Лейтон Миа - Герой

— Что теперь? — шепчет она.

— Хочу забрать тебя в поместье.

— Я не вернусь туда.

— У тебя нет выбора.

Брызги крови, в том числе и её, размазаны по её щеке. Я хочу слизать всю кровь, очистив это прекрасное лицо, а после удержать навсегда, чтобы у меня была возможность её защитить. Желание быть радом с ней вызывает томление. Кейтлин замирает, когда я пересекаю комнату. Подхожу к ней вплотную, дуло пистолета упирается в мой резиновый костюм прямо напротив сердца.

— Сделай это, — произношу я.

— Это не поможет. Ты сам говорил, что никому не удастся сбежать. Никто не спрячется. Тебя нельзя превзойти.

— Возможно, чтобы убить меня, достаточно всего одной пули.

Я нахожу глубину её глаз: голубых как небеса, серых словно облака. И чувствую, как её указательный палец двигается к курку. Внезапно её руки разжимаются, и в этот же момент пистолет падает на пол. Она сгибается так, будто её тошнит, и резко опускается вниз, прижимая голову к коленям.

В комнату заходят другие члены картеля. Они смотрят на мёртвые тела, а потом на нас с Кейтлин. Я бросаю кровавое сердце на пол. Проходит совсем немного времени, прежде чем я убиваю их всех.

ГЛАВА 47.

Кельвин.

— Попробуй.

Всё тело Кейтлин напрягается, когда она оглядывается на меня через плечо. Наполовину недоеденный сэндвич и стакан молока ждут её на кухонном столе. Немного за полночь, но Норман уже несколько часов назад привёл её наверх и проводил до душа.

— Давай, — говорю я.

Она неуверенно тянется и касается чёрной дверной ручки. Даже оттуда, где я стою, слышно, как участилось её сердцебиение в тот момент, когда она поворачивает её. Она тянет за ручку, и дверь открывается, но Кейтлин снова оглядывается на меня.

Я захожу на кухню.

— Ты не моя пленница. Я привёл тебя сюда для того, чтобы у тебя была возможность вылечить раны.

— Вылечить? Разве это возможно… После всего? Я укусила мужчину за ногу. А потом… — она колеблется, — убила кого-то. Человека.

— Ты выжила.

— Я даже не думала об этом, — произносит она. — Сделала это без раздумий. В одну секунду он надвигался на меня, а в следующую уже лежал на полу. Я целилась ему в сердце.

— Это не то, чего я бы хотел для тебя, но уже ничего не изменишь. Ты сделала то, что должна была.

Её плечи опускаются, и она смотрит в ночь.

— Я даже не знала, что мне делать за пределами поместья. Ты всё равно мог меня найти.

— Да.

— Но ты не хочешь.

— Ты хочешь, чтобы я хотел этого? — мои ноги сами несут меня, останавливаясь прямо перед ней, и я смотрю на её макушку. — Ты могла остаться.

Она вскидывает голову вверх. На повязке на её щеке появляются складочки.

— Останься, но только если сама хочешь этого, — произношу я. — Потому что я хочу этого.

Я разрываю наш зрительный контакт, чтобы снять свой свитер и отдать ей. Жду, пока она поймёт мой намёк и наденет его. Молча обнимаю её.

— Идём.

В этот час воздух на улице прохладный. Я веду её к лабиринту из розовых кустов в сад, и нашу дорогу освещает только луна.

— Мои родители купили эту землю ещё до моего рождения. Отец помог отстроить дом. Мама занялась интерьером и садом. Розы были её любимыми цветами. Даже когда они переехали в Фендейл, то продолжали ухаживать за домом, потому что были уверены, что в один прекрасный день вернутся сюда. После их смерти я унаследовал достаточно денег, чтобы начать собственный бизнес. И выбрал телевидение, потому что это могло дать мне некий контроль из-за моего персонажа. Я знал, что будет необходимо поддерживать обе личности. Мне не нужно всё это, — говорю я, разворачиваясь к дому, — но это даёт мне уединение и безопасность, которые действительно необходимы.

— Ты скучаешь по своим родителям? — спрашивает она.

— Да. Я хотел бы, чтобы они увидели, что их создание увидело жизнь.

— Как думаешь, они гордились бы тобой?

— Не знаю. Оглядываясь на свой путь, я думаю, что где-то потерял тот смысл, который они в это вкладывали.

— Что они хотели?

— Сделать мир лучше, начав с города, который любили. Не знаю, кем я должен был стать. Ответом, полагаю. За смерть моей бабушки, и пока мир не станет лучше.

— Как это, быть героем?

Я смотрю на неё сверху.

— Не знаю. Не думаю о себе таким образом.

— Зачем ты делаешь это, Кельвин? На самом деле?

— Я не могу описать словами то, что чувствую, когда спасаю жизнь. Как не могу описать и ощущения, когда отнимаю её. Ничего не сравнится с такого рода силой. Первоначально я делал это для своих родителей, но потом уже не мог остановиться. Мне бы пришлось бросить миллионы людей. Но и… Ещё я заботился о городе. Это не единственная вещь, о которой я заботился.

