Тайны Дивнозёрья - Алан Григорьев
В чужой прихожей было темно, слышались только приглушенные возгласы и какая-то возня. Она щелкнула выключателем, и взгляду предстала картина, достойная по меньшей мере экранизации: в какой-нибудь комедии положений ей было бы самое место.
На полу в мыльной луже (значит, Марфа успела пустить в ход свое средство для мытья посуды) навзничь лежал Сергей. Он еще пытался молотить руками, взбивая вокруг себя пышную пену. Сверху на нем, крепко зажимая противнику рот ладонью, с видом победителя восседал Лис. Рядом валялись грязные ботинки, упавшие с вешалки куртки и шапки… А над всем этим полем боя, прямо на люстре, болтался вниз головой Пушок, запутавшийся когтями в широком клетчатом шарфе. Марфа аккуратно пыталась отцепить его оттуда шваброй. К чести коловерши стоило заметить, что тот даже не пытался возмущаться, а терпеливо ждал, пока его освободят.
— Сережа, что там у тебя? — раздался вдруг из глубины квартиры незнакомый женский голос.
— Ответь, мол, все хорошо, — прошипел Лис, убирая руки.
Своего он уже добился: одного прикосновения было достаточно, чтобы подчинить себе волю незадачливого колдуна.
— Да это просто сосед зашел, — отозвался тот, улыбаясь Лису, словно старому приятелю.
— Где она? — шепотом спросил Кощеевич.
— На кухне, — Сергей указал направление взглядом.
— Молодец. А теперь лежи тут и никуда не уходи, отдыхай. — Лис похлопал колдуна по щеке, а сам встал и, весело насвистывая, зашагал дальше по коридору, а в прихожую прокрался Берендей, цокнул языком, обозревая весь творившийся беспорядок, и положил перед Тайкой тапочки:
— Надень, хозяюшка. Негоже босиком шастать, простудишься!
Тайка поблагодарила домового кивком, надела тапки и осторожно высунула нос из-за угла — ей было до жути любопытно, кто же сидит там, на кухне. Получалось, что Пушок был прав и у Сергея все это время жила некая дама. Вряд ли это была просто квартирантка…
— Здравствуй, дорогая, — мягко и вкрадчиво сказал Кощеевич. — Давно не виделись.
За его спиной Тайка, увы, не видела, к кому он обращается. В тот же миг до ее ушей донесся истошный визг — не поймешь, то ли от ужаса кричали, то ли от радости, — а Лис, не меняя голоса, так же ласково добавил:
— Вижу, ты меня узнала. Ну что, давай потолкуем?
Мара из кошмара
— Лис, откуда ты узнал, что я здесь? — дрожащим голосом спросила незнакомка, которую Тайка, как ни силилась, все никак не могла разглядеть из-за спины Кощеевича.
— А я не знал, — чародей проскользнул на кухню. — Просто повезло. О, чего это ты тут пьешь такое вкусное? Налей и мне тоже.
Послышался звук пробки, доставаемой из бутылки, потом характерный плеск.
— Я выпил бы за твое здоровье, но не уверен, что после нашей беседы отпущу тебя живой, — Лис, усмехнувшись, опустился на стул. — Ну, давай, рассказывай все как есть, без утайки. А потом я решу, как с тобой быть.
Он закинул ноги на стол прямо поверх скатерти.
— Если бы я знала, что ты появишься, ни за что бы не взялась за это дело, — фыркнула девица.
Тайка, стараясь не шаркать подошвами по ламинату, подобралась поближе и наконец-то смогла ее рассмотреть. У незнакомки были черные, как вороново крыло, волосы, гладкие и блестящие. А еще — скуластое лицо, смуглая кожа, похожие на спелые вишни (и с таким же бордовым отливом) глаза, резко очерченные брови вразлет. Красивая, ничего не скажешь. Впечатление портили только тонкие и острые, как иглы, зубы. Сперва Тайка приняла эту опасную красавицу за упырицу, но, присмотревшись, поняла: нет, не упырица — мара. Из тех созданий, что насылают кошмарные сны и питаются людскими страхами. Хорошие приятельницы у Лиса, нечего сказать…
— Вообще-то я, считай, просто проходил мимо… — чародей посмотрел на собеседницу сквозь свой бокал, наполненный светло-янтарной жидкостью. — Но тут навьи записочки углядел. Ну, и решил зайти на огонек.
— Вечно ты все усложняешь, Лис. Шел бы себе дальше! Зачем под ногами путаешься? — Мара облизнула яркие алые губы длиннющим языком — почти что змеиным, только не раздвоенным.
— Так бы и сделал, если бы на меня не напал Горыныч. Не знаешь, случаем, чьих это рук дело?
Зубастая мара ахнула, прикрыв рукой пухлые губы, вишневые глаза округлились:
— Да как ты мог подумать! Я бы никогда! Просто… ошибочка вышла. Прости.
— Что мне твои извинения, Маржана? В сундук их вместо злата не положишь, на хлеб тоже не намажешь.
Лис, похоже, наслаждался ее страхом.
— Тогда как мне получить твое прощение?
— Я же уже сказал: просто будь со мной откровенной. Ты же не хочешь, чтобы я начал приказывать?
Мара встала из-за стола, подошла к подоконнику и забралась на него с ногами. Теперь Тайке удалось рассмотреть еще и ее наряд. Девица носила голубые шаровары из тончайшего струящегося шелка и того же цвета атласную курточку с коротким рукавом и воротником-стойкой. Чуть выше локтя Тайка заметила татуировку — аккуратную двуглавую змейку.
— Это все Доброгнева. — Девица сжала ножку своего бокала так, что побелели пальцы. — Ее задание.
— Выходит, ты теперь служишь ей? — Лис хрустнул костяшками, разминая кулаки.
— А что мне оставалось делать? — зачастила Маржана, будто бы оправдываясь перед ним. — Кощея убили, тебя взяли в плен… Я уж было решила, что пора сматывать удочки, как тут нарисовалась твоя сестрица, предложила работу. А ты же знаешь, я без дела сидеть не люблю. Да и задание выглядело непыльным. Всего-то нужно было отыскать ей несколько полукровок: с дивьей или навьей кровью — не важно. Главное, чтоб на вторую половину смертных. А их, между прочим, во всех мирах не так-то много осталось.
— Да мы вообще редкие птицы, — Кощеевич пригладил пятерней растрепанные волосы. — Зато симпатичные.
Сейчас он вовсе не выглядел милым или застенчивым. Взгляд его стал цепким, спина выпрямилась, плечи расправились, от всей позы веяло уверенностью, если не сказать наглостью. Похоже, перед этой Маржаной он не считал нужным притворяться. Видать, девица все равно не поверила бы.
— Мне удалось найти всего двух. Одна из них живет тут рядом, за стенкой. Пыталась сама с ней подружиться — ни в какую. Недоверчивая баба, да еще и с неплохой защитой. Пришлось придумать план похитрее и вот этого горе-колдуна к делу привлечь. Только сперва научить кое-чему: сам-то он неумеха, даже дохлую мышь не зачарует.
— Я заметил,
