Елена Толстая - Большая нефть
Старшие мальчики возились в другой комнате, там же спал в кроватке третий, недавно родившийся. Марта то и дело настораживала слух: не плачет ли. Но все было тихо.
Векавищев отогревался душой в этом доме. Авдеев, как всегда, посмеивался над ним.
— Значит, ты у нас теперь начальник, Андрей Иванович?
— И. о., — уточнил Векавищев, налегая на щи.
— Может, насовсем останешься. Будешь главным инженером, а? — продолжал Авдеев. И подтолкнул жену локтем: — Соли мало. Не любишь ты меня, Марта.
Марта рассеянно улыбнулась.
Авдеев, подсолив щи, продолжал:
— Ну а раз ты и. о. начальника, Андрей Иванович, значит, и во всех бедах можно тебя обвинять. На кого ж еще собак вешать? На нача-альника… — Он помолчал немного и заключил: — Мы ведь, знаешь, собираемся уезжать из Междуреченска.
Андрей Иванович поперхнулся щами.
— Уезжать? Зачем? Зачем тебе уезжать, Илья? Такую работу ты себе на большой земле никак не найдешь. Да и до пенсии тебе всего ничего осталось… Тут прибавки такие…
Он покачал головой.
Вмешалась Марта:
— Андрей, мы бы остались, но Витьке-маленькому понадобятся овощи, фрукты. Детское питание нужно, витамины. Где я все это в Междуреченске достану? Старшие сколько болели… Но старших я все же в другом месте поднимала, там хотя бы яблоки росли. У меня молоко кончается. Я ведь тоже… — Она улыбнулась невесело. — Недалеко до пенсии. А молочная кухня у нас где? Нет и не предвидится.
Векавищев решительно положил ложку на стол.
— Марта, ты подлей мне еще щей. Очень у тебя щи всегда отменные.
Марта невозмутимо наполнила еще одну тарелку.
— А ты хозяйку в дом приведи, Андрюша, я быстро научу ее такие же щи варить. Каждый день у тебя будет райская сказка.
Векавищев не на шутку обиделся:
— Это Илья тебя науськивает, да? Хватит уже над моим холостяцким положением глумиться… Захочу — женюсь. Надоело уже… Значит, так, Марта. Говорю как и. о., главней которого нету. Проблему с детским питанием, овощами-фруктами решу. В ближайшее же время. Так что, братцы, давайте-ка распаковывайте чемоданы…
— А мы и не собирали, — тихонько заметил Илья Ильич и улыбнулся «в себя».
— Чего это? — Марта округлила брови и поглядела на мужа с нескрываемым удивлением. Илья Ильич продолжал хитро усмехаться. Ну да, конечно, он у нас умнее всех. И Марту надул, и Векавищева, теперь еще Буров явится — Бурова обхитрит. Марта обняла своего Ильича, положила голову ему на плечо. Он продолжал есть щи.
Векавищев быстро прикончил вторую порцию.
— Хорошо у вас, ребята, но мне еще в ДНД дежурить.
— Это что такое? — удивилась Марта.
— Добровольная неженатая дружина, — расшифровал Авдеев.
— Опять двадцать пять за рыбу деньги! — возмутился Векавищев. — Илья, в самом деле, хватит уже! Народная это дружина, Марта, на-род-ная.
— А, — разочарованно (как показалось Векавищеву) протянула Марта. — Народная… Вот оно как…
Векавищев попрощался за руку с Ильей, поблагодарил Марту и вышел. Супруги долго еще сидели за столом, не разговаривая и ничего не делая — просто наслаждаясь покоем. Никакого «разнообразия досуга», по Клевицкому, им не требовалось. Впрочем, что с Авдеевых взять — им же и до пенсии недалеко.
* * *И вот четверо славных народных дружинников — Дорошин, Буров, Клевицкий и Векавищев — медленно прогуливаются по темным улицам, высматривая возможных нарушителей. Эти дежурства мгновенно сблизили новичка Клевицкого с товарищами. Уже через полчаса казалось, что Дмитрий Дмитриевич всегда был здесь, в Междуреченске. Единомышленник, друг, надежный товарищ. Удивительная все-таки вещь — общее дело.
Буров рассуждал о том, о чем молчал весь день, загруженный текущими вопросами.
— Нам в хвосте плестись ни в коем случае нельзя. Потеряем хоть один месяц — проиграем все.
— Ну что мы проиграем? — возразил Клевицкий. — Отрасль прочно встала на ноги. Ничего не проиграем. Да и с чего бы?
— Ошибаешься. — Буров покачал головой. — В плане дальней перспективы — ошибаешься. Здесь забег не спринтерский, а марафонский. Дыхание собьем — все, конец, труба нам. Слыхали — американцы летят на Луну? Обещают стартовать через год.
Векавищев не выдержал:
— Ну знаешь! Обещать — не значит жениться.
