поэтому я взяла на себя право прочитать Ваше письмо и ответить Вам на него. Если у Вас будет желание узнать какие-то подробности или вообще, напишите мне.
С искренним сочувствием уважающая Вас
Ларисса Андерсен
Л.И. Хаиндровой
11 июня 1969. Таити
Дорогая Лида, золотая Лидо,
Я так обрадовалась Вашему письму (хотя и не сразу ответила). Вы правы, чувства симпатии, которые нас связывали, сохранились и, надо надеяться, сохранятся и дальше. Написала о Вашем письме Мэри П<етерец> и Валерию и сразу же получила от Валерия ответ, он писал Вам уже раньше меня. Так что Вы в курсе дел: что и как с ними? На днях посылаю Вам долгой почтой стихи Валерия. Уведомьте меня, когда они дойдут, хорошо? Валерий очень обрадовался весточке от Вас или о Вас. Он всегда тепло вспоминал Вас. Да и вообще, его слова: «Трогательно, как на Востоке мы все любили друг друга» для меня лично сущая правда.
Я бы так хотела встретиться со всеми «островитянами» или хотя бы узнать побольше о них. Не можете ли Вы мне написать о Вовке Померанцеве и его жене Мирре? О Щеголеве? От Валерия я знаю кое-что о Слободчикове. Знаю, что Иевлева умерла. От Коростовец я получила первое после всех этих лет письмо из Австралии. Ей довольно трудно, муж умер, одна из сестер тоже, и живет она с двумя сестрами, одна из которых больна. Дом большой, много работы, в Австралии нет помощников, а ей уже 70 лет.
Время пробежало, даже мне тут, на Таити, в большом доме, слишком много работы, хотя нас всего двое и есть уборщица. Поэтому и не отвечаю скоро на письма. Валерий был очень сердит на меня, что не писала ему полтора года, но простил, недаром мы все друг друга любим.
Удивительно то, что Ваше письмо и Марии Павловны — пришли почти одновременно. Как будто что-то заваривается и возвращается ветер на круги… Так Вы, значит, снова возвращаетесь к литературе. Буду рада, если пришлете несколько стихотворений.
Я не писала все эти годы совершенно, если не считать случайных и совершенно неотделанных стихотворений. Почему? Я не знаю. Я думаю, потому что выбилась из колеи, потому что вокруг не было не только людей, кто этим бы интересовался, а вообще — русских.
Может быть, настоящий поэт писал бы даже на необитаемом острове, не мог бы не писать. Но я болею жадностью ко всему и разбрасываюсь. Кроме того, наши путешествия сопряжены с работой для меня. Это не то что туристы с одним чемоданом. Надо везде устраивать дом, принимать, ходить на ужины и т.д. Первые годы я дохла от скуки на этих ужинах и коктейлях, особенно среди французов, так как не говорила по-французски и плохо понимала. Теперь шпарю, хоть часто и с ошибками, но понимаю, а что не пойму — переспрашиваю, могу выбрать интересных людей и получить от этого удовольствие.
После Шанхая мы были во Франции, которая мне очень понравилась, особенно местечко, где семья моего мужа проводит лето. Там совсем русская природа, природа моего детства, и никакие тропические красоты мне никогда ее не заменят. Но скука там зверская в отношении людей, и если бы не моя способность «мечтать», я бы там долго не просидела. Да мы и не сидели долго, так это только для отпуска. Потом мы прожили три года в Индии, два года в Джибути (гумилевские места), три года в Сайгоне и теперь здесь. Каждый раз возвращаясь во Францию между всем этим.
Ездим почти всегда пароходом, и на остановках тоже много видишь. Европу я знаю мало: была две недели в Лондоне, две недели в Швейцарии, два дня в Италии, два дня в Испании. Вы знаете, что я была и у Вас, но надолго не вышло, только подразнилась. Мечтаю приехать еще, м.б. будущей весной.
Я рада, что интересуются Арсением Несмеловым, он был большой поэт. У меня почти нет его стихов. Если у Вас есть и если будет время, перепечатайте мне как-нибудь. Даже несколько гранинских стихов и все мои — ненапечатанные — у меня пропали с ящиком в Коломбо, черт бы его взял. <…>
Что же еще рассказать о себе? Я не знаю, чего Вы не знаете. Мой муж служит в пароходной компании. Но ездить не любит. Любит читать, но не литературу, а философию, с уклоном в «таинственное». Очень молчаливый, «тенистый». Противоположность кутилам. Очень аккуратный, но гвоздя не прибьет. Если будем жить в деревне, как оба мечтаем, то мне придется туго. Во Франции тоже нет помощников, но зато во всех других странах, кроме Таити, где все — сплошные лентяи, — мне повезло в этом отношении. В Индии у нас было шесть слуг на нас двоих. Они нам были совершенно не нужны в таком количестве, но некуда было их девать. Люди там такие бедные, что, несмотря на всю мою любовь к Индии, часто было больно жить на свете. Но все же там много и замечательного. Несмотря на всю эту прислугу, у меня всегда было полно <дел>, так как все лежит все же на хозяйке, а мне еще и этому надо было учиться, – ведь я всегда была сплошная богема.
Часто хотелось плюнуть на все и удрать. Что я и делала. Иногда напяливала сари и ехала куда-нибудь с индусками в грязном вагоне третьего класса. Но всего не опишешь в письме. Теперь мне опять хочется писать, и я даже написала несколько стихотворений. Это Мэри Ю<стина> после долгих ругательств расшевелила меня. Она взяла и послала мои стихи в один журнал, в Париж…
12 июня 1969. Таити
Вчера на этом месте пришел дядька переменить лампы и расковырял потолок. Потом начал рассказывать свою жизнь и ламп еще не переменил. Потом вообще не было света, и я готовила ужин при свече, а потом, так как делать ничего было нельзя, мы, в первый раз на Таити, поехали в кино. Здесь замечательное кино: подъезжаешь в автомобиле к киоску и покупаешь, не вылезая, билеты. Потом, также в автомобиле, ищешь свободное место на большой площади, втягиваешь к себе в автомобиль громкоговоритель со столбика и хочешь — смотришь фильм, хочешь — спишь. Можно приехать хоть в ночной рубашке. Фильм попался хороший, но печальный. Таитяне все пытались смеяться, придирались к малейшей возможности, но ничего не выходило. Здесь любят только или смешные, или очень страшные фильмы
Вернулись поздно. Утром я ездила верхом — эту блажь я себе еще разрешаю пару раз в неделю (совершенно неизвестно почему), потом спешно готовила обед потом обедали, потом отдыхали с газетами и с письмами. Получила опять письмо от Мэри с вырезками из газет. Как назло, нужно идти к соседке, она меня уже давно приглашает, и я все отнекиваюсь, — совершенно нечего гам делать, все это фальшивая вежливость. Буду у нее растачивать свои штаны, раз так — растолстела. Допишу вечером.
Вечер. После соседки опять были волнения с лампами, потом поливка сада, приготовление ужина, ужин и теперь хочу спать. Так идет жизнь. Оно и не плохо, но на самое интересное остается слишком мало времени. Вот поэтому я и не дописала вчера <…>. Почему-то не писалось раньше, когда было время.
Да, забыла сказать: я еще преподаю танцы девочкам. И в Индии тоже преподавала. А в Сайгоне — йогу. Но все это не так чтобы целыми днями и даже не каждый день. Больше хвастаться совершенно нечем. Хватит про меня.