Выражение её лица смягчается.

— Не единственная?

— Что ты хочешь услышать? — спрашиваю я. — Что я забочусь о тебе? Блядь, сегодня я убил ради тебя. И поставил всё на карту.

— Я не просила тебя делать этого. Никогда ничего из этого не просила.

— Нет, не просила. Но получила это. Я не могу объяснить, почему именно ты, и откуда во мне чувство, что ты моя. Если бы ты почувствовала зло, которое я видел в этих людях… — сглатываю сквозь стиснутые зубы, — ты бы поняла. Я хочу защитить тебя от этого, потому что из-за меня у тебя никого нет. И потому что…

— И что?

Я вздыхаю и качаю головой.

— Забудь.

Спустя несколько мгновений молчаливой прогулки она спрашивает:

— Какими они были, твои родители?

— Я рассказывал тебе. Необычайно умными и сердечными.

— Но какими ещё?

— Они никогда не останавливались ни перед чем. И ни перед кем.

Кейтлин прикусывает нижнюю губу:

— Не думаешь, что они, возможно, требовали слишком многого от шестнадцатилетнего парня?

— Нет, — отвечаю я. — Они преподнесли мне подарок.

— А что случится, если ты прекратишь?

— Прекращу что?

— Инъекции.

— Не знаю. Зачем мне это делать?

Она останавливается и разворачивается ко мне.

— Ты сказал, что таким тебя делает препарат К-36. Таким… Не знаю. Агрессивным. Жестоким.

— Они усиливают мои человеческие потребности. Но и всё плохое — любая тьма во мне — также становится хуже. Инъекции делают меня сильнее и способнее.

— Ты мог бы прекратить их, если бы захотел?

— Да, но у меня нет для этого причин.

Отпускаю её руку, Кейтлин смотрит вниз.

— Я ошибалась по поводу Героя? — спрашивает она.

— А что ты думала?

— Что он был хорошим. Он Герой потому, что не может быть кем-то ещё.

Она все ещё мой птенчик — хрупкий цветок в моих руках. Я злился на неё и многократно ломал её.

— Ты не ошибалась.

— А насчёт тебя я ошибаюсь, Кельвин?

— Нет.

— Как такое возможно? Как ты можешь быть двумя противоположными людьми? — она касается моего подбородка. — Из-за этого ты такой.

— Что?

— К-36. Это наркотик.

Я медленно моргаю, глядя на неё, и поднимаю брови.

— Наркотик?

— Это то, чем являются твои инъекции. Наркотиком. Ты ловишь кайф, как и любой другой наркоман.

— Они делают меня лучше, — шиплю я. — Без этого «наркотика» я ничто. Лишь преступник, как и они. Этот «наркотик» — то, что спасло тебя сегодня. Они должны делать меня сильным, чтобы я мог защитить тебя и то, что необходимо защищать.

— Хорошо, — отвечает она. — Я даже не знаю, почему так переживаю.

Она разворачивается, но я хватаю её руку и тащу назад.

— Мы не закончили. Не уходи от меня.

— Вот Кельвин, которого я знаю.

— Что это должно означать?

— Я не знаю того второго парня — ту версию тебя, которая держит меня за руку и говорит правду. Того, кто спасает мир. Но этот человек, — произносит она, глядя на мою руку, сжимающую её. — Тот, кого я знаю.

— Ты думаешь, что не знаешь меня, когда я надеваю маску? Это чушь, — моя хватка слабеет, и я делаю глубокий вдох. — Послушай, Кейтлин, правда несладкая. Она запутанная. Но это не меняет того, через что мы прошли. Однажды вечером ты сказала, — я делаю паузу, ступая на запрещённую территорию, — что любишь меня. Это было сказано всерьёз?

— Да, — не раздумывая отвечает она.

Что бы ни бежало по моим венам, я не узнаю это. Кажется, я улыбаюсь, но не уверен, оттого ли это, что ничто другое не делало меня счастливым уже очень долго время. Однако она добавляет:

— Но теперь это не так.

ГЛАВА 48.

Кейтлин.

Мышцы болят, пульсирующая голова находится в туманной дымке. Комната окутана мраком, но когда я открываю глаза, то понимаю, где нахожусь. Узнаю её, даже несмотря на то, что ничего не вижу. По звукам. Запахам. Но не думаю, что только это имеет значение, потому что если бы я даже была глухой, слепой и немой, то всё равно узнала бы эту комнату по ощущениям. Я опять нахожусь в поместье в своей кровати. Мысли заполняют мой мозг и сердце, и я засыпаю вновь.

Когда просыпаюсь в следующий раз, комната утопает в солнечном свете. Меня необъяснимо раздражает то, что никто не зашторил окно, поэтому сейчас на меня обрушивается реальность ситуации. Я с трудом поднимаюсь и спускаюсь на кухню в поисках еды.