Маша без медведя - Ольга Войлошникова
Ну, вот и славно!
Я быстренько вернула место свет и маскировку и сосредоточилась на новом листе. Итак, начнём от центра. Круговой узор — он удобный, задаёт ритм и внутреннюю музыкальность. Энергии укладываются красивыми элементами… петельки, капельки, дужки выпуклые и вогнутые — этот узор выходил очень плавным, как кружево. В такие особенно хорошо закладывались мотивы душевного равновесия и гармонии. Надо будет поговорить с этим доктором насчёт вязания: вдруг разрешит? Я немножко умею спицами и крючком, простые вещи, в рамках школьной программы.
С другой стороны, неизвестно, можно ли тут держать острые тыкающие предметы? Хотя, если у меня так хорошо идут сложные формулы, можно и на подконтрольные действия замахнуться. Внушить доброму доктору, что вязание мне до крайности необходимо — к тому же, так оно и есть!
Ещё бы книжку мне с описанием узоров посложнее… Опять же, смысл в книжках, если я букв не знаю? Крохотная икринка с очередным «пык!» превратилась в малюсенькую рыбёшку. Перед глазами встали страницы книги, и мой же, старательно читающий голос по слогам произнёс: «А-лик ис-кал Ни-ну и На-ту. На-та сто-ит у ка-лит-ки. А Ни-на?»
О! Немного я всё-таки могу! Вот бы мне эту дивную книгу начального чтения! Там разворот, помнится, был с буквами и подходящими к ним картинками, уж я как-нибудь разобралась бы!
Я на всякий случай схватила новый листок и записала на него вспомнившуюся фразу, а рядом перевод и звучание в привычной мне письменности. Что примечательно, перевод никаких трудностей не вызывал. Язык моего местного детства окончательно активировался и утвердился рядом с привычным мне гертнийским на совершенно равных правах.
Опять, должно быть, Баграра благодарить надо…
ДОМ
Я спала, и снился мне дом. Тот дом, который я привыкла считать родным.
Моя комната. Развешанные под потолком памятные сферы, в которых хранились приятные моменты событий. Полка с книгами. Рисунки на стенах.
Накопительную сеть, которую соорудил для меня Баграр — она была похожа на золотую паутинку, заплётшую углы. Благодаря ей я успевала за ночь впитать хоть немного энергии. Хотя бы настолько, чтоб не выглядеть совсем уж убогой, явившись в школу.
Конечно же, все знали, что я — приёмное дитя одного из сильнейших боевых магов королевства, и смотрели на это, как на странную прихоть одинокого старого медведя. Мол, пожалел несчастную сиротку, вот какой молодец, посмотрите, какое у него доброе сердце, ведь никто и не подозревал, все думали: хулиган, дебошир, пьяница…
Баграр и вправду был раздолбай, и на роль папаши подходил очень условно. Нет, протрезвев и узнав, что во время гулянки на спор приобрёл себе ученика, он воспринял эту новость мужественно. А вникнув в детали, принял на себя опекунство и все сопутствующие ему обязательства, но… Баграр в медвежьих-то детях разбирался слабо, не говоря уже о человеческих.
Через неделю после нашего «счастливого знакомства» он догадался спросить меня: мальчик я или девочка, — и был немало поражён ответом, потому как уже успел оформить на меня документы и записал меня как «Мушу», а Мушу у медведей — мужское имя.
«Муша, иди кушать!» — ревёт он из кухни так, что мои рисунки на стенах вздрагивают. Я бегу на первый этаж, влетаю в обширную кухню — а там он, ставит на стол огромную сковороду с мясом, к которому полагается фирменный медово-ягодный соус. Мясо Баграр любит готовить сам.
Я втягиваю носом обалденный запах и плюхаюсь на своё место. Баграр смотрит, как я ем, и довольно посмеивается.
— Вкусно?
— Очень! — отвечаю я с полным ртом — потому что это просто нереально вкусно!
И понимаю, что это сон.
И пл а чу.
КТО ПРИДУМАЛ ТАКОЕ РАСПИСАНИЕ?
Кто-то ходил вокруг моей кровати, брал меня за руку, вкладывал что-то холодное, похожее на стекло, под мышку. Я вяло попыталась отмахнуться и промычала:
— М-м-м… Зачем?
— «Зачем-зачем» — надо! — ворчливо ответила темнота голосом тёти Тани. — Положено так. Правила. Просыпайся, давай, скоро доктор придёт.
