Андрей Ерпылев - В когтях неведомого века
Уже понимая, что все это может означать, Жора завопил благим матом:
– Не‑е‑е‑е‑т!!!
И проснулся…
24
Притормози чуток, я вас покину
И как хвосты рубают покажу.
Гони в Пересыпь на запасную малину.
Вперед, родные, я их задержу!
Владислав Русанов. «Одесская»
– Представляете, шевалье, – Генрих был еще весь во власти охотничьего азарта, – я лично заколол двух кабанов рогатиной! Как жаль, что вы не принадлежите к нашему славному охотничьему братству! Лай собак, ветер в лицо, кровь хлещет ручьем… Опасность к тому же! Пусть не такая, как на войне или на дуэли, но тем не менее настоящая опасность! О, как не хватает нам в наш пресный, скучный и безопасный век того таинственного огня, который бежит по жилам и дурманит мозг не хуже доброго вина!.. Когда‑нибудь философы или знахари откроют его природу и назовут, скажем…
– Адреналин… – буркнул себе под нос Георгий, который менее всего был сегодня настроен разделять охотничьи восторги короля.
– Что‑что? – не понял король.
– Да так… – не стал в несчетный раз опережать время Жора. – Одно восточное ругательство. Вроде нашего «черт побери»…
– Замечательно! – восхитился Генрих. – Адр‑р‑реналин! Адр‑р‑р‑р‑реналин! Превосходно, раскатисто и емко! Что‑то вроде одного из имен Врага рода человеческого. Люцифер, Вельзевул, Адреналин… Нужно будет запомнить. Адреналин…
«И почему же ты, Жора, не родился, на радость всем, немым?..»
– Назову‑ка я этим самым Адреналином своего нового молосского дога! – возникла у короля новая идея. – А еще таких слов вы не знаете, д'Арталетт?
– Знаю, – безразлично пожал плечами Георгий. – Флюорография, протоплазма, секвестер, синхрофазотрон, проктология, приватизация, гомосексуализм, референдум, консенсус…
– Ого! Да тут на всю мою свору хватит! Хотя последние, – брезгливо поморщился король, – уж больно попахивают латынью. Прямой намек на церковь имеет место. Его преосвященство де Воляпюк будет против.
– Кстати, о кардинале… – попробовал вставить слово Арталетов, но монарх уже прервал рассуждения о достоинствах молосских догов перед простыми легавыми, особенно при травле кабана, и отвлекся на внешний раздражитель.
Королевская карета давно и прочно застряла в уличном заторе, который при тотальном отсутствии «мигалок» был непреодолимым по определению, причем так удачно, что она оказалась бок о бок с богато разукрашенной, явно дамской. Отвлечь известного дамского угодника от предмета его основного интереса, перед которым пасовали даже такие сильные вещи, как охота и война, было немыслимо…
Что же делать?
В этот момент в окно кареты просунулась рука в драной кожаной перчатке, держащая за цепочку большие карманные часы, и странно знакомый голос промурлыкал вкрадчиво:
– Эй, фраера! Котлы ржавые[70] не нужны?..
* * *
Слава Всевышнему, в эту патриархальную эпоху каретники еще не додумались вставлять стекла в окна своих экипажей. Находись Георгий в салоне какого‑нибудь «вольво» или «мерседеса», непременно бы опоздал, пока бесшумные патентованные стеклоподъемники плавно опускали непроницаемую преграду, отделявшую пассажира от улицы. В отличие от вышеупомянутых средств передвижения, карета Генриха подобных изысков была лишена напрочь, а реакцией Арталетова Бог не обидел…
Секунда – и в его руке болтался, забыв от изумления зашипеть по извечной традиции своего племени, не кто иной, как тот самый рыжий засранец, так ловко «обувший» Георгия (вернее, раздевший) у памятного лесного водоема. Не стоит и упоминать, что чудесно обретенный хрономобиль был тут же выхвачен из цепкой лапы и торопливо засунут свободной рукой в карман со страшной клятвой про себя зашить его при случае наглухо.
– Так вот где довелось свидеться? – зловеще произнес Арталетов, глядя в заметавшиеся по сторонам наглые желтые глаза с вертикальными зрачками. – Думал, что я так и сгину в том поганом болоте? Не на такого напал, ворюга!
– Это не я! – тут же нахально отрекся от всего прожженный негодяй. – Вы меня с кем‑то путаете, сударь! Я вас в первый раз вижу, клянусь папой…
– Значит, мамой ты уже не клянешься, прохвост? – встряхнул его за шкирку Георгий.
