Генри Филдинг - Амелия
Одним словом, Амелию настолько очаровала беседа с этой дамой, что, хотя ей было совершенно несвойственно неуместное любопытство, она все же не могла удержаться от того, чтобы при первой же возможности расспросить, кто она такая. Миссис Эллисон рассказала ей, что миссис Беннет очень несчастна, ибо, выйдя замуж по любви за молодого священника, который вскоре умер от чахотки, осталась вдовой и притом почти без средств к существованию. Услыхав об этом, Амелия прониклась еще большим сочувствием, что в свой черед еще усилило то благорасположение, которое Амелия уже испытывала к новой знакомой. Вот почему Амелия попросила миссис Эллисон поближе познакомить ее с миссис Беннет и предложила в любой удобный для этого день вдвоем навестить ее.
– Да когда вам будет угодно, – воскликнула та, – чего тут чиниться, ведь миссис Беннет не придерживается всяких там церемоний, и поскольку вы, как я сразу приметила, очень ей понравились, то я уверена, что смогу пригласить ее к вам на чашку чая, когда вам это заблагорассудится.
Два последующих дня Бут не покидал дома к чрезвычайному удовольствию Амелии; одно его присутствие заставляло ее забыть о любой горести. И то сказать, Бут всегда, если только это зависело от его воли, оставался с Амелией: и на этот раз не было никаких оснований приписывать его домоседство какой-нибудь особой причине, а посему у нее и не возникло на сей счет ни малейших подозрений. В субботу малышка была не совсем здорова и жаловалась на озноб, вследствие чего Амелия почти не выходила из своей комнаты и не пошла в этот день вместе с мужем пить чай у миссис Эллисон, которую случайно как раз в этот день навестил знатный лорд, доводившийся ей кузеном: несмотря на стесненные обстоятельства, вынуждавшие ее сдавать часть дома квартирантам, миссис Эллисон была из хорошей семьи и состояла в родстве с некоторыми высокопоставленными особами.
Хотя милорд сам не занимал никакой государственной должности, однако благодаря своему богатству имел немалый вес среди власть имущих. Миссис Эллисон не преминула поэтому воспользоваться случаем, чтобы без всяких околичностей порекомендовать Бута вниманию его милости. Едва только милорд в разговоре с Бутом соблаговолил назвать его капитаном, как она тотчас вставила:
– Ах, если бы с вашей помощью, милорд, он и в самом деле стал им… Это было бы лишь данью справедливости, а ведь стоит вам лишь захотеть – и вы, я знаю, можете добиться куда большего.
Она не упустила случая упомянуть о заслугах Бута, о ранениях, полученных им во время осады Гибралтара, о чем ей было уже известно из чистосердечного рассказа Амелии. Бут вспыхнул от смущения и не проронил ни слова, как юная девица, слушающая, как ее расхваливают.
– Вы ведь знаете, кузина Эллисон, что можете располагать моим влиянием, – откликнулся милорд. – Скажу больше, я почту за удовольствие оказать услугу столь достойному человеку, как мистер Бут; что до меня, то я считаю, что заслуги людей любого звания следует всемерно поощрять, однако министерство, насколько мне известно, сейчас прямо-таки завалено подобными ходатайствами. Но, как бы там ни было, мистер Бут может не сомневаться, что я воспользуюсь первой же возможностью, а до тех пор буду рад видеть его у себя в любой удобный для него день.
Бут, разумеется, не поскупился на изъявления благодарности в ответ на эти слова великодушного вельможи, испытывая в то же время втайне не меньшую признательность своей хозяйке, выказавшей столь дружескую и редкостную заботу о его благополучии.
Если бы читатель знал нрав этого вельможи, то он, возможно, счел бы весьма удачным то обостоятельство, что знатному гостю довелось увидать одного только Бута: милорд был до того пылким поклонником женщин, что едва ли остался бы равнодушен к красоте Амелии. Немногим мужчинам, как я замечал, свойственно столь бескорыстное великодушие, чтобы охотно оказывать услуги мужу, когда они влюблены в его жену, – разве только та согласится уплатить цену, которая невозможна для женщины добродетельной.
Книга пятая
Глава 1, в которой читателю предстоит встреча со старым знакомым
Теперь дела Бута выглядели лучше, чем когда бы то ни было прежде, и он решил воспользоваться этим обстоятельством, чтобы хоть раз в неделю дышать свежим воздухом.
