Эдуард Хруцкий - Комендантский час (сборник)

Старший лейтенант лежал, отброшенный к стене тяжелой пулей «парабеллума», глядя перед собой остановившимися глазами, из угла рта на гимнастерку сбегала тоненькая струйка крови. Игорь только на секунду задержал на нем взгляд и бросился к воротам.

Степан, положив ствол нагана на изгиб локтя, целился в мчавшегося по улице мотоциклиста. Муравьев тоже вскинул пистолет, пытаясь поймать на мушку широкую, согнувшуюся спину.

Наперерез машине выскочили Ефимов и два бойца с винтовками. Мотоциклист рванул машину к обочине, стараясь выскочить на поле. Глухо ударил винтовочный выстрел. Над мотоциклом взметнулся клуб голубоватого света. Водитель, выброшенный взрывом из седла, объятый пламенем, пролетел несколько метров и упал в траву.

Когда Муравьев и Полесов подбежали к месту взрыва, Ефимов уже сбил огонь с одежды мотоциклиста. Игорь увидел сгоревшие волосы, черное, обуглившееся лицо и отвернулся.

– Живой, – Ефимов поднял голову водителя, – дышит. Боец наш по шине стрелял, да попал в бак с бензином.

У околицы в клубах пыли появилась эмка. Это приехал Данилов.

Данилов

– Так, – сказал Иван Александрович, оглядевшись, – атака слонов под Фермопилами. Живой? – Он кивнул на мотоциклиста.

– Пока.

– Срочно в машину. Полесов с ним. В город, в больницу. Потом обратно. Срочно. Виденеева жива?

– Все в порядке, – ответил Игорь, – там, во дворе, еще один лежит.

– Научились стрелять… – Данилов выругался. – Мне не трупы нужны, а свидетели.

– Так ситуация…

– Догадываюсь. Машинку новую не терпелось опробовать…

– Иван Александрович…

– Я сорок два года Иван Александрович. Давай веди.

Они подошли к виденеевскому дому. У забора, прижав к себе Витьку, стояла старушка. Она с ужасом смотрела на оперативников.

– Что, напугалась, мамаша?

Старушка молчала, только сильнее прижимала к себе внука. Данилов вошел во двор, долго рассматривал убитого, словно пытаясь вспомнить, где видел это лицо. Нет, он просто был похож на всех покойников. А их много видел Иван Александрович на своем веку. Смерть делает всех людей похожими, покрывает лицо синевой, обостряет черты.

– Обыскать, – повернулся он к Белову, – внимательно только, а потом в машину и в город. Где хозяйка?

– Вон она, – кивнул Муравьев в сторону старушки.

– Так.

Данилов подошел к Виденеевой:

– Вас как зовут? Ага. А меня Иван Александрович. Этот человек, – он показал на убитого, – хотел вас застрелить.

– Меня-то за что?

– А вот из-за этой корзинки.

– Не знаю, ничего не видела. – Виденеева закрестилась.

– Да вы погодите, погодите. Если вы не скажете, кого видели в лесу в день убийства Ерохина, я не могу ручаться ни за вашу жизнь, ни за жизнь ваших близких.

– Ишь ты как. Ты милиция, ты власть советская. Ты меня и защищай. А то немец измывался, а теперь свои…

– Да погодите же, – устало сказал Данилов, – вы только скажите, о чем он с вами говорил.

– А о чем мне с кровопийцами говорить? Он мимо прошел, а я в кусты схоронилась.

– Это точно он, вы не обознались?

– Да я его рожу гадкую всю жизнь помнить буду. Он у немцев в городе бургомистром был.

– Ну вот видите, мы и договорились. Сейчас ваши показания запишут, и все. Игорь! – позвал Данилов.

– Иван Александрович, вот поглядите. – Белов протянул командирскую книжку убитого.

Данилов взял ее, раскрыл: фамилия – Ивановский, имя и отчество – Сергей Дмитриевич, воинское звание – старший лейтенант.

Все это, начиная с их приезда и кончая перестрелкой в Дарьине, произошло слишком быстро. Просто неестественно быстро. Создавалось впечатление, что кто-то специально следил за ними. Данилову даже не по себе стало. Казалось, что этот «кто-то» сейчас из темноты улицы смотрит в открытое окно. Впрочем, это и не исключено. Ведь успели уже о поездке Ерохина в город узнать и о старухе Виденеевой тоже. Информация была получена быстро. Два преступника угнали военный мотоцикл, который ротозей связист оставил на улице. Неужели это Кравцов? Но для того чтобы руководить группой, он должен скрываться в городе. А это же неразумно. Не может человек, хорошо известный в районе, скрываться там, где его каждый знает. Нет, не может. Но ведь именно его видели на месте убийства. Данилов пытался выстроить мысли в логическую цепочку: «Погоди, погоди, давай-ка вспомним показания Виденеевой».

«Я услышала выстрел, очень испугалась и легла на землю, и тут мимо меня пробежал человек, в котором я узнала бывшего работника райисполкома, а потом немецкого бургомистра».

