Admin - Unknown
Она поискала, откуда мог доноситься этот голос.
– Ты веришь в жизнь после смерти?
– Да, в те дни, когда мне становится по-настоящему страшно.
Наверное, на другой стороне маяка беседовала незнакомая пара. Она пошла по круговой галерее и вернулась туда, откуда пришла, никого не встретив.
– Ты боишься смерти?
– Твоей.
– Давай начистоту. Я умру, милый Джош. У меня будет перед тобой по крайней мере одно преимущество: если жизнь после смерти действительно существует, то я начну ее очень молодой, не то что ты: ты войдешь, припадая на ногу, поскольку будешь старым.
– Почему ты думаешь, что я умру стариком?
– Потому что жизнь прекрасна и мой тебе приказ – жить!
Мелли решила, что обрывки чужого разговора донес ветер, и обернулась, чтобы оглядеть пляж.
В сотне метрах от маяка виднелись три холмика с кустиками гибискуса. Чуть дальше белели остатки известняковой лачуги.
Для очистки совести Мелли направилась туда.
Голоса приближались.
– Чем меньше останется от одного или от другого, тем больше останется от нас.
Вокруг никого не было, не считая трех мальчишек, игравших на дюне. Мелли поняла, что голоса звучат у нее в голове.
С замиранием сердца она ускорила шаг и резко остановилась перед белым камнем, выглядывавшим из мягкой травы рядом с лачугой. Опустившись на колени, она разгребла мягкий песок и прочла два имени, нацарапанных на камне.
Опять электрический разряд в макушке. У нее закатились глаза, и она лишилась чувств.
* * *
– Мэм? Мэм?
Мальчик тряс ее за плечи, двое его приятелей стояли рядом.
– Хватит, Фред. Может, лучше сходить за взрослыми?
– Подожди, Момо, кажется, она открывает глаза.
– Мэм? Ты спишь или умерла?
Мелли села, держась за затылок. У нее было ощущение, что в нее попала молния. Она сидела на песке, оглушенная, не силах подняться.
– Взяла и упала?
– Похоже на то, – ответила она ребенку со слабой улыбкой.
Шепчущие голоса не унимались.
– Что, если я действительно однажды вернусь, а тебя не найду?
– Найдешь, я уверен, если не меня самого, то воспоминание обо мне в чужом взгляде, в чужом сердце, в чужой молодости, и станешь любить этого человека изо всех сил, которые дам тебе я. Настанет твой черед даровать мне миг вечности. Ты скажешь ему, что мы были первыми безумцами, одурачившими смерть, и будешь радоваться нашей изобретательности. Ты расскажешь ему обо мне в первый и в последний раз, потому что должна будешь освободить место для него.
– Ты понимаешь, что говоришь? Твоя история, милый Джош, – это опрокинутый горизонт.
– Меня зовут Фред, его – Момо, мой дружок в кепке – Сэмми, а тебя как звать, мэм?
– Хоуп. Меня зовут Хоуп, – ответила она.
23
– Это твое имя на камне? – спросил Момо. – А кто такой Джош?
– Мой опрокинутый горизонт.
Момо пожал плечами, не уверенный, что понял.
– Почему здесь лежит этот камень?
– Он обозначает место, где зарыто сокровище. Поможете мне его откопать?
* * *
Мальчишек не пришлось просить дважды. Скоро в их испачканных песком руках оказался черный чемоданчик.
Хоуп дала им денег на мороженое, и они радостно ускакали, соревнуясь, кто первым добежит до мороженщика.
Оставшись одна, Хоуп расстегнула замки и откинула крышку.
В чемоданчике лежало письмо и знакомые ей предметы, приобретенные на воскресной барахолке, в том числе деревянный самолетик, при виде которого она прослезилась.
Набрав в легкие побольше воздуху, она развернула письмо.
Хоуп, любимая,
если ты открыла этот чемоданчик, значит, мы совершили невозможное.
Что за странный парадокс: я пишу эти слова с тяжелым сердцем и при этом с надеждой, что ты когда-нибудь их прочтешь.
Мы считаем неважным то, как мы любим, хотя это и делает нас теми, кто мы есть. Я думал, что взрослые любят так же, как в детстве, но это не так, настоящая любовь – это отдавать то, чего тебе недостает, без оглядки и без страха, этому я научился у тебя.
Когда наступят последние вечера, я буду рядом, буду следить за твоим дыханием, внимать звукам твоей жизни, чтобы никогда их не забыть. Я положу на тебя голову, чтобы пропитаться ароматом твоей кожи и вспоминать потом, как в те дни, когда ты смеялась, когда мы любили другу друга, я прилипал к твоей влажной груди, я был алхимиком жизни.
Смерть – кощунство, вторгшееся в наши жизни и уносящие их – обе.
После тебя я стану скитаться в поисках крупиц любви и человечности, всякая пара незнакомцев, держащаяся за руки, будет напоминать мне о тебе. Пойду на воскресный блошиный рынок и там найду наши следы, наши сомнения и желания.