Буров, однако, не давал сбить себя с мысли:
— Мужики, я серьезно. Было сообщение ТАСС. США запускают корабль с астронавтами на борту.
Векавищев упрямо помотал головой:
— Не верю! Макар, вот как ты считаешь?
Макар Степанович отвечал, как всегда, взвешенно и рассудительно:
— Им, конечно, верить на слово нельзя, но ведь все возможно… Если бы ты. к примеру, шесть лет назад меня спросил о полетах человека в космос — что бы я тебе ответил?
Все дружно рассмеялись, представив себе гипотетический диалог между Векавищевым и Макаром Степановичем. Ясное же дело, что ответил бы Дорошин: «Ненаучная фантастика для младшего школьного возраста».
— Так что вот, Андрей, — когда все отсмеялись, заключил Дорошин, — все возможно. Должны же они ответить нам за Гагарина, за Терешкову, за Леонова…
— И все равно не верю, — проворчал Андрей.
Вспомнив недавний разговор о Векавищеве с Авдеевым, Буров решил подколоть друга:
— Андрей, у тебя политика страуса.
Клевицкий быстро вмешался, не дав Векавищеву вспыхнуть и наговорить ответных дерзостей:
— Да ладно вам, мужики, пусть американцы слетают себе на Луну. Зато мы полетим на Марс.
— На Марс? — переспросил Буров.
— Лично я за нашу державу спокоен, — заявил Клевицкий.
Буров искоса посмотрел на него. Лично он, Буров, спокоен за участок работы, порученный Клевицкому. Такого ничем не собьешь, это точно. Скажут — лети на Марс и возводи там Дворец культуры марсианина, соберет в тощий портфель смену белья, пачку чертежей и полетит. И построит. Очень даже запросто.
— Ладно, — согласился Буров, — считайте, что вы меня уговорили.
«Радары» — боковое зрение — уловили движение в плохо освещенном переулке. Буров остановился. Девушки — Маша и Вера. Идут и хихикают. Все дела у них девичьи — а ведь в городе неспокойно, бродит банда, да и стемнело уже два часа как. Ну, девчонки! А потом обижаются на «происшествия».
Клевицкий мгновенно оценил встречу:
— Ого! А это кто?
Векавищев расплылся в улыбке:
— В библиотеку надо ходить, Митя. Там у нас такие чудеса собраны… собрание Фенимора Купера и новый роман «Друзья и враги Анатолия Русакова». Не слыхал? Вся Москва зачитывается.
Между тем Маша уже подошла к дружинникам. Коротко поздоровалась со всеми и заглянула в глаза Векавищеву:
— Нехорошо, Андрей Иванович. Обещали зайти и не заходите. А вас, между прочим, книжка дожидается.
Добрая улыбка против воли расплылась на лице Векавищева.
— Что же это вы так поздно с работы возвращаетесь?
Вера бойко вмешалась:
— Мы картотеку сверяли.
— А, картотеку… — изображая понимание, кивнул Векавищев.
Маша собралась с духом и задала тот вопрос, который мучил ее и так и вертелся на кончике языка:
— А куда Вася Болото пропал? Вы совсем ему в город не разрешаете приезжать?
Векавищев хмыкнул:
— Ну почему вот так сразу: «не разрешаю»? Вы меня прямо каким-то крепостником изображаете, Маша. Просто Вася Болото перевелся на самую дальнюю буровую. Ему до города теперь и не доехать.
Лицо Маши странно изменилось, сделалось как будто разочарованным…
— Он мне еще три книжки не сдал, — быстро нашлась она.
— Ну что ж, увижу — непременно ему напомню, — обещал Векавищев. И не без умысла спросил: — Может, ему что-то еще передать?
— Нет, ничего, — сказала Маша, отводя глаза.
Она попрощалась с остальными, кивнула Векавищеву, задержалась взглядом подольше на Клевицком и, подхватив Веру под руку, скрылась в переулке.
— А что это был за солидный мужчина? — Вера явно положила глаз на Клевицкого.
— Понятия не имею… — рассеянно ответила Маша, — а тебе зачем? Наверняка он женат. Выбрось из головы.
— Откуда ты знаешь, что женат?
— Да чтоб такой мужчина — да холостой ходил? — поддразнила подругу Маша.
— Векавищев тоже холостой, — парировала в ответ Вера, — и ничего!
— И ничего! — хором повторили обе и расхохотались от души.
Вот и пойми этих девчонок!..
* * *Не сдавший книги Василий Болото проводил свои угрюмые досуги в красном уголке. Читал. Между прочим, Шекспира. А это мало что пьеса с идиотскими поступками героев, так она еще и стихами. Но в общем, если вчитаться, то захватывает.
Попытки отвлекать Василия на разные глупости заканчивались для наиболее ретивых товарищей очень грустно. Впрочем, устав после работы и употребив некоторое количество самогона, они утрачивали связь с реальностью и забывали свой предыдущий печальный опыт.
