Монах Юкинага - Повесть о доме Тайра
Правитель-инок разгневался не на шутку.
— Ёритомо должны были предать смерти, а приговорили всего лишь к ссылке. Я смягчил наказание только потому, что покойная моя мачеха, госпожа-монахиня Икэ-дзэнни, за него заступилась… А теперь неблагодарный обращает лук и стрелы против нашего дома! Боги и будды накажут его за это! Вот увидите, скоро Небеса его покарают!
5. Государевы изменники
Если же спросить, с чего пошла крамола в нашей стране, ответим, что впервые это случилось на 4-м году правления государя Ямато Иварэхико-но-микото[414]. Объявился тогда в краю Кисю, в уезде Нагиса, в селении Такао, ослушник по прозванию Земляной Паук. Туловище у него было короткое, руки и ноги длинные, а сила необычайная, никто не мог его одолеть. Многих он загубил, и потому выслали против него государево войско. Зачитали высочайший указ, сплели из волокна лианы крепкую сеть и в конце концов одолели его и убили[415]. С тех пор и вплоть до наших времен свыше двадцати раз супостаты посягали на величие трона, но ни одному из них так и не удалось осуществить свои козни. Мертвые тела их, непогребенные, валялись в поле, под открытыми небесами, головы, выставленные на позор, висели у врат темницы…
В наше время не стало благоговения пред императорским саном; зато в древности, когда читался высочайший указ, увядшие деревья и травы вновь зеленели, покрывались цветами и плодами, а летящие в небе птицы повиновались августейшему слову. Вот какой случай был в годы Энги, в не столь уж отдаленные времена: император Дайго, гуляя в саду Божественного Источника, заметил на берегу пруда цаплю. «Поймай и принеси сюда эту цаплю!» — приказал государь одному из придворных шестого ранга. «Как же ее поймать?!» — подумал тот, но, не смея ослушаться приказания, направился к цапле. Птица стояла неподвижно, сложив крылья. «По велению государя!» — сказал придворный, и цапля распласталась в поклоне. Придворный взял ее и принес. «Ты повиновалась императорскому приказу, это похвально! Жалую тебе, цапля, пятый придворный ранг! — сказал государь. — Будь же отныне царем над всеми цаплями!» — И, велев написать указ на табличке, он повесил эту табличку на шею цапле, после чего отпустил ее на волю. Государю вовсе не нужна была эта птица, он приказал поймать ее единственно для того, чтобы все убедились, как могущественно августейшее слово.
6. Дворец в Сяньяне[416]
Если же обратить взор к чуждым пределам, то вот что случилось там однажды: принц Дань, наследник царства Янь, попал в плен к циньскому императору Ши-хуану и томился в неволе двенадцать лет. В слезах Дань взмолился к императору:
— На родине у меня осталась престарелая матушка. Отпустите меня, дабы я мог о ней позаботиться!
Но император Ши-хуан насмешливо рассмеялся в ответ
— Я отпущу тебя, когда сыщется рогатая лошадь и ворона с белым оперением на голове! — сказал он.
Дань взмолился, припадая к земле, взывая к небу: «О, пусть на голове у коня вырастут рога, пусть побелеют вороньи перья, дабы я смог вернуться домой и снова увидеть матушку!»
Боги и будды всех миров сострадают истинно преданным сыновьям; недаром бодхисатва Мёон, побывав на Орлином пике, наказал нечестивцев, не почитавших отца с матерью, а Конфуций и его ученик Янь Хуэй научили людей в Китае сыновнему послушанию! И вот во дворец прибежала рогатая лошадь, а на дереве в дворцовом саду свила гнездо ворона с белыми перьями на голове. Император Ши-хуан был поражен при виде такого чуда. А так как он почитал нерушимым царское слово, то помиловал Даня и отпустил на родину.
Но в душе император досадовал, что пришлось ему отпустить принца Даня. Между государствами Цинь и Янь находилось еще третье царство, Чу, где протекала большая река; через нее был перекинут мост, именуемый Чуским. Ши-хуан послал туда войско, приказав воинам подпилить мост, чтобы Дань провалился в реку. Мог ли Дань избежать ловушки? Конечно нет! Он упал в реку, однако не утонул, а, ступая, точно посуху, благополучно переправился на другой берег. Сам удивившись такому чуду, он оглянулся и увидел бессчетное множество плававших в воде черепах; по их панцирям, как по дорожке, и прошел Дань. Это чудо тоже сотворили боги и будды, тронутые его сыновней любовью!
Принц Дань затаил в душе гнев против императора Ши-хуана и больше не хотел ему подчиняться. Тогда Ши-хуан вознамерился послать войско, чтобы погубить Даня. Перепуганный Дань призвал воина по имени Цзинь Кэ, упросил его встать на сторону царства Янь и сделал своим министром. Цзинь Кэ, в свою очередь, призвал на помощь воина по имени Тянь Гуан.
