Сказки леса - Николай Григорьевич Никонов
Мышата голодали.
- Всё-таки я попробую достать чего-нибудь поесть, - сказал Острозубик. - Нельзя больше так жить. Мне каждую ночь снятся ржаные зёрна, такие вкусные, что я съел бы их штук сто сразу.
- А я бы съел целую тысячу! - пищал Длинноусик. - Пойди поищи. Мне что-то нездоровится. А то бы… я бы… тоже бы… - и он погладил свои длинные чёрные блестящие усики.
Острозубик дождался ночи. Тихо-тихо прокрался к выходу. Высунул кончик носа наружу. Принюхался. Хорьком не пахло. Он выставил одно ухо - тишина, выглянул одним глазом - никого. Висит над лесом бледный месяц, блестит снег голубыми искрами, далеко-далеко горят огоньки в деревне.
«Побегу туда! Может быть, принесу корочку такого вкусного-превкусного хлеба!» - он проглотил слюнки и пустился бежать по снегу, как маленькая заводная игрушка.
Вдруг чёрная крылатая тень закружилась над ним. Жёлтые очи блеснули во тьме. Сыч!
Острозубик прыгнул в сторону - сыч мягко упал в снег. Поднялся - и началась погоня. Мышонок мчался со всех ног, прыгал в стороны, но и маленькая сова не отставала. Она стремительно обгоняла малыша и падала вниз, вытянув когти. У самой норы сыч настиг мышонка, крепкие когти царапнули по спине, но Острозубик вывернулся и кубарем скатился под землю.
- Ну! Давай скорее есть! - встретил его братец. - Как быстро ты вернулся.
- Я ничего не принёс. Сыч чуть не поймал меня… Ой, как болит спина, - пропищал Острозубик, сел на задние лапки и стал лизать ноющую рану.
- Но я же хочу есть! - не унимался Длинноусик. - Ох, я съел бы сейчас даже гнилую картошку!
- Тогда иди сам, - рассердился Острозубик.
- Ну, нет! Лучше умереть с голоду, чем попадать в когти сычу, - сказал Длинноусик и не двинулся с места.
Прожили они ещё один день, и второй и третий, всё время думая о том, что бы такое поесть.
Мышата ослабели, шерсть их взъерошилась, бока ввалились, а чёрные глазёнки горели жадным, голодным блеском.
- Послушай! Ведь у нашей тётки Рыжеспинки, наверное, осталась полная кладовая. Сыч поймал тётку перед самым, снегом,- вдруг вспомнил Острозубик.
- Конечно! Ура! - обрадовался Длинноусик. - Полная кладовка! А там овёс, и пшеница, и конопля, и картошка! А как достать?
- Надо прорыть ход вверх. Ведь тётка жила над нами! Пойдём скорее…
- Ох, пойдём… - согласился Длинноусик, и они поднялись в верхний отнорок.
Не раздумывая долго, Острозубик стал копать. Земля с трудом поддавалась ему. Он скоблил её когтями, кусал зубами, отбрасывал задними лапками. А Длинноусик суетился, указывал, мешал брату и торопил его.
Едва усталый Острозубик садился отдохнуть, Длинноусик начинал стонать и плакать. Он пищал, что умирает с голоду, но не выбросил ни одной горсточки земли, ни одного самого лёгкого комочка.
Переведя дух, Острозубик снова лез в отнорок и копал, копал, копал.
- Рой скорее! Уже пахнет зёрнами! Я чую! Я чую! - кричал ему ленивый братец, потирая лапки от нетерпения.
Наконец рухнула, отвалилась земляная стенка. Острозубик пролез в нору Рыжеспинки. А Длинноусик уже опередил его.
Какое счастье! Кладовка была полным-полнёхонъка. Здесь лежали грудами зёрна, сушёные травы, целые колосья, семена конопли, картофель, даже корочки ржаного хлеба, которые запасливая тётка принесла издалека, да так и не успела съесть.
- Вот как здорово! Вот как славно! Это я учуял! - торжествовал Длинноусик, уплетая самую вкусную хлебную корку.
Острозубик ел молча. Он очень устал. Его серая шерсть была испачкана, лапки стёрты до крови.
Он промолчал даже тогда, когда сытый лентяй Длинноусик стал смеяться над его чумазой мордочкой и обломанными когтями…
Много ли, мало ли времени пробежало с тех пор наконец пришла весна. Снег оседал на солнцепёках, превращался в мелкие ручейки. Они звенели по логам и овражкам, мчались по лесным дорогам, все вместе скатывались в большую реку, по которой плыли грозные льдины. Весна! Весна! Она чувствовалась даже под землёй. Теплом и свежестью веяло в нору, талая вода сочилась сквозь стенки, в кладовке прорастали семена и зёрна.
Большая река разлилась, стала затоплять луга. Мыши, кроты, землеройки - все спешили убраться подальше в лес. Лишь два серых мышонка по-прежнему жили в своей норе, не зная о надвигавшейся опасности. Братья не выходили из норы ни днём, ни ночью. Конечно, если б жива была мама Белогрудка, она увела бы детёнышей в лес. Но ведь Острозубик и Длинноусик были круглыми сиротами. Обоим вместе им не исполнилось ещё и года. Они беспечно жили до того дня, когда вода окружила пригорок и хлынула в нору.
Захлебываясь, задыхаясь, выскочили мышата на поверхность, вскарабкались на трухлявый пень.
Вода прибывала, затопила луг до верхушек кустов и уходила всё дальше от пенька по направлению к лесу.
- Поплывём! - пискнул Острозубик. - Мы ещё успеем выбраться. Земля недалеко.
- Ой, Ой! - заплакал Длинноусик. - Не хочу! Страшно! Я не умею плавать, я боюсь! Лучше подождём, может быть, вода уйдёт обратно.
Он стонал так жалобно, так горько, что брат согласился обождать.
А вода прибывала. К вечеру до самой лесной опушки гуляли волны. Льдины, ветки, брёвна плыли по реке. Лишь узенький край пенька ещё поднимался над поверхностью разлива, и на нём, тесно прижимаясь друг к другу, сидели мокрые испуганные мышата.
- Пропали мы теперь, - говорил Острозубик. - Сейчас зальёт пенёк совсем, а до земли не доплыть.
Ничего не отвечал Длинноусик, только дрожал мелкой дрожью.
Ледяная вода подошла к лапкам.
- Прыгай, - пискнул Острозубик, пускаясь вплавь.
А Длинноусик? Он словно окаменел со страху. Свалился в воду, дёрнулся раза два, и «буль, буль, буль, бли» - пошли пузырьки на том месте, где он утонул.
Зато Острозубик не сдавался. Бойкий мышонок продвигался вперёд, как моторная лодочка. Две маленькие волны-бороздки расходились в стороны от его головы, быстро-быстро работали лапки.
«Если будешь ты тонуть - греби изо всех сил, если будешь гореть в огне - беги, пока не упадёшь, если ты попал в мышеловку - грызи железо, пока не сломаешь все зубы, может быть, перекусишь хоть один прут. Никогда не
