Заблудившийся звездолёт. Семь дней чудес. - Анатолий Иванович Мошковский
— Да, это я! — громко, даже с вызовом сказал Боря. — И знай: я больше не боюсь тебя! Ни тебя и никого другого в классе!
Андрей схватил его за плечи и рывком втащил в комнату.
Боря ощутил железную хватку его рук и скривился от боли. И всё же он крепился. И держался боком. И не поворачивался к Андрею карманом.
— Я тебя предупреждал! — сказал Андрей. — Это бесчестно — выменивать у Вовы такие вещи…
Боря стиснул зубы — не трусь! — и ответил:
— А мне какое дело? Дуракам закон не писан…
— Сейчас мы пойдём к Вове, и ты вернёшь ему лайнер… Это ведь нечестно!
— А мне плевать! — И, приказывая себе: «Смелей!» и выбирая слова, чтобы посильней отомстить за все свои страдания, добавил: — Не хочу возвращать! Вова сам отдал мне его… И знаешь за что?
Андрей подозрительно смотрел ему в глаза. Конечно, он недоумевает: как это он, Боря, который всегда ниже травы, тише воды, посмел явиться к нему и так храбро держится в его же квартире!
— За что?
И, не дожидаясь ответа, Андрей провёл его в смежную комнату — в первой за столом что-то писал его отец, это было неприятной неожиданностью для Бори — днём и дома! — но он и вида не показал, что боится.
— За дешёвенький мяч, за грошовую авторучку и… И ещё знаешь за что?
Андрей пристально смотрел на него.
— За псиный дух! — выпалил Боря и принуждённо засмеялся.
Андрей не спускал с него глаз.
— Да, да, — продолжал Боря, собирая все свои силы и всю свою обиду на Андрея. — Я пообещал ему щенка добермана-пинчера, и он, дурачок, поверил…
Но странное дело — Андрей всё не взрывался.
— Сейчас же клади на стол лайнер, — спокойно сказал он. — И мы пойдём к Вове.
— Никуда я не пойду, — бросил он, стоя по-прежнему чуть боком к Андрею. — И не оскорбляй меня, а то возьму и стукну.
Андрей остолбенел.
— Ты… ты… — Он даже побледнел.
— Я! — отрезал Боря.
У Андрея прямо выпучились глаза:
— Ты?.. Меня?..
Андрей стремительно схватил его за грудки и так тряхнул, что зубы у Бори громко клацнули. Андрей повернул его лицом к себе, и Боря почувствовал, что в то же мгновение пальцы его разжались, на лице появились изумление и растерянность, а зрачки медленно расширились. И волосы начали подниматься.
Андрей стал отступать от него, озираться, кусать губы. Потом плечи его вздрогнули. Он моргнул.
— Ну и фрукт же ты! — выдавил Андрей, а сам всё отступал от стола.
— А кто боится фрукта? И ты знаешь, что в коробке уже лодка? Я выменял её у Глеба…
— Уйди, — шепнул Андрей.
И всё же он вёл себя не так. Не так, как хотелось Боре. Он упрямо сопротивлялся Хитрому глазу, словно тот и не был всемогущим.
— А я пойду на экскурсию в аэропорт? — спросил Боря, наступая на Андрея.
Ни слова.
И под Хитрым, под всесильным глазом Андрей молчал!
— Ты скажешь или нет?
— Уйди… Уйди отсюда, — шептал Андрей и с нелепо торчащими вверх волосами всё отступал от Бори.
— Что там происходит? — спросил из соседней комнаты, вставая и двигая стулом, отец Андрея.
И вошёл к ним.
Он был громадный, в синей форме с золотыми галунами гражданского флота, с такими же, как у сына, широкими, насупленными бровями. Из-под них смотрели глаза. Светлые, смелые, весёлые… Вот кому подражал Андрей! И так же хмурился, и так же медленно носил крепкие плечи, и даже превратил свои весёлые глаза в холодные острые пули… Боря ни разу не видел его отца так близко — он видел его в школе с первого ряда актового зала на торжественном праздничном собрании, где отец Андрея был среди гостей и рассказывал о своём последнем беспосадочном перелёте в Австралию — знойную кенгуриную страну, — а потом в пингвинью Антарктиду… Ох и интересно было, ох и хлопали ему!
А теперь он шёл прямо на Борю!
Коленки у Бори ослабли от страха, по спине побежали мурашки… Сейчас, сейчас схватит он его за шиворот и выставит из квартиры! И, сам не понимая, что он делает, думая лишь о том, чтобы не зареветь, Боря повернулся к нему, и теперь отец вместе с сыном — это Боря понял чуть попозже — попали под Хитрый глаз.
Отец Андрея остановился, плотные, чёрные с седыми искорками волосы его тоже стали подыматься. Он удивлённо поднял брови, провёл рукой по глазам, будто пытался снять с них невидимую, мешавшую смотреть пелену. Потом усталым движением прикрыл ладонью глаза, точно хотел защититься от ярких, беспощадно прямых лучей солнца.
— Что здесь происходит? — опять спросил он.
— Н-н… ничего особенного! — даже стал заикаться Боря. Он мечтал об одном: поскорей удрать отсюда.
— Нет, здесь что-то не так… И ты… ты чего весь трясёшься? — спросил у него отец и осекся, и лицо его исказилось, словно ему стоило больших сил бороться с чем-то огромным и цепким, навалившимся на него.
И вместе с Андреем он попятился в другую комнату, а Боря, воспользовавшись замешательством, скользнул в переднюю и, крепко сжав под мышкой коробку с лодкой, выбежал из квартиры.
Глава 11
Мороженое
Минут пять приходил Боря в себя. Зачем только сунулся к ним? Но когда он отдышался и весь страх понемногу вышел из него, Боря уже не жалел. Ну, раз Андрей с отцом слабее приборчика, теперь ему некого бояться. Утром ещё он горевал от одиночества, обижался, что никто не понимает его, а теперь…
Не хотят — и не нужно! Он не будет больше крутиться возле них — Крутиков не от слова «крутиться», — и кланяться им, и оправдываться. Он не замухрышка, способная лишь чистить пёрышки Попугаю… Глеб ему больше не нужен. Лодка — у него! И не только лодка!
Осмелится теперь Стасик рисовать на него карикатуры на уроках? А Вова Цыпин со своим чудо-братом — будут они теперь иметь к нему претензии?
От волнения и яркого солнца Боря упарился. Попить бы где-нибудь.
Возле угла, рядом с газетным киоском и