На вопрос Муравьева, сколько времени прошло между встречей и выстрелом, Виденеева ответила – минуты две. Не получается: от места засады до опушки рощи быстрым шагом минут пять – семь. Значит, не Кравцов стрелял в Ерохина. Он был на месте убийства, но стрелял другой.

У убитого старшего лейтенанта обнаружили пистолет «ТТ» Ивановского и его документы. Кроме того, в кармане у него находился пистолет «манлихер». Видимо, в Ерохина стрелял не он. Значит, есть еще третий. Он скрывается в городе, он убил Ерохина и, безусловно, руководит бандой. Теперь необходимо найти Кравцова. Непонятная с ним история приключилась.

Врач сказал, что мотоциклист в очень тяжелом положении, хотя обещал сделать все, что в его силах. Но когда раненый сможет давать показания и будет ли давать их вообще? Нет, надо искать Кравцова. Кстати, его жена живет в городе. Где же ее адрес? Ах, вот он. Данилов прочитал на клочке бумаги: «Первомайская, 26».

Он подумал, взять ли с собой кого-нибудь из ребят. Но они спят, не стоит будить. Лучше с Быковым.

В сенях послышались шаги. Данилов зажег фонарь.

– Кто там?

«НАЧАЛЬНИКУ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ МУРА

ДАНИЛОВУ

СРОЧНО!

СПЕЦСООБЩЕНИЕ

9 августа сего года работниками отделения Муштакова в районе Тишинского рынка был обнаружен Шустер Владимир Григорьевич, он же Володя Гомельский. Из-за ошибки оперуполномоченного Петрова разыскиваемый ушел из-под наблюдения. По нашим данным, Шустер В.Г. часто появляется на рынке и в прилегающих к нему переулках, занимаясь спекуляцией драгоценностями. Предлагаю вести разработку Шустера параллельно с оперативными мероприятиями в райцентре, для чего откомандировать в Москву одного из работников вашей группы.

Начальник МУРа».

Данилов

– Вы врываетесь ко мне ночью, и меня и Кравцова никто не может защитить. Я осталась за чертой? Всю жизнь учила детей гражданственности, объясняла им советскую Конституцию, а теперь законы общества не распространяются на меня?

– Конечно, я пришел к вам ночью, нарушив правовые нормы. Я вообще не должен был приходить.

– Так зачем же вы пришли?

– Для того, чтобы не вызывать вас в райотдел. Для того чтобы никто не знал о нашем разговоре.

– Что вам надо?

– Где ваш муж?

– Не знаю.

– Неправда. Обманывая меня, вы сами ставите себя за черту.

– Я не знаю.

– Вы учите Конституции, но нарушаете ее основное положение – скрываете врага общества.

– Он не враг.

– Кравцов служил у немцев бургомистром. Не так ли?

– Он выполнял задание райкома.

– Вполне возможно. Но почему уже почти год он прячется в лесу или еще где-то?

– Он выполнял задание райкома…

– Я это уже слышал, но почему же об этом никто не знает?!

– Мой муж спас город от взрыва, он…

– Это эмоции, а мне нужны факты.

– Он ранен кулаками, воевал с белофиннами.

– Прошлое.

– Вы не имеете права так говорить со мной!

– Имею. Мне его дала все та же Конституция.

– Он выполнял задание…

– Послушайте меня. Вашего мужа перед войной исключили из партии.

– Он мне сказал, что его восстановил подпольный райком.

– Факты?

– У нас во время оккупации был Васильев.

– Секретарь райкома? Это он сказал?

– Да.

– Факты, где факты?

– Отряд ушел, я не знаю, почему они не сообщили о муже.

– Кто знал о его связи с отрядом?

– Начальник НКВД и Васильев.

– Ваш муж подозревается в убийстве Ерохина.

– Этого не может быть!

– Все может быть, особенно сейчас. Почему он прячется?

– Он боится, вы же сами знаете, чего боятся люди.

– Знаю. Но я знаю и другое: честному человеку нечего прятаться, правда всегда найдет дорогу. И помните, что если он большевик, вернее, опять стал им, то ему незачем прятаться. Я ухожу и прошу передать ему, что он сам должен найти меня. Найти и рассказать об убийстве Ерохина.

Полесов

Врач вышел, и они остались втроем: мотоциклист, весь забинтованный, похожий на белую тряпичную куклу, сестра и он. Окно в палате было раскрыто, и поэтому горела синяя лампочка. В свете ее особенно резко выделялась обмотанная бинтами голова.

После операции, когда хирург пообещал Данилову, что мотоциклист будет жить, Иван Александрович приказал Полесову остаться. Во-первых, для безопасности задержанного, во-вторых, надеясь на то, что в бреду раненый скажет что-то важное для следствия. В палате было тихо, только раненый дышал тяжело. Казалось, что работает старая, изношенная паровая машина. Степан даже представил ее мысленно: текущие трубки, разработанный сухопарник, разношенные цилиндры. Точно такая стояла у них в техникуме когда-то. На ней практиковалось несколько поколений будущих специалистов по ремонту подвижного состава.