Алёнка-Сластёнка в Заводной стране - Ирина Евгеньевна Кикина
Стало скучно. Алёнка слетала ненадолго на дегустацию тортов, но попробовала всего несколько кусочков и поняла, что больше не может. Девочка вызвала блин-самолёт и полетела назад.
В этот раз Алёнке долго пришлось сидеть в теремке. Уля играла с её родителями в настольную игру. Не могли же они меняться местами прямо на глазах у мамы с папой? Время шло ме-е-едленно, очень хотелось есть (похоже, волшебная еда из Заводной страны вообще не достигала желудка, а исчезала прямо на языке). Смотреть, как Уля притворяется, а мама и папа ей верят, было противно. Неужели родители не видят её насквозь? Неужели не замечают, что это не их дочь? Но вот игра была окончена, мама ласково обняла самозванку и сказала, что поставит чайник. Папа погладил Улю по голове и вышел. Как только дверь за ними закрылась, хозяйка Заводной страны улыбнулась гадко-гадко. И Алёнка вспомнила слова Колобка про лису. И посидела в теремке ещё немного, пока улыбка не сошла с лица, так похожего на её собственное.
5. История сырниковая
Следующим вечером, когда Алёнка вернулась из садика, папа делал сырники. Мама была в их семье мастером блинов, а папа — мастером сырников. Сладкий аромат тут же заставил Алёнку вспомнить о Заводной стране.
Она повернула ключик, даже толком не поздоровалась. Сразу пихнула Уле довольно крупный кусок хлеба. Та не возражала, только снова ухмыльнулась и протянула привычный уже блин.
В этот день Алёнка прямо-таки промчалась мимо пряничных домиков и грустных сахарных скульптур. Сегодня ей страсть как захотелось в цирк. Блин-самолёт послушно доставил её по нужному адресу. Сам шатёр был из огромного ажурного блина, арена в центре — тоже блин, окруженный бортиком из ирисок. Сиденья для зрителей и тумбы для пряничных тигров — круглые пышные сырники. Из сырников были сделаны и снаряды акробатов, и диски на штанге силачей (которые вообще-то называются блинами), и подставки под волшебный ящик фокусника.
Пряничные тигры были ничуть не хуже настоящих. Пряничные клоуны перебрасывали друг другу знакомого Колобка, тот визжал от страха, а шмякнувшись на арену, подкатывался клоунам под ноги, а они падали носом вниз. Пряничные музыканты играли от души. Алёнка даже почти забыла про окружающие её ароматные сырники и во время представления совсем не жевала. К тому же, девочку постоянно звали на арену. Такого с ней никогда не бывало: Алёнке прежде не приходилось сидеть в цирке на первых рядах, где артисты всегда выбирают себе ассистентов.
Сначала клоуны пригласили её вместе поиграть мячиком-Колобком. Потом вызвал пряничный фокусник — тянуть карту, проверять цилиндр перед трюками с исчезновениями, залезать в волшебный ящик, выворачивать карманы домашних шортов (в которых рядом с засохшей хлебной коркой вдруг оказалась шоколадная медаль). Потом девочку прокатили на марципановой лошадке и дали подержать обруч, через который прыгал сахарный пудель. В общем, можно сказать, что половину представления Алёнка выступала сама.
После представления девочка подошла погладить мармеладных мишек, леденцовых попугаев и марципановых лошадок. Лошадки, кстати сказать, во время выступления навалили кучку шоколадных шариков. Видимо, кормили их шоколадным овсом. Пряничные работники цирка быстро смели безобразие на совок, а потом принялись убирать снаряды и декорации.
Тут Алёнка вдруг услышала разговор за кулисами:
— …заманила к нам новую обжору, а мы её теперь развлекать должны!
Алёнке стало не по себе. Что значит «заманила»? Что значит «новую обжору»?
— Тише, тише, хозяйка запретила нам об этом говорить! — Так Алёнка впервые услышала голос пряничного человечка. Был он тонкий и не слишком приятный.
— Это с обжорой нельзя говорить. А между собой можно. И чего это я должен молчать? Мне за ней убирать приходится, мне её развлекать приходится, может, мне ещё и ножки ей поцеловать?
Алёнка делала вид, что кормит марципановую лошадку, а сама чуть пододвигалась на звук разговора.
— Если будешь так шуметь, планы хозяйки сорвутся.
— Да и пусть срываются! — разошёлся Колобок. — Как будто раньше у неё всё выходило, как на себе нафантазировала? Каждый раз всё кончается одинаково: приходит сюда новый обжора, сначала на полчаса, потом на час, потом на день. Хозяйка в настоящем мире развлекается, а этот ест, как не в себя, ломает и портит всё вокруг, и так год или два, пока не превратится в сахарную фигурку. Хозяйка, видно, очень хочет в том мире навсегда остаться, вот и ищет себе замену. Только тамошние сластёны не могут здешней едой питаться, так зачем с ними вообще связываться? Без них чище и спокойнее.
Алёнка тихо ахнула и зажала рот ладошкой. Обжоры превращаются в сахарные фигурки? Те самые сахарные фигурки грустных детей в блинном саду у маяка и в пряничной деревне?
Девочка выбежала из шатра. Блин-самолёт она, кажется, оставила где-то возле палаток со всякой вкуснятиной. Теперь от изобилия сладостей сделалось тошно. А что если уже поздно? Что если Уля уже может переваривать настоящую пищу настолько хорошо, чтобы больше не возвращаться в теремок?
Девочка поскорее нашла блин-самолёт.
— Неси меня обратно!
Блин отнёс Алёнку к пряничному домику на холме. Только теремок теперь выглядел иначе. Алёнка взошла на порог и попробовала открыть дверцу, но и дверь, и стена, и забор, и деревенский пейзаж за забором оказались нарисованными на стене, уходящей вверх до неба и во все стороны, сколько она ни ощупывала. Возвращаться было некуда.
Алёнка по-настоящему испугалась. Она села на порог и заплакала. Слёзы текли по щекам и губам. Они были сладкие на вкус. «Вот и я стану сахарной фигуркой, пока эта Уля там притворяется мной!» — подумала девочка.
Но тут, откуда ни возьмись, прилетел леденцовый попугай из цирка. Он опустился к Алёнке на колени и сказал ворчливым голосом:
— Перррредай обжоррре, чтобы проверррила карррманы.
И упорхнул.
Алёнка встала, вытерла нос и сунула руку в карман домашних шортов. В правом было пусто, а в левом лежала малюсенькая корка засохшего хлеба. Алёнка взвизгнула и подпрыгнула от радости. Настоящая еда может разрушить колдовство, так Уля сама сказала! Девочка прижала кусочек хлеба к
