Проданная. На стороне солнца - Таня Свон
Он не верил.
Те, кто годами мнили себя судьями и лишали рассудка и жизней магов, не имеют права вступать в новый век Артери.
Рафаэль казнил всех рыцарей, напитываясь их силой. Он разрушил главное здание круга луны в Далитте, перевернул вверх дном школу луны в Портэ. Больше там не будут держать магов в заточении, будто в тюрьме. Это будет открытая школа или академия, где учителями станут талантливейшие отступники.
Отступники…
Это слово больше не горчило на языке. Его не произносили шепотом, нервно озираясь по сторонам. О своих талантах говорили открыто, а слово «отступник» означало, что человек верит в новое будущее и готов за него сражаться.
Но чем дольше Рафаэль шел по этому пути, тем реже ему открыто противостояли.
Выжившие рыцари луны бежали вслед за трусливым королем, который все равно погиб от руки Рафаэля. Трон опустел, круг стали оказался самым хрупким из всех.
Весной из-за этого случился большой переполох. Закон утратил всякую силу, королевство погрязло в преступлениях и беспорядках. Рафаэль был готов перерезать всех провинившихся, если бы не вмешались выжившие главы вампирских кланов.
Преклонив колени перед отродьем, первородные просили позволить им встать у власти в крупных городах и провинциях.
Сначала Рафаэль опешил от дерзости вампиров, но быстро понял, что их предложение – лучшее, что могло бы прийти в голову.
Первородные знают, как управлять. Все они веками держат огромные поместья, замки и даже города, повелевают толпами отродий. Чем это отличается от поста городского управляющего?
Рафаэль дал на это добро, и в Артери вскоре вернулся покой. Беспорядки улеглись, всех виновных привели к Рафаэлю на суд. Их оправдания он даже не слушал. Заранее знал, что убьет всех и поглотит их жизненную силу.
Это было необходимо, ведь Вой Ночи оказался ненасытным божеством.
Зимой и в начале весны Рафаэль этого почти не ощущал. Многочисленные сражения, завоевания городов и провинций, стычки с рыцарями, еще не оставившими надежду вернуть старый уклад… Он каждый день пил кровь литрами и убивал столько, что стоило бы сойти с ума от собственной жестокости.
Но Рафаэль был убежден, что все эти жертвы – ступени к великому будущему, в котором его имя будут прославлять и произносить с благоговением. Все эти жертвы – корм жадному темному богу, который отплачивал за кровь силой, новыми талантами и тишиной в голове.
К концу зимы Рафаэль научился создавать теневых прислужников. Мелкие черные пташки могли удаляться на любое расстояние. Нескольких он даже отправил в соседние государства, благодаря чему узнал, что в Ризолд гремит восстание. Другие королевства тоже на грани переворота. Маги хотели свободы не только в Артери.
Весной Рафаэлю подчинились пространственные переходы. Это не было похоже на открытие порталов. Никаких окон из одной точки в другую. Рафаэлю достаточно было представить место, после чего его тело рассеивалось черным дымом, а потом, будто из теней, возникало в желаемой точке. Благодаря этой способности он легко контролировал все королевство. Мог объявиться хоть в Ампло, хоть в разрушенный самыми ожесточенными сражениями Гаратис.
Но чем больше становилась сила, тем неудержимее был голод. Тем громче звучал голос Воя Ночи в голове.
И чем ярче был успех его завоеваний, тем реже они требовались.
Летом в Артери пришел мир. Королевство лишь изредка содрогалось от недовольств, когда новые правила приживались с трудом. Но все это мелочи.
Вою Ночи не хватало жертв. Рафаэль хоть и узнал, что такое настоящее величие, окончательно потерял покой. Голова раскалывалась от голоса бога. Рафаэль не мог ни спать, ни есть.
Кровь. Кровь. Кровь!
Взор застилало алым, и никакая охота на редких преступников не помогала снять эту пелену.
Пока воодушевленные артерийцы пророчили ему трон и власть, Рафаэль был уверен, что рано или поздно сам разрушит покой, к которому привел королевство.
Он четко понимал, что сходит с ума и теряет контроль. Он либо перебьет половину столицы в бреду, либо не выдержит этого невыносимого звона в голове, заглушающего даже собственные мысли, и всучит первому встречному ритуальный клинок, которым попросит себя убить.
Что угодно, лишь бы остановить мучения!
Но он терпел. Еще было дело, которое не позволяло уйти и раствориться в забытье смерти.
«Знаешь, что самое обидное? Когда я поняла, что с Валанте покончено и что меня вот-вот схватят рыцари, я побежала искать тебя. Хотела попрощаться с человеком, которого считала самым близким».
Тогда, во сне, он не понимал Тиа. Как можно, будучи на грани смерти, цепляться за кого-то, кроме себя? Думать о бесполезном прощании, вместо того, чтобы искать способы ухватиться за жизнь?
Но сейчас, стоя на балконе королевского дворца и от боли во всем теле до белых костяшек вцепившись в перила, Рафаэль не мог думать ни о чем, кроме своенравной рогатой девчонки.
В ту ночь, когда Тиа уходила в портал, он неосторожно бросил ей «прощай». Это слово ничего не значило. Рафаэль не сомневался, что они увидятся снова – пусть и во сне. А потом – кто знает? У них на ссоры и примирения целая вечность.
Но после той встречи Тиа будто испарилась. Он не мог связать их сознания во снах, как делал это раньше. Не мог нащупать ее присутствие в этом мире.
Почему? Потому что после обмена кровью их связь, как хозяина и отродья, ослабла?
Нет. Вряд ли. Иначе Рафаэль и вовсе потерял бы эту ниточку, от самого сердца ведущую к Тиа.
Он все еще ощущал ее, как часть самого себя. Но вела она будто… в никуда.
Может, Тиа умерла?
Тоже нет. Иначе нить бы лопнула. А то, что происходит сейчас… Загадка и головная боль.
Такого раньше никогда не было.
Он долго пытался игнорировать это ощущение пустоты, похожее на то, какое испытываешь, лишаясь конечности. За сотни и тысячи сражений Рафаэль не раз испытывал это чувство, но оно всегда отпускало. На месте утраченной кисти или ноги со временем вырастала здоровая часть тела – преимущество вампиризма.
Но то, что происходило сейчас, терзало не меньше, чем беснующийся без новой дозы крови Вой Ночи.
Рафаэль долго ждал, что пустота на том конце, где должно быть биение сердца Тиа, скоро рассеется. Но время шло.
Зима отступила. Солнечное тепло кое-как пробивалось сквозь черный туман и согревало землю с наступлением весны. Снег полностью ушел лишь к лету. Земля стояла почти голая – ни трава, ни цветы не желали расти в вечной полутьме.
Иногда Рафаэлю казалось, что так сама природа протестует против него.
Ничего, скоро он
