Генри Филдинг - Амелия
Бут, уже ранее благодаривший милорда за его доброту, вновь на сей раз повторил все слова признательности, которых было бы вполне достаточно даже и в том случае, если бы милость, о которой он хлопотал, была бы уже ему оказана. Такое искусство обещаний есть не что иное, как выгодный способ удовлетворить тщеславие знатного лица, своего рода умелая расчетливость в оказании милостей, с помощью которой знатные особы выслушивают вдесятеро больше изъявлений благодарности за каждое свое одолжение; при этом я имею здесь в виду тех, кто в самом деле намерен оказать услугу, ибо находятся и такие, которые вымогают у бедняков признательность, даже и в мыслях не имея заслужить ее.
После того как хлопотам милорда о назначении для Бута воздали должное, разговор принял более оживленный характер, и милорд стал развлекать дам своими рассуждениями в том утонченном вкусе, который хотя и весьма занимателен на слух, но в чтении решительно невозможен.
Милорд был до того очарован Амелией, что помимо воли выказывал ей особое внимание; правда, это особое внимание проявлялось только в чрезвычайной почтительности и было настолько учтивым и настолько сдержанным, что она и сама была польщена; а после отъезда гостя, пробывшего намного дольше, нежели полагается при обычном визите, Амелия объявила, что более изысканного джентльмена ей еще не доводилось встречать, и с этим ее мнением не замедлили полностью согласиться как ее муж, так и миссис Эллисон.
У миссис Беннет, напротив того, любезность милорда вызвала определенное неодобрение, и она нашла ее даже чрезмерной.
– Что до меня, – заметила она, – то общество таких чересчур уж любезных джентльменов не доставляет мне ни малейшего удовольствия, и то, что в свете именуют обычно учтивостью, я называю просто притворством; мне куда больше по душе истории, которые миссис Бут рассказала нам о честном сержанте, нежели все, что самые любезные на свете джентльмены понарассказывали за всю свою жизнь.
– О, что и говорить! – воскликнула миссис Эллисон. – «Все за любовь, или Пусть мир погибнет», – вот девиз, который кое-кому следовало бы избрать для своего герба, однако большинство людей, я полагаю, скорее согласились бы с мнением миссис Бут относительно моего кузена, нежели с вашим, миссис Беннет.
Видя, что миссис Эллисон разобижена ее словами, миссис Беннет сочла необходимым принести свои извинения, которые были с готовностью приняты, и на том закончился ее визит.
Мы, однако же, не считаем возможным завершить эту главу без следующего замечания: таков уж честолюбивый нрав красоты, что она всегда может применить к себе знаменитые слова Лукана:[156]
Nee quenquam jam ferre potest Cesarve priorem,Pompeiusve parem.[157]
И, конечно, можно принять за всеобщее правило, что ни одной женщине, хоть сколько-нибудь притязающей на восхищение, не придется по вкусу общество, в котором она вынуждена довольствоваться лишь вторым местом. Впрочем, я покорно предоставляю судить о справедливости этого замечания дамам и надеюсь, мне дозволено будет отречься от него, если они не согласятся со мной.
Глава 4, содержащая материи, не нуждающиеся ни в каких предисловиях
Оставшись одни, Бут и Амелия пылко возблагодарили судьбу, пославшую им столь благожелательного друга, как милорд; не было недостатка и в выражениях горячей признательности по адресу миссис Эллисон. Затем они принялись обсуждать, как будут жить, когда Бут получит должность капитана, и после тщательных подсчетов пришли к выводу, что, соблюдая экономию, смогут откладывать по меньшей мере пятьдесят фунтов в год для уплаты своих долгов.
Покончив с этим вопросом, Амелия спросила Бута, какого он мнения о миссис Беннет.
– Мне кажется, дорогая – ответил Бут, – она была прежде очень даже недурна собой.
– Возможно, я ошибаюсь, – продолжала Амелия, – но она, по-моему, очень славное существо. Не припомню случая, чтобы мне кто-нибудь так пришелся по душе после столь краткого знакомства. Мне кажется, что она была очень жизнерадостной женщиной, потому что выражение ее лица, если вы заметили, становится по временам необычайно оживленным.
– Да, и мне тоже это бросилось в глаза! – воскликнул Бут. – Судя по всему, на ее долю выпало какое-то из ряда вон выходящее несчастье.
– Конечно, да еще какое! – подтвердила Амелия. – Вы, верно, забыли, что нам рассказала о ней миссис Эллисон: ведь она потеряла любимого мужа. Ах, это такое несчастье, что женщина, способная это пережить, всегда вызывает у меня удивление, – тут она с нежностью посмотрела на Бута и, бросившись ему на шею, воскликнула, – Боже милостивый, до чего же я счастлива! Стоит мне только подумать, каким опасностям вы подвергались, и я благословляю свою участь!
