Юлия Флёри - Разреши тебя любить: возвращение к мечте
– Так это ты хотел всё купить, да?
– Тебе ещё разок вправить мозги, чтобы дошло?
– Себе вправь. Не я виноват в том, что у тебя с Оксаной не ладиться! – Выкрикнул Артём и с громким стуком поставил бокал на рабочий стол.
– Свои ошибки я исправлю сам, а ты исправь свои.
– Слушай, Игорь…
– Это ты меня слушай, – угрожающе начал я, не имея ни малейшей причины сдерживаться, подошёл к Артёму вплотную, и схватил за грудки, немного встряхивая, – я не хочу, чтобы ты приближался к моей жене. Я не хочу, чтобы ты думал о ней, мечтал и хотел. Я не хочу, чтобы ты виделся с ней и приучал к своему обществу.
– А что хочет она, тебя совсем не интересует? – Борзо, с наглой ухмылкой начал он и тут же получил удар под дых.
– Ты, кажется, плохо меня расслышал?
Немного отдышавшись, он сплюнул прямо на пол и поднял на меня уверенный взгляд.
– А ты? Ты можешь слушать кого-нибудь кроме себя? Ты не видишь, до чего её довёл? Это ты, – тыча мне в грудь пальцем, начинал кричать он, – ты трахался с другими бабами, пока твоя, как ты говоришь, жена, ждала тебя дома! И не тебе сейчас меня в чём-то обвинять!
– Закрой свой рот!
– И ей ты рот так же закроешь?! Тогда я не удивлён, что она не хочет тебя видеть.
– Я сейчас тебя убью. – Кулаки сжались, но угрозы так и остались угрозами.
– Не поможет. Оксану ты не вернёшь.
И тут меня накрыло, пропало желание что-либо с ним выяснять, доказывать, угрожать. Против моих кулаков и слепой ревности у парня было мнение Оксаны, её слова, её чувства. И он защищал её, как мог, как умел, пытался отгородить. И я его оттолкнул, устало опустившись на пол. Роль злого мужа мне явно не к лицу, во всяком случае, если я сам же и накосячил. И крайне удивился, когда Артём плюхнулся рядом, подтягивая ближе бутылку и бокалы. Несколько минут мы просто молчали и пялились в стену напротив. Каждый думал о своём, но мне казалось, что это «своё» было общим, но ревности я больше не чувствовал, может, как раз наоборот, сочувствие?..
– Дурак ты, Игорь. – Усмехнулся он и плеснул из бутылки в два бокала. Один подвинул ко мне. – Любит она тебя а ты… – У парня даже не было слов, сказать, что я ей, запнулся на полуслове, вжимая голову в плечи, эмоции зашкаливали. Да я и сам прекрасно знал, что, изменить только не мог.
– А ты?
– А я тебя не люблю. – Заржал Артём, глядя на меня и я не сдержался, засмеялся в ответ. – Я её люблю. – Добавил позже и осушил бокал. Тут же налил добавки.
– А она?
– Я говорил, что ты дурак?
– Говорил.
– Значит, дважды дурак. Как она может меня любить, когда только о тебе думает, а?
– У вас что-то было?
И Артём замолчал, снова уставившись в стену. Долго молчал, а я его не перебивал. Смешно и глупо: не перебивал его молчание; но именно так и было. Он снова выпил залпом, словно пытаясь побыстрее напиться, выдохнул и покосился в мою сторону с прищуром.
– Знаешь… Нет, – махнул рукой, – ты не поймёшь. Ты не ценишь того, что у тебя есть, что она тебе даёт. Всю себя, всю. И не важно, что не разговаривает, что не подпускает близко. Она думает о тебе, говорит о тебе, беспокоится, а глаза… полные грусти и понимания. Она давно тебя простила, она себя простить не может, что когда-то сказала «да». Ты вообще понимаешь, что она не тебя винит, а себя саму? Винит за то, что старше, за то, что что-то упустила, за то, что ты не её хочешь… ты представляешь вообще, что твориться в её голове?
– Это она тебе так сказала? – Не поверил я и завис. Слышал уже эти слова. Не один раз слышал.
– Нет, блин. Это я сам только что придумал… конечно она! Или ты думаешь, чем мы тут днями занимались? – Опережая мои гнусные мысли, сам ответил на этот вопрос. – Мы разговаривали. Мы общались, смеялись и плакали, да она жила в моей студии несколько недель подряд, только бы домой не возвращаться, где вынуждена думать о тебе, потому что иначе никак. Она любит, но боится подпустить тебя снова, потому что снова сдастся.
– Не так всё. – Закивал я, отрицая. Обвиняла. Меня. Именно меня.
– Да так, так. Она сама себе придумывает причины, ими же и тебя пичкает, и Данилу. Но я-то знаю, что и как. Насквозь её вижу, потому что она не боится мне раскрыться. А знаешь, почему не боится? – Резко развернулся он ко мне, взглядом заставляя спросить «почему».
– Почему?
