Нечаянная для волка-одиночки - Ирина Александровна Зайцева
Год. Его не было здесь год. Тогда он шагал, не видя тропы и не чувствуя ног под собой. Этот путь ему нужно было так же проделать снова. И снова в облике человека. Волка не пропустит сквозь завесу вокруг города. Эта мысль возникла в голове спонтанно, но заставила поверить, что так и будет.
Каждый шаг возвращал ему воспоминания тех минут. Здесь у ворот он тоже засомневался. И снова сделал шаг. И снова не почувствовал завесы. Означало ли это, что она попросту пропала?
Двери в Храм все так же распахнуты. Вот только алтарь пуст. И подойти к нему не получится. Едва мерцающее силовое поле прочнее каменной стены удержало распластанное по зыбкой поверхности тело.
Но Элройд не успел сползти по завесе в попытке упасть на колени, моля Великую вернуть его Раду, в полном отчаянии от вида пустующего камня. Получеловек-полузмей спокойно миновал прочную преграду с противоположной стороны. А на его руках… без движения висела девушка в нежно голубом платье.
Оборотень застыл скорее от неожиданности, чем по какой-то другой причине. Наг?! Откуда он тут? Что он делает? Странный ритуал. Не то танец, не то молитва. И все без звука. Не слышно даже шуршания змеиного тела по каменному полу.
Раздавшийся детский крик был таким громким в звенящей тишине, что на миг оглушил едва не упавшего от потери опоры оборотня.
Теперь он отчетливо видел то, что мешала увидеть завеса. Он не ошибся. На алтаре действительно лежала Рада. Его Рада. Все такой же безвольной куклой. Но ее грудь мерно вдымалась от дыхания. Живая. А на руках нага кричал новорожденный. С арифметикой у Элройда было все в порядке. Да и помнил он, что старания черного были напрасными. И уже был готов сделать шаг назад.
— Стоять! Подойди и прими сына. — Богиня? Или? Голос все-таки мужской, но… Этому голосу нельзя было не подчиниться. — Возьми своего сына, Элройд. Я помогу его матери. Потом нам нужно будет поговорить. Ты меня выслушаешь, внимательно, прежде чем бросаться обвинениями и решать самолично за всех.
Элройд осторожно взял пищащий сверток. Когда наг успел завернуть младенца? Теперь в его руках малыш казался еще меньше, чем Рой видел его издали. Плач вдруг прекратился, и глазенки внимательно уставились на отца. И только тогда потерявшийся от неожиданности всего происходящего сильный альфа заметил тонкую нить магической пуповины, связывающей его с сыном. Его, Элройда, сыном. На появление которого у него не осталось ни права, ни надежды. Это было его прощением, отпущением его вины. Перед Мирой и тем нерожденным малышом, чья жизнь прервалась раньше, чем успела начаться. Перед Радой, отдавшей за него жизнь. И чудом воскресшей.
Малыш тем временем улыбнулся самой замечательной в мире улыбкой — первой улыбкой твоего первого ребенка. Улыбкой, способной выбить слезу умиления из глаз самого завзятого циника. Элройд не был исключением. Его взгляд затуманился, и личико ребенка расплылось за пеленой слез, набежавших откуда-то из бездонного колодца души. Когда он снова смог видеть четко, малыш уже спал, пригревшись в ладонях отца, и сладко причмокивал губами.
— Идем. — Голос мужчины, принимавшего роды у его истинной, вырвал оборотня из нирваны неожиданно свалившегося на него счастья и окунул мордой в действительность. Его жена обессилено прижимается к груди этого незнакомца, уже шагающего в сторону двери. — Их нужно перенести в комнаты. Роды начались спонтанно. Ребенок лежал не правильно. Мог не родиться.
Глава 47.
Тишину коридоров практически ничего не нарушало. Кроме, разве что, едва слышного шуршания огромного змеиного хвоста и неуверенного стука набоек на каблуках сапог оборотня. Но Элройд не обращал внимания ни на первое, ни на второе. В его ладонь часто билось маленькое сердечко, каждый удар которого он ощущал через нежно-голубые пеленки, в которые наг умело завернул младенца. И все звуки перекрывало сладкое сопение маленького носика мирно спящего на его руках сына. Его сына. В этом он был уверен. Волк чувствовал родную кровь и тихо поскуливал внутри от неожиданно свалившегося на него двойного счастья.
Сам же Элройд был на удивление спокоен. Это отсутствии эмоций было настолько ему не свойственно, что будь он хоть на гран меньше увлечен наблюдением за спящим малышом и стремлением не споткнуться о виляющий впереди хвост, он бы непременно насторожился.
Наконец, они попали в светлую просторную комнату. Наг по-хозяйски прошел до широкой кровати, куда осторожно опустил свою ношу. Прикрыл ярким легким покрывалом. И только тогда повернулся в все еще стоящему в дверях Элройду.
— Там для малыша приготовлена колыбель. Положи его туда. Они оба будут спать еще некоторое время. Я их погрузил в лечебный сон. У нас как раз будет время на разговор.
Наг показал рукой в сторону кровати, рядом с которой оборотень действительно заметил колыбель. Расставаться с сыном даже на миг не хотелось, но Элройд понимал, что поговорить надо и подальше от этой комнаты. Боялся, что эмоции неожиданно прорвутся и могут накрыть с головой. И не факт, что не навредят мирно спящим дорогим для него людям. Так что, да. Поговорить действительно надо. И о странностях с его спокойствием тоже. Поборол в себе желание прикоснуться к Раде. Он помнил, что любое прикосновение причиняет ей боль. Пусть спит. Сон — лучшее лекарство для нее сейчас. Быстро, чтобы не передумать развернулся и вышел вслед за нагом. И только сейчас заметил, что впереди уже не мелькает кончик хвоста.
— Проходи. Это мой кабинет. Здесь нам будет удобнее. — Стоящий перед Элройдом юноша был в той же одежде, но по возрасту скорее был сыном нага, чем им самим. Он показал рукой на стоящие у небольшого столика кресла. Сам же прошел к стоящему в другом углу шкафчику. Вытащил пузатую бутыль и пару темного стекла фужеров. — Нам не помешает. Обоим надо прийти в себя.
Элройд молча принял из рук хозяина фужер и, не раздумывая, опрокинул в рот. Внутри обожгло не хуже огня. Но вывело из состояния прострации, словно вернув способность мыслить.
