Попаданка. Отвергнутая жена - Елена Белильщикова
– Открыто!
Я даже не сообразила прикрыться одеялом. Наоборот, потянулась всем телом, как кошка, ведь на солнышке было так тепло и приятно. Правда, через минуту всю негу с меня как рукой сняло. Ведь на пороге оказался Солар. Это могла бы быть идиллическая картина! Красивый статный мужчина, против обыкновения даже в светлом костюме, с подносом в руках. На нем стояла чашечка горячего, парующего чая. А еще, кажется, такие же круассаны.
– Прислуга сказала, что тебе нехорошо, – Солар ногой закрыл за собой дверь, аккуратно неся поднос. – И я решил тебя порадовать.
Я резко накрылась тяжелым одеялом, слишком теплым для такого утра. И вся подобралась к подушке, к изголовью кровати, пытаясь свернуться в клубочек, оказаться как можно дальше от Солара. В последнее время он не вел себя напористо, не пытался завоевать и забрать себе, соблазнить снова, но… Мне все равно было сложно оставаться с ним наедине. Хотя иногда я позволяла ему разговоры по вечерам. Может, надеялась, что если отнестись к нему по-доброму, у него взыграет совесть? И он поймет, что делает и меня, и Филиппа несчастными своим враньем? Но этого не происходило. А сейчас в руках Солара исходили сладким ароматом круассаны. Мои самые любимые. Они продавались в пекарне не так близко отсюда. Обычно Филипп покупал мне их, когда мы выбирались прогуляться по городу. Откуда Солар мог узнать об этом? Выведал у кого-то из прислуги? Или Филипп обмолвился случайно, а его папочка запомнил? Его чертовски внимательный папочка… Это даже пугало.
– Это… мои любимые круассаны, – выдавила я, в горле у меня предательски пересохло.
– Да, – кивнул Солар, садясь на край моей кровати. – Я съездил за ними, когда услышал, что тебе нехорошо, и привез еще теплыми.
Он поставил поднос на столик у кровати, сам протянул мне тарелочку с круассанами, а затем чай. Я вздохнула, неохотно откусывая кусочек. Обычно нежные, воздушные и сладкие, сейчас они показались мне безвкусными. Может, все дело в пристальном взгляде Солара? Я подняла голову, посмотрела ему в глаза. Он так безотрывно наблюдал за мной, что мне стало не по себе, когда я случайно облизнулась, убирая с губ капельку шоколада. Ведь Солар резко выдохнул. И казалось, еще немного – и с его губ сорвется стон.
– А если Филипп вернется раньше времени? – невесело улыбнулась я, отпив чай и убрав чашку. – И увидит твою повышенную заботу ко мне? Или кто-то из слуг расскажет? Что тогда, а, Солар?
– Тогда я буду выглядеть человеком, который очень заботится о своей невестке и будущем внуке, – улыбка Солара мне в ответ показалась такой же болезненной, натянутой, горькой. – Позавтракаешь и переодевайся. Тебе нужно больше бывать на свежем воздухе. Ради ребенка. И считай это приказом.
Он встал, направившись к двери. И только когда она закрылась за ним, я смогла вздохнуть с облегчением. Желание Солара ко мне, страсть, похоть – это могло пугать или злить. А вот его забота… она почти делала больно. От того, насколько это изломанно, неправильно! Этот теплый взгляд и свежеиспеченные круассаны – это все должно было принадлежать какой-то другой девушке! Незамужней, никак не связанной с семьей Хоупов. Но нет. Солар продолжал день за днем смотреть на меня так, что было ясно: я не выхожу у него из головы.
Зато я его из своей попыталась выбросить. Позавтракав, я все-таки переоделась. Но идти ни на какую прогулку, естественно, не собиралась! Тем более с Соларом! Разве что попозже, когда вернется Филипп, с ним или еще прихватить с собой детей и щенка… Все-таки мне не хватало мужа, как бы я ни пыталась отмахиваться от этих мыслей. Я вздохнула, поправляя нежное голубое платье. Животика еще не было, но от тугой шнуровки я отказалась сразу же, как узнала о беременности. Проведя расческой по волосам, я по-простому собрала их лентой в хвост. Пока я крутилась возле зеркала, дверь в комнату снова отворилась. На сей раз без стука. Я хмуро глянула на Солара, но никак не могла ожидать того, что он сделает! Этот нахал пересек комнату в считанные мгновения. И я пискнуть не успела, как меня подхватили сильные руки. Солар прижал меня к груди бережно, будто хрупкого птенца или величайшее сокровище. Так… наверно, держат любимых?
– Что ты делаешь? – спросила я обреченно, когда он понес меня на выход из комнаты.
– Ты же плохо себя чувствуешь, – Солар спокойно повел плечами, будто я была пушинкой.
Он начал спускаться по лестнице особняка. Здесь нас в любой момент могла увидеть прислуга! И даже не подумать ничего дурного. Подумать только, какой заботливый свекор! Пылинки сдувает с беременной жены своего сына… На мои глаза навернулись слезы, я бессильно ударила Солара в грудь раскрытой ладонью.
– Да, я плохо, очень плохо себя чувствую! От того, что нам пришлось бы завтракать наедине, без Филиппа. А мне кусок в горло не лезет от мысли об этом.
Солар окаменел, замерев на последней ступеньке. Всего на секунду. После чего он снова продолжил путь. И опустил меня только в саду, в плетеное кресло, аккуратно застеленное пледом.
– Как видишь, я не навязывал тебе свое общество за завтраком. Неужели я настолько тебе неприятен?
– Ты разрушил мой брак. Мою жизнь, – отвернулась я.
– Но ты вернулась домой. Значит, у вас с Филиппом все идет на лад.
По голосу Солара было не понять, рад он этому или наоборот.
– Мы любим друг друга, – я пожала плечами. – Но это не отменяет того, что многое разрушено. Наше доверие друг к другу. Наша уверенность друг в друге. Я не знаю, сможем ли мы собрать это по крупицам заново.
– Мне жаль, что я причиняю боль собственному сыну, но… это выше меня.
Солар отошел немного в сторону. Вокруг нас цвели любовно высаженные мной клумбы. Безо всякой магии они радовали глаз нежными цветами. Солар сорвал один из цветков, задумчиво посмотрел на него в солнечных лучах, но потом сжал в ладони. Да так, что казалось, костяшки побелели.
– Знаешь, моя жена ненавидела гулять под солнцем, – заговорил Солар, будто в пустоту. – Она всегда так боялась, что уйдет аристократическая бледность. Хотя я и