Знаю, ты больше боишься за меня остающегося, чем за себя уходящую. Ты попросишь, чтобы я жил дальше, чтобы снова полюбил. Я видел, что ты боролась ради этого, что напрягала последние силы, чтобы у меня было время научиться, но как глядеть на мир, когда рядом не будет тебя, какой ясности ждать от жизни без твоего смеха, что толку читать книги, если нельзя пересказывать их тебе? Кажется, смысл жизни соткан из многих смыслов, даруемых нам жизнью. Как обонять, если не будет твоего запаха, как слышать, ели не будет твоего голоса, как видеть без твоего взгляда, как осязать без твоих рук, как чувствовать вкус, не имея возможности приникнуть к твоей коже? Как жить без тебя?
Знаю, ты потребуешь от меня обещания ничего не уступать смерти, ничего не жертвовать ей от любви, которую ты мне дарила. Когда окажешься в ее лапах, попроси, чтобы время пролетело быстро, чтобы я смог пройти старческим шагом по улицам, где мы бегали вместе, улыбаясь при мысли о нашей скорой встрече.
Скажи ей, что наша любовь сильнее ее, потому что переживет нас.
Ты – женщина, о которой я не смел грезить в самых смелых моих мечтах. Видишь, это ты оказалась алхимиком моей жизни.
Не знаю, сколько пройдет лет после того, как мы покинем этот остров рука об руку. Но знай, что не будет утра, когда я, открыв глаза, не приветствовал бы тебя, не будет вечера, когда я, закрывая глаза, не увидел бы твое лицо.
И если ты читаешь эти строки, то настала моя очередь попросить у тебя обещания. Люби от всего сердца, не сдерживаясь и ни о чем не жалея. Мы были счастливы, а это налагает кое-какие обязательства перед счастьем.
Да будет твоя жизнь прекрасной, любовь моя, такой же прекрасной, как та, которую даровала мне ты.
Мне так повезло, что я познакомился с тобой.
Люблю тебя.
Твой Джош
Хоуп пробыла на пляже до вечера, с письмом в одной руке и с деревянным самолетиком – в другой.
Потом она спрятала то и другое в чемоданчик, который забрала с собой.
Говорят, умирающие видят всю свою жизнь задом наперед. Хоуп, воскрешая, увидела свою в правильном порядке.
На пароме, возвращаясь в Кейп-Код, Хоуп подставляла лицо ветру, провожала глазами Нантакет и вспоминала последние слова, которыми они обменялись на острове с Джошем, прежде чем зарыть чемоданчик, который она теперь прижимала к себе.
– А ты, милый Джош, будешь тем временем жить и стариться?
– Нет, я буду ждать тебя.
24
В два часа ночи Хоуп вошла в квартиру Саймона. Поставив чемоданчик у кровати, она позвонила ему.
– Я тебя разбудила?
– Либо ты не смотришь на часы, либо это самый лицемерный вопрос за целый день! Я оставил тебе десяток посланий, ты не ответила, а потому я страшно волновался. Нет, мне было не до сна.
– Прости, я никогда не слушаю эту дурацкую переговорную службу.
– Ладно. Теперь отвечай: да или нет? Никогда еще я не играл так плохо, как в этот вечер. Все из-за тебя! Видела бы ты, как на меня смотрел наш дирижер!
– Сначала ты должен сесть.
– Я валяюсь в постели и не намерен ее покидать.
Хоуп рассказала ему все. Никакая она не подружка, мотавшаяся с ним по миру, столько лет сопровождавшая его с концерта на концерт. Женщина, которую он знал, погибла в авиакатастрофе, вместо нее к жизни вернулась совсем другая.
Она попросила прощения за обман и поклялась, что истина открылась ей только у подножия маяка, свет которого озарил ее память.
Саймон молчал, поэтому Хоуп снова стала извиняться. Завтра она уедет, и он больше никогда о ней не услышит.
– Умоляю, Саймон, скажи хоть что-нибудь, ты единственный во всем мире, с кем я хоть капельку знакома, единственный не совсем чужой мне человек!
– Это в некоторой степени свинство по отношению к Уолту и Долорес. Что ты хочешь от меня услышать? Что у меня нет выбора, остается либо поверить тебе, либо посоветовать попроситься в психушку? Я тебе верю, а еще я думаю, что воскресившие тебя врачи обязаны дать тебе серьезные объяснения. Правда за правду: Мелли стала моей лучшей подругой только после катастрофы. То есть я хотел сказать – Хоуп, буду учиться называть тебя так. Бывает любовь с первого взгляда, наверное, такой бывает и дружба. Живи у меня сколько понадобится. Догадываюсь, что теперь это тебе еще нужнее, чем вчера. Я скоро вернусь, и мы отпразднуем это безумие вместе, ибо отказать подобному безумию в достойном чествовании значило бы оскорбить жизнь. Но сейчас важнее всего другое: что ты будешь делать?