В девять утра он пошел навестить своего старого приятеля полковника Джеймса, решив, если удастся, получить исчерпывающее объяснение его поступков, представлявшихся Буту столь непостижимыми; однако полковник был так же неприступен, как прекрасно обороняемая крепость, и попытки проникнуть к нему в дом окончились для Бута столь же безуспешно, как и поползновения испанцев овладеть Гибралтаром. Он услыхал обычные ответы: первый, что полковник еще изволит почивать, и второй, час спустя, что полковник уже ушел. Своими дальнейшими расспросами Бут добился лишь того, что ему отвечали все более и более дерзко, из чего, будь он более догадлив, он мог бы заключить, что ему вовсе не стоит так добиваться встречи с полковником: ведь привратник в доме знатного человека это все равно что термометр, по которому вы можете судить, насколько тепло или холодно относится к вам его хозяин. Да что там, если даже самые высокопоставленные вельможи и те находят столько различных способов приветствия, начиная от сердечных объятий с поцелуем и обращений наподобие «мой дорогой милорд» или «дорогой сэр Чарльз» и кончая небрежным «э-э… что вам угодно, мистер… как вас там?» Вот и привратник одним кланяется почтительно, а другим – с ухмылкой, одним кланяется низко, а другим – чуть-чуть, а третьих и вовсе не удостоит поклона. Иных тотчас впускает, а перед иными сразу же захлопывает дверь. И барин с привратником до того согласуют свои действия, что невольно можно подумать, будто они сверили предварительно свои списки и как два актера, исполняющие разные роли в одной и той же сцене, хорошенько отрепетировали их наедине, прежде чем отважиться выйти на публику.
Хотя Бут, скорее всего, не видел всех обстоятельств в истинном описанном выше свете, ему все же достало проницаемости умозаключить, основываясь на поведении слуги и особенно принимая во внимание сходные повадки его господина, что дружеское расположение Джеймса утрачено им окончательно; мысль об этом так оглушила его, что он уже не только не находил утешения в радужных надеждах, связанных с возможной протекцией милорда, но даже на какое-то время совершенно забыл, в каком положении оставил дома Амелию; часа два он бесцельно бродил по улицам, едва ли сознавая, куда идет, пока наконец, не забрел в какую-то кофейню неподалеку от Сент-Джеймса.
Он как раз допивал стакан кофе, когда до его слуха донеслись слова молодого гвардейского офицера, обратившегося к своему приятелю с возгласом:
– Черт возьми, Джек, да ведь это он… собственной персоной… он самый… воплощение чести и достоинства!
И тут Бут увидел, как из открытого портшеза появилась необычайно прямая, исполненная важности фигура в огромном парике и с огромной шляпой подмышкой. Войдя в таверну, эта величественная персона незамедлительно направилась засвидетельствовать свое почтение всем сколько-нибудь приметным личностям, отмеривая приветствия согласно рангу каждого; затем посетитель устремил в конце концов взгляд на Бута и весьма учтиво, хотя и несколько сдержанно, осведомился о его здоровье.
В ответ на эту любезность Бут, давно уже узнавший в вошедшем своего старого знакомца майора Бата, отвесил низкий поклон, однако перейти первым на обычный дружеский тон все же не решился, ибо ему было действительно присуще то свойство, которое греки почитали превыше всякого другого и которое мы именуем скромностью, хотя, конечно, ни в нашем языке, ни в латыни не сыщется слова, вполне передающего смысл оригинала.
Выложив несколько новостей и сопроводив их своими комментариями, Бат (теперь он был уже в чине полковника), как только рядом с ним освободилось кресло, пригласил Бута пересесть к нему. Он стал расспрашивать, как тот поживает и, узнав, что он больше не служит в армии, настоятельно посоветовал ему употребить все возможные средства, дабы снова получить офицерскую должность, присовокупив, что Бут славный малый и что армия не должна потерять такого офицера.
Бут ответил шепотом, что мог бы немало рассказать по этому поводу, находись они в каком-нибудь более уединенном месте; тогда полковник предложил ему погулять в Парке, на что Бут охотно согласился.
Во время этой прогулки Бут чистосердечно рассказал полковнику о своих делах и среди прочего поделился с ним опасениями, что утратил расположение полковника Джеймса, «хотя я и не чувствую за собой, – прибавил он, – ни малейшей вины».
– Вы, мистер Бут, без сомнения, ошибаетесь, – возразил Бат. – Со времени моего приезда в Лондон я виделся с моим зятем лишь мельком, ведь я всего два дня как приехал; однако же я убежден, что он слишком щепетилен в вопросах чести и не позволит себе поступок, несовместимый с истинным достоинством джентльмена.
