Город Под Облаками - Павел Юрьевич Фёдоров
– Это правда, – подтвердил голос.
– Это ты напал, сущность же была вынуждена при этом защищаться таким образом, – вдруг сказал тихий вкрадчивый голос.
– Нет! – очень жестко отрезал Пий, – когда я почувствовал опасность своему здоровью и своей жизни только тогда я начал защищаться.
– Почему Айэльфийцы, как ты говорил, не видели данную сущность?
– Не знаю, – признался Пий.
– Почему же представители Королевской семьи не видели данной сущности, а видели только, как ты, выхватив меч, встал перед входом в город, готовый сражаться?
– Не знаю, – повторил Пий.
– Что побудило тебя взять меч? Может не палку, а меч ты держал в руке? – спросил сильный и очень красивый женский голос, – Пий замер, как громом пораженный, это был ее голос, он узнал его – это был голос зеленой женщины.
– Может быть, – Пий не мог говорить, у него во рту было абсолютно сухо, голос срывался, он вдруг увидел себя со стороны, как он здесь будто в аквариуме стоит перед ними, и она сейчас на него смотрит – она, с которой он недавно готов был сражаться насмерть. Но не это поразило Пия, не то что она здесь, а то, как она говорила, в ее голосе ощущалась безграничная власть, надменность, презрение, но в то же время ощущалась насмешка. Она своим голосом своей интонацией как будто толкала его к чему-то: «Не я, а ты сюда пришел!» – вспомнил он ее слова. Что-то было, была какая-то связь, судорожно пытался вспомнить Пий и она знает об этом, подталкивает меня к чему-то – она знает меня лучше, чем я сам себя. Пий начал прокручивать события: вот он опомнился, когда уже был на четвереньках и, как у него буквально остановилось сердце в первое мгновение, такой ошеломляющий психический удар был по нему нанесен – первое ощущение, но он помнит, с ним было уже это. Пий отпил из кувшина, ему сразу стало значительно легче.
– Я расскажу одну историю, – начал говорить Пий, – и думаю, она поможет понять, почему именно меч, а точнее чем для меня является образ меча. Перед тем, как отправиться на планету Аэйльфа, я занимался изучением третьей эпохи Земли, в том числе периодом мировых войн. Я пытался понять мотивы, побуждающие людей воевать, пытался представить себе, что для них является образ врага, пробуждающего в них чувство ненависти друг к другу. Я просматривал фильмы и фотографии всех чудовищных преступлений, которые они возводили в ранг доблести и отваги. Они чествовали своих героев за победу над врагом и гордились ими. Их самопожертвованию не было границ, они с готовностью отдавали свою жизнь, чтобы спасти жизнь другого человека. Я пытался понять и проникнуть в сущность человека, у которого появился настолько ненавистный враг, что он готов на любые жертвы, чтобы только уничтожить его. Размышления складывались в убеждение в том, что всему виной на самом деле вполне объяснимые с точки зрения логики и психологии развития человечества мотивы: освоение территорий, принципы выживания, сохранение рода – все то, что можно как-то объяснить, даже с позиции принесенной жертвы. И я в принципе составил определенное представление о войне, ее мотивацию, историческое значение, ориентируясь главным образом на исторические факты развития человечества в целом. Но потом произошел со мной один инцидент, который изменил мое мнение, нет, не о войне и не об истории, а о человечестве в целом. А случилось вот что, когда я уже практически закончил свои исследования, мне в руки совершенно случайно попала одна фотография. Маленькая, старая, фотография, черно-белого изображения, по началу, я не обратил на нее особого внимания, таких фотографий я видел уже множество. Но, все-таки, что-то в ней было не так. Я стал внимательно ее рассматривать и, чем больше до меня доходило, что на ней запечатлено, тем более я проникался фактом и значением увиденного. Фотограф просто сфотографировал момент прогулки детей из детского садика. Группа детей, человек десять, трех-четырех лет, взявшись за руки, идет по снежной тропинке между сугробов. Между фотографом и детьми ограждение из колючей проволоки. Тропинка проходит вдоль деревянного барака. За детьми в качестве воспитателя идет человек в военной форме. Это лагерь для осужденных, а эти дети и есть осужденные. Они не являлись детьми врага – это собственные дети собственного народа – народа победителя! Над кем!? Я всматривался в их суровые, не по-детски, лица, их жуткую одежду. Они шли по тропинке, взявшись за руки, глядя себе под ноги – ни тени улыбки или надежды, только страх и подчинение. В этот момент, мир, который я знал, понимал и мог объяснить, перестал существовать. Мой разум отказывался понимать. Этому нет объяснений, этому миру для меня в тот момент не было места. Его не должно существовать. Самое дорогое в природе, самое ценное, самое любимое, что существует на свете для всего живого – ребенок – для человека является преступником. После того, как я пришел немного в себя, я шел по улице и, мне представлялось, ну, просто мне очень хотелось оправдаться перед самим собой, что я из рода людей и люди не способны на это, а что есть некий враг рода человеческого и я с ним дерусь волшебным мечом. Я понимаю, что это очень наивно, но что делать? Как с этим жить? – Пий замолчал, стал судорожно пить из кувшина. Потом сел на пол.
– Что бы ты сделал в тот момент, если бы в твоей власти было мощное оружие, способное уничтожить все живое на Земле? – раздался тихий голос.
– Не знаю, в тот миг я был готов на все. Я не могу вынести этого.
– Ты хочешь сказать, что подобное ощущение ты испытал в момент осознания себя, при встрече с сущностью? – задал вопрос громоподобный голос.
Пий, вдруг отчетливо вспомнил, как он стоит на четвереньках, а его захлестывают волны чьих-то неимоверных страданий, боли и одновременно с этим он чувствовал, как кто-то одновременно упивается этим, наслаждается. Его опять захлестнула волна отчаяния и боли. Его всего трясло, слезы потекли по щекам. Он сидел, уткнувшись в колени, и плакал.
– А тебе не приходило в голову, что сущность или как ты его назвал – некий враг рода человеческого просто питается подобными эмоциями, чтобы жить? – тихий голос, гнул свое.
– Это идея приходила мне в голову и, пожалуй, единственное оправдание, которое я для себя нашел, чтобы как-то справиться с непониманием, – Пий немного успокоился.
– Так ты скажешь, наконец, каким