– Да потому что я ей чужой человек. Не родной. Она не боится сделать мне больно своими словами. Не знаю, о чём она там говорит с Данилой, но со мной Оксана другая, не такая как с ним. А ты спишь и видишь, только бы её в чем-нибудь обвинить. Так нельзя. Её жалеть нужно, оберегать. – Проговорил с нежностью и мне не по себе стало.
– Но ты ведь её хочешь. – Утверждал я, не сводя с него взгляда, а он и не отрицал.
– Хочу. Всегда хотел. Во сне видел. Только не то всё это. Это как несбыточная мечта, к которой мне позволили прикоснуться. И она так и осталась мечтой. А для тебя она всего лишь жена.
– Не всего лишь!
– Да вижу я, что любишь. – Отмахнулся он, усаживая меня на место. – Сразу ей это сказал. Помнишь, как у Данилы на открытии виделись, да? – Я кивнул. Такое сложно забыть. – Ну вот, сказал. Она услышала. Но в её голове сам чёрт ногу сломит, грузиться сама себе, накручивает, нервничает. Вы друг другу не доверяете и в этом вся проблема.
– Я ей верю.
– Да? Зачем тогда эти вопросы? Было, не было?
– Я тебе не верю.
– Да я вроде… Не было ничего. – Выпалил он вдруг и, скривившись, закрыл лицо ладонями. – И быть ничего не могло. Она – это она. А я – это я. И не правильно это, что ты так о ней говоришь. Она твоя жена и доверие или есть, или его нет. Если нет, то нечего и продолжать, разбегайтесь в разные стороны и друг друга не мучьте.
– Я люблю её.
– И я люблю. И Данила любит. – В азарте начал он перечисление. – А ты не думал, что от тебя сейчас вообще мало что зависит?
– Всё время об этом думаю и никак принять не могу.
– Данила мне однажды сказал… Там такой вопрос встал… я Оксану снимать хотел для выставки, сначала с ним поговорил, против такого человека лучше не идти, а за Оксану он любого похоронит. Вот… И разговор зашёл в ту сторону, что, мол, согласится ли Оксана. На что он мне ответил так: Оксана такой человек, которому иногда нельзя давать право выбора. Ты понял, к чему я веду?
– Хочешь сказать, что нужно действовать?
– Хочу! И говорю. Не сейчас только, сейчас ей родить нужно спокойно, там же не всё гладко, ты знаешь? – Он посмотрел на меня пьяным глазом и улыбнулся. – Ни черта ты не знаешь! Идём.
И потянул меня к столу с компьютером. Набрал незатейливую комбинацию, несколько раз кликнул мышкой и расплылся в довольной улыбке, глядя на экран.
– Вот. Смотри. Я её часто снимал, думаю, ты всё это пропустил. – Подвинул компьютер ко мне ближе. – Там разные снимки, мы не только на выставку работали. Там и обычные дни.
И я смотрел, десятки папок, сотни снимков, и одинаково грустный взгляд на каждом из них.
– Если хочешь, я тебе скину всё, там отследить можно, когда и что было отснято, так что не пропустишь ни единого дня её беременности. Красиво получилось. – Кивнул он на один их кадров. – Её камера любит.
– Любит… Только она как неживая здесь.
– Неживая? – Словно удивился моим словам Артём и тут же выбрал другую папку. – А так?
И я смотрел на тёплую улыбку, на прищуренные от всё ещё яркого осеннего солнца глаза, на волосы, которые развевает наверняка тёплые ветер и улыбался сам.
– А вот это она настоящая, – потянул не без удовольствия.
– Угадал. – Присел на край стола Артём, заглядывая в монитор. – Это были незапланированные фотографии, мы договорились встретиться в парке, и я немного опоздал. Вот и подловил. А когда спросил, о чём она думала в тот момент, сказала, что о любимом мужчине. Папка так и называется «О нём».
– А почему ты мне всё это говоришь? Врезать должен, а сам…
– Не знаю. И врезать действительно хочется. – Сдавленно хохотнул он, сияя хищной улыбкой. – Просто хочу, чтобы она была счастливая. Ей счастье к лицу.
– Понятно…
– Вот, здесь, – оживился Артём, – здесь он… ты ведь знаешь, что будет мальчик? – Дождался утвердительного кивка и продолжил. – Здесь он впервые толкнулся, а вот здесь… листай, листай дальше. Вот, смотри, здесь он брыкался всю съёмку, футболист будет.
Мы смотрели вместе, смеялись, улыбались, а мне иногда хотелось закрыть глаза и представить, что ничего этого не было, ссоры этой глупой, измены, разлуки. Закусывал губу, чтобы не забыться и не погрузиться в её жизнь, не хотелось быть кем-то посторонним, подглядывающим со стороны, но большего не заслужил, большего мне не позволили. Оксана была разная: и весёлая, и грустная, и задумчивая, и отвлечённая, часто с телефоном в руках, с улыбкой. Вот она в магазине выбирает что-то из одежды, вот уже на улице, обкапалась мороженным и пытается избавиться от пятна. Артём словно занял моё место, сопровождал, утешал, жил рядом, не смея переступать определённую грань, черту, пусть и невидимую.