— Вы призвали меня, потому что помните, каким сильным я был в молодые годы, — сказал Тянь Гуан. — Цилинь[417] пробегает в день тысячу ли[418], но, состарившись, не может соперничать даже с клячей! Я уже никуда не гожусь. Лучше я пришлю вам настоящего воина! — И он уже хотел удалиться, когда Цзинь Кэ воскликнул:
— Никому ни слова об этом!
— Нет ничего постыднее недоверия! — сказал Тянь Гуан. — Если враги проведают о ваших замыслах, вы, пожалуй, сочтете, что это я вас предал! — С этими словами он размозжил себе голову о дерево сливы, растущее у ворот, и скончался.
В ту пору жил на свете воин по имени Фань Юйци. Он был уроженцем Циньского царства, но император Ши-хуан убил его отца, всех братьев и дядьев, и потому Фань Юйци бежал в царство Янь. А Ши-хуан разослал указ во все четыре стороны света: «Кто отрежет голову Фань Юйци и доставит эту голову во дворец, получит пятьсот цзиней золота!»
Услышав об этом указе, Цзинь Кэ разыскал Фань Юйци и сказал ему:
— Я слышал, что за вашу голову назначена награда в пятьсот цзиней золота. Отдайте же вашу голову мне! Я отвезу ее Ши-хуану, и, когда он, на радостях, захочет удостовериться, точно ли эта голова — ваша, я легко сумею вытащить меч и пронзить ему грудь!
Фань Юйци возликовал, услышав его слова.
— Ши-хуан загубил моего отца, дядьев и братьев! — со вздохом промолвил он. — Боль и гнев день и ночь терзают мне душу! Если вы сумеете убить Ши-хуана, я с радостью предоставлю вам мою голову! — И он отрезал себе голову собственными руками.
В ту пору жил на свете еще один воин по имени У Ян. Он тоже был уроженцем Циньского царства. Тринадцати лет от роду он расправился с убийцей своего отца, после чего бежал в царство Янь. Это был на редкость могучий воин; в гневе он был так грозен, что при виде его взрослые мужи трепетали от страха, когда же он улыбался, к нему тянулись даже малые дети. Цзинь Кэ взял его с собой в Циньское царство. Однажды, когда они остановились на ночлег в глухом горном краю, услышали они звуки струн и флейты, долетавшие из селения неподалеку, и стали гадать, ждет ли их успех или неудача, сопоставляя звуки мелодической гаммы с пятью стихиями[419]. И вышло, что сами они — огонь, а их враг Ши-хуан — вода…[420] Вскоре настало утро, и на посветлевшем небе появилась белая радуга. Она пронзила солнце, но, увы, не полностью. «Замысел наш будет трудно осуществить!» — сказал Цзинь Кэ.
Но возвращаться назад было уже поздно, и они прибыли в Сяньян, пришли ко дворцу и доложили, что доставили карту царства Янь и голову Фань Юйци. Император поручил сановникам принять карту и голову, но Цзинь Кэ сказал: «Нет, ни карту, ни голову я через посторонних не передам! Только самому государю!» Тогда яньских послов с подобающими церемониями провели во дворец.
Город Сяньян тянулся в окружности на восемнадцать тысяч триста восемьдесят ли. Императорский дворец стоял на насыпи высотой в три ли. Был там зал Долгой Жизни, ворота «Запрет для старости», украшенные изображением солнца из чистого золота и луны из чистого серебра. Двор был усыпан жемчугом, золотым песком и лазуритовой крошкой. Со всех четырех сторон дворец окружали железные стены высотой в сорок дзё[421], а сверху он был накрыт железной сетью, дабы ни один злоумышленник, посол смерти, не мог проникнуть внутрь. А чтобы сеть не мешала диким гусям, перелетным вестникам, осенью возвращаться, а с наступлением весны вновь свободно улетать в полночные края, в стене имелись железные ворота Диких Гусей — их открывали, чтобы выпустить птиц.
Был во дворце колонный зал Эфан, где император вершил государственные дела. С заката на восход зал тянулся на девять те, с полудня на полночь — на пять, а в высоту вздымался на тридцать шесть дзё. Стяг, укрепленный на кончике воткнутого в землю копья длиною в пять дзё, не достал бы до пола этого зала, ибо пол был приподнят над землей. Черепица на крыше сияла цветным стеклом, пол сверкал златом и серебром.
Цзинь Кэ нес карту царства Янь, У Ян — голову Фань Юйци. Когда они поднимались по лестнице, украшенной самоцветами, на У Яна напала дрожь, так ошеломили его роскошь и величие Дворца. Приближенные императора заметили смущение У Яна и заподозрили недоброе.
— У Ян замышляет недоброе! — воскликнул один из царедворцев. — Недаром сказано: «Преступника да не приводят пред государевы очи, государь да не приблизится к супостату, ибо общение со злодеем равнозначно погибели!»