Добросердечному читателю нетрудно будет себе представить, что Бут должным образом ответил на столь трогательное выражение любви, и после этого их разговор стал слишком нежным, чтобы его можно было здесь воспроизвести.
На следующее утро миссис Эллисон обратилась к Буту с такими словами:
– Я не стану, сударь, приносить какие-либо извинения за то, что я вам сейчас скажу, поскольку это вызвано моим расположением к вам и вашей дорогой жене. Так вот, я убеждена, сударь, что едва ли случайно вы выходите из дома только один день в неделю. Ну, а если, сударь, дела ваши и впрямь обстоят не совсем так, как мне бы этого хотелось, то прошу вас, поскольку я не думаю, что вы пользуетесь сейчас услугами стряпчего, позволить мне порекомендовать вам такого человека. Стряпчий, которого я имею в виду, очень опытен в своем деле и, как мне известно, оказывал немалые услуги джентльменам, испытывавшим затруднения. Мой дорогой друг, вам вовсе нечего стыдиться своего нынешнего положения: оно должно быть куда большим позором для тех, кто не обеспечил средствами к существованию человека, имеющего такие заслуги.
Не поскупившись на слова благодарности миссис Эллисон за ее доброту, Бут откровенно признался ей, что ее предположения справедливы, и без колебаний согласился воспользоваться услугами ее приятеля.
Тогда миссис Эллисон поделилась с ним своими опасениями. Она рассказала, что вчера и сегодня утром видела каких-то гнусных молодчиков очень подозрительного вида, которые вдвоем или втроем несколько раз прохаживались под ее окнами.
– Судя по всем этим признакам, мой дорогой друг, – сказала она, – я советую вам ни на минуту не отлучаться из дома, пока вы не увидитесь со стряпчим. Я уверена, что он, по меньшей мере, выхлопочет вам право безопасно передвигаться в пределах вольностей королевского двора. Для этого необходимо что-то предпринять в конторе зеленого стола;[158] уж не знаю, что именно, но только знаю, что несколько джентльменов жили здесь у меня без всяких забот довольно долгое время, нисколько не опасаясь мести своих кредиторов. Однако до той поры вам следует находиться под неусыпным надзором собственной жены, но я думаю, что во всей Англии не сыщется мужчина, который не поменял бы свободу на такую неволю.
С этими словами она удалилась, чтобы послать за стряпчим, и вскоре пришел сержант с теми же самыми новостями. Он сказал, что ему удалось свести знакомство с Мэрфи.
– Надеюсь, ваша милость простит меня, – воскликнул Аткинсон, – я сделал вид, будто вы и мне немного задолжали и что я хотел бы прибегнуть в этом деле к его услугам. Тогда он сказал, что если я пойду с ним в маршальский суд[159] и дам показание под присягой насчет этого долга, то он сумеет в ближайшее время взыскать его, «потому что через день-другой, – вскричал Мерфи, – этот капитан будет у меня в руках». Мне хотелось бы, – продолжал сержант, – хоть чем-нибудь помочь вашей милости. Может быть, мне целый день прогуливаться у дверей вашего дома или заместо привратника караулить вход изнутри, пока ваша милость не найдет какого-нибудь способа обезопасить себя? Надеюсь, вы не рассердитесь на меня, но я прошу вас принять все меры предосторожности, чтобы не угодить в руки Мерфи, ведь он слывет самым отъявленным негодяем на свете. Боюсь, как бы вы, сударь, не сочли меня слишком дерзким, но только у меня отложено немного денег, и если они могут хоть сколько-нибудь вам пригодиться, то прошу вас, ваша милость, располагать ими по своему усмотрению. Ведь никогда в жизни я не мог бы распорядиться ими лучше. Примите в соображение, сударь, что всем, что у меня есть, я обязан вам и моей дорогой госпоже.
С минуту Бут стоял словно громом пораженный, а потом слезы хлынули у него из глаз и он промолвил:
– Клянусь душой, Аткинсон, ты меня сразил! Мне редко доводилось слышать о подобной доброте, и я не знаю, какими словами выразить то, что я сейчас чувствую. Твоими деньгами я, конечно же, не воспользуюсь, но пусть это тебя не огорчает, ведь при моих нынешних обстоятельствах от них было бы не так уж много пользы, только не сомневайся и в том, что никогда, пока я жив, я не забуду твоего великодушного предложения. Однако я все же опасаюсь, как бы эти молодчики в ближайшие день-два не проникли в дом, а ведь у меня на этот случай нет другой стражи кроме молоденькой несмышленой служанки, и потому не откажусь воспользоваться твоим предложением посторожить вход в наши комнаты. И я нисколько не сомневаюсь, что миссис Эллисон позволит тебе с этой целью расположиться у нее в гостиной.
