Михаил Поляков - Нам бы день продержаться. Дилогия
Бойко, ошалелый от происходящего, автоматической стрельбы, летящих над его головой тридцатимиллиметровых трассеров и ракет, поднял голову от земли и после прозвучавшей над ним очереди удивленно отодвинул каску на затылок.
– Хренасе, мирная обсерватория! – вполне профессионально оценил он Кушак. Иранцы сделали выводы еще быстрее, и командир подразделения залегшей у подножия пехоты вошел в связь с майором, чтобы оговорить условия безопасного отступления и возвращения своих солдат.
– Я Сархан Дженаб – прошу Куш на связь! Прием, – отозвался без всякой радости голос с едва уловимым акцентом в рации на волне, предназначенной для приема капитуляции. То, что иранцы снизошли сразу до русского языка, говорило, что притязания майора приняты всерьез. И сама уступка ведения переговоров на русском языке говорила о том, что противник сдается.
– Я Куш – Сархан Джейнабу, требую немедленно сдаться без предварительных условий в порядке одностороннего акта доброй воли. В противном случае открываю огонь на поражение. Прием! – В подтверждение слов начальника военной базы все башни на горе, кроме одной, пришли в движение и демонстративно направили свои смертоносные пилоны вниз к подножию горы. Та установка, которая открывала огонь по иранским САУ, по-прежнему стерегла линию границы своими вытянутыми цилиндрами огнеметных стражей.
– Я Сархан Джейнаб – Кушу, наши солдаты преследовали банду, которая уничтожила вашу пограничную заставу у подножия. В горячке преследования наши командиры случайно перешли линию границы. Мы приносим свои извинения за происшедшую оплошность и просим не применять оружие по иранским солдатам и офицерам, случайно пересекшим границу между нашими государствами. Обязуемся в течение часа покинуть вашу территорию. Прием, – попытался решить проблему нахождения на нашей территории почти четырехсот солдат с оружием и боеприпасами иранский полевой командир.
– Нет, ну ты смотри, какая падлюка, – возмутился маленький Сашка Бойко, вытянув руку к подножию и комментируя лисью дипломатию иранского офицера, – про спецназ ни слова, про пушки – молчок, а про заставу забыл! Баран!
– Не докажем спецназ, Саша, не докажем. Все без документов. Они нам так и скажут, мол, вот они, бандиты, вот за ними мы и гнались, умный у них полковник, – сплюнул я густой и хрустящей пылью слюной вниз за валун в сторону цепочки пехотинцев.
– Куш – Сархан Джейнабу. Ваши оправдания не принимаются. Открываю огонь через минуту. Даю пристрелочный залп, – в этот раз пушки промолчали, вместо них в сторону иранских солдат сорвался пакет «Шмеля-М» и, конечно, не долетел до иранцев и дистанционно был подорван в воздухе на высоте двухсот метров от офицера и связиста с радиостанцией. Пух распыляющейся из упаковки смеси был почти не слышен, зато подрыв образовавшегося облака положил на землю всех, кто находился и рядом, и далеко от места взрыва. С такой высоты модернизированный «Шмель» мог улететь и дальше, но второго запуска не потребовалось.
– Я Сархан Джейнаб – Кушу. Согласен на ва-ши условия. Уточните порядок сдачи. Вышлите офицеров для приема моих солдат. Прием. – Эфир не смог подавить ту ненависть, с которой были сказаны слова, подтверждающие поражение иранцев.
– Ага, щас, побежали уже. Пусть сами себя в плен и берут – нас тут и так кот наплакал, – возмутился Бойко, и его поддержали подошедшие ближе парни. Ответ майора не заставил себя долго ждать.
Майор оказался алчным, требовательным и безжалостным по отношению к тем, кто едва не уничтожил его самого, нас и не взял штурмом секретный объект. Его не устраивали ни слова извинений, ни обещания, ни просьбы, произнесенные полевым начальником персов по радио, он требовал материальной компенсации за ущерб и моральной за то, что вообще посмели шагнуть на нашу землю. А для начала собрать все вооружение, амуницию, боеприпасы в кучи на развалинах «Чарли». «Обмундирование и обувь снять и ак-куратно разложить по размерам у разрушенного здания дизельки. Построиться. Доложить мне о готовности к убытию. И только с моего разрешения, парадным ходом и с песней, в ногу, празднично убыть в трусах и босиком на территорию сопредельного государства». Особо настаивал новый комендант участка на выдвижении с песней, босиком и в ногу. Подкрепленные залпами из направляющих «Града», который тоже оказался в арсенале горы, требования майора были удовлетворены с зубовным скрипом офицеров и солдат сил вторжения. Двадцати офицерам разрешалось не снимать с себя форму, но не более чем, чтоб их можно было выделить из общей массы. Расстановка сил менялась на глазах, и не скажу, что нам это не нравилось. Очень даже нравилось. Как гора с плеч свалилась. Фу, мля. Отбились. Только я собрался отдохнуть, блаженно вытянуть ноги, положив их пятками на валун сзади себя лежа на спине, как меня учили инструктора, как обо мне вспомнили.
