Я был аргонавтом - Евгений Васильевич Шалашов
Нам стало одновременно и стыдно, и смешно, словно мальчику с девочкой, которых строгий учитель застал за поцелуем. Да и учителю (или учительнице) застигнувшему учеников за таким дело, хотя и стыдившему ребятишек, на самом-то деле было забавно, потому что и учителя некогда целовались в людных местах.
— Орешками поделись, — тихонько попросил Тидей у богини. — Вон, у тебя на поясе мешочек висит, а я уже весь свой припас сожрал.
Вот, паразит, все-то увидит! А Артемида, кстати, орешки мне припасла. Запасливая у меня девушка. Но она еще и неплохой товарищ. Богиня без разговоров сняла мешочек и отдала Тидею, а тот, запустив внутрь загребущую лапу, передал дальше, остальным оголодавшим героям.
Спустя какое-то время исхудавший мешочек вернулся, а на его дне осталось еще три орешка.
— Нам по одному, а один пусть на запас останется, мало ли что, — сказала богиня, засовывая орешек мне в рот.
— Саймон, ты гляди, если сам не женишься, уведут у тебя Аталанту, — сказал Тидей. — Девушка красивая, сильная, а еще запасливая. Такая жена любому нужна. Смотри, я же и уведу. И состязания не побоюсь.
Пожалуй, еще пара слов, и Тидей не доживет до Фив, умрет раньше.
— А куда ты свою прежнюю супругу денешь? — насмешливо поинтересовалась моя богиня, и будущий отец Диомеда смущенно умолк.
Мы притихли и опять стали вглядываться в ночь.
— Нет, темновато, надо бы чуть-чуть света... — хмыкнула Артемида, и в небе, словно бы по ее заказу, появилась луна, да такая огромная, будто собиралась упасть на Землю[1].
При свете луны видно, что девушки-амазонки никуда не делись, как спали, так и продолжают спать, а их кобылки, как паслись, так и пасутся. Кажется, все здесь тихо и мирно, а вот потом...
Рев, прозвучавший в ночи, был и неожиданным, и очень страшным. Одно дело услышать, как ревет лев, если сидишь у экрана телевизора с чашкой чая, совсем другое, если чудовище орет вживую, да еще где-то совсем рядом.
Какая умница Артемида, что не позволила мне заснуть. Услышь я такой звук во сне, то непременно бы не просто проснулся, а испугался и опозорился перед любимой женщиной, потому что голос голодного льва — самое ужасное, что я слышал за всю свою жизнь.
Кони, секунду назад мирно и безбоязненно пасущиеся, заслышав голос царя зверей, присели на задницы, запрыгали, заскакали, заржали, а потом, когда неподалеку заревел еще один лев, да еще громче и страшнее, нежели первый, ринулись в сторону, противоположную львиному реву, как раз туда, где сладко спали воительницы.
Слышал, что лошадь никогда не наступит на человека, что она боится костра, но ужас, напавший на кобылиц, был несопоставим с любыми другими страхами.
Что испытали в этот момент амазонки, не берусь даже и описать. Сон, прерванный страшными звуками, непонимание того, что происходит, ржание и насмерть перепуганные кони, мчавшиеся на не пришедших в себя хозяек.
Кому-то из женщин повезло — лошади промчались мимо, не наступив и не зацепив; кому-то повезло, но не очень — кобыла наступила на грудь или на спину; кому-то, по чьей голове ударили конские копыта, не повезло совсем.
Пока воительницы приходили в себя, из темноты выскочил огромный мужчина, пронесшийся по растревоженному биваку и, разметав тех женщин, кто сумел встать, добежал до царицы и принялся стаскивать с нее пояс. Развязываться или расстегиваться пояс не пожелал, поэтому здоровяк просто порвал кожаный ремень, намотал его на руку и скрылся в ночи. Мог бы на прощание еще разок зареветь, изображая Немейского льва, но не стал, пожалев перепуганных девушек.
Ну вот, а вы говорите — кровопролитный бой, амазонки потерпели поражение и заключили мир с Гераклом, отдав тому пояс Ипполиты. А тут и крови меньше, а результат тот же, хотя мы и были готовы, в случае необходимости, и отход прикрыть, и в бой вступить.
Скоро уже все услышали пыхтенье Геракла, карабкающегося на наш холм. Вернувшийся герой даже не стал рассматривать пояс, а принялся упихивать его в заплечный мешок.
— Ну что, возвращаемся на «Арго»? — спросил Ясон. Наш капитан, кажется, переживал за Геракла больше других, хотя и остальной народ волновался. Только я оставался спокоен, потому что заранее знал — пояс царицы амазонок герой раздобудет и благополучно вернется в Грецию. Но теперь подарок Ареса еще и чинить придется. Впрочем, Еврисфей (или он Эврисфей, все время забываю) не ставил такого условия, чтобы пояс был целым.
— Подожди, дай отдышусь, — тяжело выдохнул Геракл. — А еще, поесть ни у кого нет? Думал, кусок конины у девок стащу, так все съели.
Артемида отдала младшему брату последний из уцелевших орешков. Тому такое «кушание» на один зуб, но все-таки, полубог, слопав орешек, повеселел.
— Вот, теперь и жить можно, — стукнул Геракл себя по выдающемуся вперед пузу. Пузо отозвалось неодобрительным гулом, а герой, прислушавшись к звукам, скомандовал:
— Побежали на судно, там поедим.
И мы побежали обратно, к стоянке, где нас ждал славный кораблик. Авось, пока девушки-коневоды приходят в себя, а потом ловят кобыл, мы успеем уйти.
Обратный путь занял не два, а лишь один день. Не знаю, как я не умер от такого темпа? В прошлой жизни давно бы упал и не мог двигаться. А тут? Втягиваюсь, наверное, да и тело другое, а главное, что перед богиней неловко.
Воинственные барышни нас все-таки нагнали, но «Арго» уже выходил из устья реки, направляясь в море. И было амазонок гораздо больше, чем мы видели в лагере. Верно, успели созвать на помощь своих подруг. Сорок с небольшим человек, против огромного войска — вздор и нелепица.
Кое-кто из самых горячих девушек стали метать дротики, но они падали в воду. Можно бы ответить залпом из луков, только зачем? Мы уже и так изрядно обидели воительниц, к чему нам лишнее?
— Нечестивые воры! — прокричала с берега Ипполита. — Вы — жалкие и ничтожные трусы. Скажите, кто вы такие, откуда родом и мы придем к вам!
Геракл уже поднимался с места, чтобы представиться или ринуться в бой, но его опередил Тесей. Победитель Минотавра, ринувшись на корму, заорал:
— Меня зовут Тесей, сын Эгея, я царь Афин и наследник царя Трезена.