Удивительно, но при такой солидной величине кот весил на удивление мало, особенно если принять во внимание его щегольские сапоги, которые он каким‑то непостижимым образом умудрился не потерять на весу.
– Я вас не понимаю…
– Что там у вас, Жорж? – Его величество оторвался наконец от своего окна, через которое созерцал строящую ему глазки миловидную даму из остановившегося рядом экипажа, и соизволил обратить свое августейшее внимание на соседа. – Поймали воришку?
– Да не воришку, а рыбку покрупнее, – горделиво повернулся Арталетов к монарху, не выпуская пленника. – Помните, ваше величество, нашу первую встречу?
– Как не помнить! – захохотал Генрих. – Вы тогда пребывали в весьма пикантном виде, шевалье! Так этот мозгляк и есть тот самый мошенник, обчистивший вас до нитки? – продолжал он, скептически поджав губы при виде кота, тут же спрятавшего плутовскую морду под низко свисающими полями шляпы. – Тащите его внутрь, и поедем к прево! Завтра же подлеца вздернут на Монфоконе[71]! В своем королевстве я никому не позволю безнаказанно обирать прохожих…
Оп‑па! Такой поворот дела никак не входил в планы Георгия. Ну, задать трепку бесстыжему обманщику, ну, запереть его на месячишко под замок, чтобы впредь неповадно было обделывать свои грязные делишки… Но чтобы отправить за такую малость, как драные рубаха и порты (ну и хрономобиль в придачу), на виселицу?.. А что? Времена‑то суровые, средневековье на исходе…
«В нашем славном королевстве вешают не только за драгоценную безделушку… – послышался Жоре печальный голос Леплайсана. – Вы бы только знали, за какие пустяки отправляют навечно на галеры!..»
Занятый этими мыслями, Арталетов и сам не заметил, как его рука, крепко сжимавшая гофрированный воротник, слегка разжалась, и кот, почувствовав свободу, ловко вывернулся и, шлепнувшись на мостовую, стреканул на всех четырех лапах куда‑то в толпу, тотчас скрывшись из виду.
Ну и ладно. Хрономобиль на месте, одежку, если можно назвать ею тряпки, что «сердобольные» дровосеки‑рэкетиры оставили своей жертве, не вернешь… Пусть спасает свою шкуру рыжая бестия и впредь не попадается на пути!
– Экий вы неловкий, – укорил Георгия король, с неподдельной досадой хлопнув себя ручищей по туго обтянутому колену. – Крепче держать было нужно! Теперь фиг его поймаешь. Ну ничего, пусть только попадется моим полицейским!..
– Так уж получилось… – виновато пожал плечами Арталетов. – Верткий уж больно попался, подлец…
Карета наконец тронулась с места – видимо, «пробка» впереди несколько рассосалась.
– А вы не заметили, Жорж, – король все пытался разглядеть что‑то в крохотном заднем окошке, – что воришка ваш вроде бы имел роскошный хвост… И это в двух шагах от Нотр‑Дам‑де‑Пари! О tempora, о mores!..[72]
* * *
Хрономобиль тяжеленной металлической луковицей примял сложенный колет, на который его водрузил Георгий посреди стола. Сам он сидел в одной рубахе и панталонах, оседлав стул и положив подбородок на скрещенные на его спинке руки. Вот он, залог благополучного возвращения домой, так бездарно утерянный, но неожиданно и так чудесно возвратившийся. Однако почему‑то Арталетову было ничуть не радостно…
Может, плюнуть на все и вернуться?
В этом неправильном прошлом Жоре уже изрядно надоело, да еще и болезнь эта проклятая, едва не отправившая его к праотцам за здорово живешь. Пусть живут тут как знают: ссорятся, мирятся, воюют, любят… Историю свою выдумывают перевернутую.
«Казнят друг друга…» – раздался прямо за спиной язвительный голос, такой натуральный, что наш путешественник потрясенно обернулся, чтобы, естественно, никого позади себя не увидеть.
Несколько минут ему потребовалось, чтобы понять, что невидимка вовсе не снаружи, а внутри. Это совесть…
Вот так всегда: когда мы готовимся совершить непростительную глупость или только совершаем ее – она молчит, когда же все уже совершено и обратно не повернешь – съедает без остатка. Странная штука – совесть…
Хлопнула входная дверь, и вошедший Леплайсан сразу же наполнил не слишком просторное холостяцкое жилище своей так и пышущей энергией и бьющим через край энтузиазмом.
– Чего вы сидите тут один, в темноте? – изумился он, метко швыряя свой берет через всю комнату на клыкастую кабанью морду – королевский подарок, заменявший здесь вешалку. – Опять любовные терзания? Неужели выпросить у короля помилование не удалось?..
