Тихое баронство - Николай Дронт
— Плохо! Нет рычага давления. Я так думаю, ему и баронство не особо интересно. Пожалуй, кроме башни он ничего не ценит.
— Я внимательно просмотрел бумаги Лагоза. Затребовал отчёты у охранителей. Такое впечатление, что брат готовил дела к передаче. Все его ближники, которые делали хоть что-то действительно важное, сгинули. Четверо пропало без вести. Одного в весёлом доме кондратий, прямо на девке, хватил. Двоих по кабакам убили. Из тех, про кого я слышал, никто не выжил. Разве только Тихий, но он молодой, мало чего узнать успел.
— Ты про отношения Стаха с Лаурой помнишь?
— Что он ей ребёнка сделал? Конечно! В бумагах Лагоза про Эдмунда и Лауру много написано. Тихий там не на последних ролях.
— А что он её один от четверых отбил, знаешь? Я когда раньше срока родила, лежала и плакала. Лагоз мою руку гладил и говорил: “Не плачь, милая. Тихий за тебя отомстил. Все твои обидчики мертвы.” А, как и кому отомстил, я даже гадать боюсь. Присказка тогда появилась у мужа: “Тихого хоть на улицу не выпускай — всех убьёт!”
— Думаешь, барон его личный убийца? В документах про то следов нет.
— Не знаю, чего Стах для мужа делал, но Лагоз его считал своим самым преданным придворным.
— И, как оказалось, был полностью прав. Тихий от всего отказался, но присягу мне не принёс.
Великогерцогская чета
На Праздник Весны Эдмунд устроил скромный банкет, даже без танцев. Сослался на беременность супруги, хотя всем была понятна истинная причина — экономия.
После разъезда гостей супруги сидели в салоне гостиной и болтали о разном. Муж явно хотел сообщить что-то не слишком приятное, но долго не мог собраться с духом. Однако время близилось к вечеру, а потому герцог подкрутил ус, решился и, как кирасиры бросаются в атаку на прорыв вражеского каре, выпалил:
— Дорогая, по традиции, в первый день Праздника Весны во всех храмах церковники спрашивают у богов прогноз на урожай.
— Какой милый обычай! Наверное, он очень полезен для селян. — Лаура восторженно захлопала ресничками.
— Правителям прогноз даже больше нужен. По всем землям предсказан “гнилой год”. Много дождей, мало солнца и плохой урожай.
— Надо же! Мне жалко деревенских.
— Пожалей и городских. Плохой урожай — означает, что продуктов мало и они дороги. И особенно пожалей меня. С голодом придётся разбираться мне.
— Бедный! Только закончилась война, а тут такое. Но я верю в тебя! Ты сильный и умный! Ты справишься!
— Мне нужна помощь.
— Знаешь о чём я давно думаю? В смысле, как тебе помочь. Нужно уменьшить количество бесполезных едоков. У меня даже есть решение. Хочешь, скажу какое?
— Расскажи, я послушаю, — скепсис мужа чувствовался в каждом слове ответа… Да что там! В каждом звуке!
— Смотри: Я содержу Воспитательный Дом. Там воспитываются и учатся простолюдинки — сиротки солдат, павших на поле брани. Десять из них уже вполне взрослые и могут выйти замуж. Только в нашем герцогстве с женихами плоховато — за войну выбили многих мужчин.
Голос герцога сочился почти нескрываемым сарказмом:
— И куда ты их денешь?
— Отправлю к себе в герцогство. Лучше даже к Стаху в крепость. Напишу его конкубине. Микаэла мне смотрит в рот. Пусть их примет и организует что-то швейное или… прачки тоже, наверное, нужны… Сама придумает что-нибудь. Мои девочки симпатичные, солдат целый гарнизон, наверняка их сразу возьмут замуж. А за это я Мимике что-нибудь подарю… Платок! Чёрный с драконом. Он мне не нравится — слишком мрачный. Как считаешь, хорошо я придумала?
— Прекрасно! — ирония даже не маскировалась. — Я бы додумался только до организации лупанария.
— Фи! Какие гадости ты говоришь!
— Извини, я так… шутя… Я сам солдат, и шутки у меня солдатские. Прости, сердце моё!
— Ладно, но больше никогда таких слов в моём присутствии не говори.
— Не буду. Обещаю. Итак, десяток сироток пристроила. Что с остальными?
— Понятно же — на их место возьму других.
— Дорогая! Это капля в море! Нам нужно закупить продовольствие. Желательно сейчас, пока цены не слишком подпрыгнули.
— Да?.. Наверное… Я не разбираюсь в таких вопросах. Закупай.
— В казне нет денег.
— У меня тоже. Ты сам уговорил отдать их тебе. В Зеленоземье все лимиты выбраны вперёд. Даже не знаю… У папы попросить? Он обиделся, не даст, наверное.
— Нужно занять у ростовщиков.
— Папа ругался на них. Говорил — не связывайся. Но если надо, занимай. Ты же лучше меня знаешь, что делать.
— Ростовщикам нужен залог.
— Почему-то мне не хочется слышать твоих следующих слов.
— Да. Мне очень не нравится тебя просить, но придётся. Твои украшения…
— Ты хочешь заложить что-то из моих драгоценностей?!
— Дорогая, мне больно об этом говорить, но мне нужна вся твоя шкатулка.
— Ты сошёл с ума! Я никогда на такое не соглашусь!
— Милая, любимая, хорошая! Мы выкупим всё, обещаю. Первые же свободные деньги пойдут на возврат драгоценностей.
— Нет, нет и нет!
— Сердце моё, не плачь! Я понимаю, что твоя жертва велика, но представь, как о тебе будут отзываться наши подданные! Что о твоей доброте скажут другие государыни?
— Ты думаешь?
— Подданные тебя любят, дворяне уважают, простолюдины преклоняются, а после такой жертвы вообще боготворить будут. И ведь с безделушками ты расстаёшься на короткое время, а слава доброй государыни останется с тобой навсегда.
— Я подумаю над этим завтра… или послезавтра… или… В общем, дай мне время… неделю… или… Я пересмотрю свою шкатулку и подумаю, с чем смогу на время расстаться. На время!
— Родная! Ты ангел!
Поцеловав жене руку, муж удалился.
— Что о моей доброте скажут другие государыни? — Лаура зло поморщилась. — Скажут, что я полная дура! И вышла замуж за альфонса, который высосет из меня всё ценное до последнего грошика.
Вошедшая в комнату статс-дама, спросила:
— Всё случилось, как мы предполагали?
— Да. А я, как идиотка, на что-то надеялась.
— Что будем делать? Просить помощи у его величества?
— Нет. Ещё чуть-чуть подождём. Пусть муж успокоится. Да! Подготовьте письмо этой простушке Микаэле. Я подпишу. И сразу же отошлите с курьером к Стаху в башню. Завтра она должна получить послание и платок. Пусть муж видит, что я слов на ветер не бросаю. И отберите десять девочек из моего приюта. Только по желанию! Кто не хочет, пусть остаётся здесь. А