Я натянула одеяло на голову и пробормотала:
— Медведи так рано не встают…
— Какой уж медведь, к у ра сонная, — беззлобно усмехнулась тётя Таня, но перестала меня теребить и ушла.
…
— Та-а-ак! Кто тут у нас художник⁈ — громкий и до отвращения бодрый голос раздался над самой моей головой.
Я выглянула из-под одеяла, с трудом приоткрыв один глаз.
Доктор. Наверное, тот Пал Валерьич, который на «сипозиум» ездил. Умный, должно быть. Большой, жизнерадостный, в белом халате. А борода чёрная, аккуратным клинышком. Сколько там ему лет за этой бородой? Этих бородатых никогда не поймёшь… Но не настолько старый, чтобы называть его дедушкой — это однозначно.
Одна половина сонного сознания привычно подсказала, что он вполне может пользоваться магией, чтобы выглядеть моложе своих лет. Другая половина внезапно оживилась и завопила: так-так, погодите! В этом мире нет магов, значит, он выглядит в точности на свой возраст! А это сколько?
— Сколько вам лет? — строго спросила я.
Доктор удивился вопросу, но всё же ответил:
— Тридцать два.
Всего! Этого явно недостаточно, чтобы быть безопасным дедушкой! Перед посторонним мужчиной тридцати двух лет порядочная девушка точно никогда не покажется в ночнушке!
— Доктор для молодой девушки должен быть женщиной, — вынесла свой сонный вердикт я и снова спряталась под одеялом.
— Может быть, всё-таки поговорим? — приветливо предложил доктор.
— Не раньше, чем мне вернут приличную одежду, — сурово ответила я из своего укрытия.
Доктор спрашивал ещё что-то: про меня, про рисунки — но я отвечала гробовым молчанием. Честно говоря, я смертельно хотела спать, потому что легла уже под утро, и его весёлый голос исчез в глуб и нах моего сна, как камешки, брошенные в реку.
…
— ЗА-А-АВТРА-А-АК!!! — этот вопль ворвался ко мне в палату вместе с открывшейся дверью, и я подскочила на кровати от неожиданности.
Вчерашняя раздатчица, румяная и деловитая, уже наливала мне в стакан какую-то буровато-розоватую жидкость.
— Это что? — подозрительно спросила я.
— Каша рисовая сладкая на молоке, батон, масло, сыр и какао, — озвучила она мне весь набор сразу, — бери давай!
Я пристроила стакан с какао (то, что это какао, я определила методом исключения) на довольно высоком подоконнике, забрала остальное, и тележка укатилась, поскрипывая колёсиками. Дверь снова закрыта.
Тарелка с кашей начала обжигать руки, и я не придумала ничего умнее, как поставить её на кровать. Скопившаяся за время сна мана переполняла меня, что называется, «под крышку». И тут мне в голову пришла гениальнейшая идея (во всяком случае, я сочла, что она таковой является). Мне нужна зубная щётка!
Если вы думаете, что я собиралась создавать её из ничего — ошибаетесь. Нет, в принципе, это возможно. Но потребуется такое колоссальное количество энергии (и усилий, главное — усилий!), что глаза в кучу съедутся. А вот на трансформацию из одного вида материи в другой нужно тоже очень много, но всё же гораздо меньше, чем при творении с нуля.
Я оглянулась: что тут у нас ненужное?
А вот, кстати, три куска батона — явно для меня много. Возьмём, да и оторвём от одного из них корочку, и придадим ему форму, условно приближённую по виду к зубной щётке, чтоб легче было. Та-а-ак, а теперь транс-фор-мируем… готово! Из отщипнутого кусочка мякиша сделаем горошину зубной пасты. Кайф полнейший! Я с превеликим удовольствием почистила зубы, посушила и спрятала под подушку щётку, съела кашу и хлеб, а вот по поводу какао… То ли какао в наших мирах было разное, то ли варить его в этой лечебнице не умели — кто знает. Напиток (больше всего хотелось назвать его словом бурда) доверия не внушал. В итоге я вылила это подозрительное какао в раковину, набрала воды (пить-то надо) и ради тренировки придала ей вид и вкус апельсинового сока. Получилось весьма недурно!
Я заправила постель и приготовила пару оставшихся чистых листов для рисования, попутно припоминая все уроки, которые мне давал Баграр касательно внушений и подконтрольных действий (сверх школьной программы, конечно же!). Как хорошо, что в голове всё-таки уложились знания, хоть я и считала, что никогда