– Олег, у тебя силы есть? – спросила меня радиостанция голосом майора, намекая на прием пленных в «Чарли».
– А может, ну их нах, тащ майор, – попытался я соблюсти субординацию, снова нарушая правила ведения радиопереговоров, – мне сейчас спуститься с трех тысяч, принять там парад и снова к вам подниматься? Солдаты не ели с утра, вода закончилась, весь сухпай остался вокруг кузова подорвавшегося «КамАЗа». Грязнова найти надо. На заставу потом ехать. Оценить повреждения. – Меня понесло, как нормального командира, радеющего о своем хозяйстве. Бойко слушал мой треп и хмурнел на глазах. Соображал я все же быстро. – И потом, обещали солдатам домой позвонить? Ну, так выполнить надо! Самое время. – Серое лицо Бойко под козырьком каски засветилось белой полосой зубов в довольной улыбке. – И на хрена нам их оружие, одежды и бутсы? Люди устали, – продолжал я наезжать на всесильного майора. Вот же иезуитское отродье нашего Комитета. Снова комбинации строит. Мало ему. Даже победа ему не в радость. Но майор был ушлым, хитрым, дальновидным и помнил добро.
– А если Муха к тебе на своем новом БТР-90 сейчас приедет? С сухпаем, водой и новостями? Смотаешься? – Вопросы майора, информация, содержащаяся в них, и возможность насладиться позором врага заставили меня задуматься о положительном ответе.
– А что с Грязновым? – вопросом на вопрос ответил я в микрофон гарнитуры.
– Живые они, синяками да легкими ранениями отделались, сейчас выходят из щели к заставе, с ними связи нет. Нас они, вероятно, слышат, а вот ответить пока не могут, как из щели выйдут – свяжемся, обрадуем, успокоим. – Ишь ты, как царь заговорил: «Мы государь всея Руси». Ладно, заслужил майор царское к себе отношение.
– Лады, только давай мне сюда тогда и еще что-нибудь на колесах. Все одно, сразу ты всем солдатам сеанс связи не устроишь. А пока я капитуляцию принимать буду, половину моих орлов обслужишь. О’кей? А я со второй половиной на МОЕМ БТР-90 смотаюсь к подножию. ДОГОВОРИЛИСЬ?
– Да куда ж я от вас теперь денусь. Жди. Шантажист, – с иронией согласился майор. Мужики тянули жребий, кому со мной остаться и принять иноземные ништяки, а кому вверх, на Кушак по-ехать.
И тут, откуда ни возьмись, возник старшина в эфире.
– Я Леший с Залива – Первому и Дервишу! Прием, – торопился Виктор Иванович. Мы даже ответить ему не могли. Он так переживал, что трижды подряд повторил свой вызов, не давая никому слово вставить для ответа в радиочастоту, на которой к нам обращался. Первым ответил майор:
– Я Куш – Лешему: Дервиш на связи. У вас все целы? Прием, – волновался майор за четверку добровольцев.
– Я Леший – всем: у нас полный порядок! Только не отпускайте иранцев, пока не приеду! Как поняли? Прием, – озадачил нас Грязнов. Что значит не отпускать? Себе всех оставить? Брать в плен такую ораву накладно будет. Попробуй, прокорми! А старшина мужик жизнью битый, основательный и зря чего не предложит и не потребует. Значит, что-то задумал. Ехать ему до нас на «УАЗе» всего ничего – полчаса. Как раз спустимся с горы на построение пленных.
– Я Первый Залива – Лешему. Зачем они тебе, Иваныч? Прием, – не выдержал я и спросил Грязнова напрямую, пока ожидал обещанных от майора колес. Даже по радио было слышно возмущение нашей военной непонятливостью.
– А хто мне заставу отстраивать будет? Развалили, мля, пусть теперь и строят! – горячо ответил нам, бестолковым, Грязнов. Но мы, офицеры, – народ военный и гражданских притязаний старшины к противнику до конца не поняли. К тому же было непонятно, сколько застав собирается отстроить силами Ирана Грязнов. Одну или две?
– А зачем вам все иранцы, Виктор Иванович? Мы что, крепость строить будем? – по-лузерски полюбопытствовал я, поверхностно зная тему строительства. Грязнов, однако, отнесся к моему легкомысленному вопросу вполне серьезно. Чем, не знаю как майора, а меня испугал не на шутку.
– А что? Можно? – Блин, дай ему волю, так он тут цитадель типа Кенигсберга начнет возводить. С метровыми стенами. Надо было срочно урезать аппетиты старшины. Остановить старшего прапорщика, коим овладеет идея до уровня вполне осуществимой мечты, – есть очень трудоемкое занятие. Майор сразу занял уставную позицию и подчеркнул ее правилами радиообмена.
