Отдельный 31-й пехотный - Виталий Абанов
— Тебе вот это надо? — спрашиваю я наконец. Кицунэ — кивает. Надо мол. Очень надо.
— А… как ты… ну то есть… ты и пользоваться этим собираешься?
— Конечно собираюсь! Зачем покупать что-то, чем ты не пользуешься? — удивляется она: — я же не дракон Цай-Шэня, чтобы над имуществом сохнуть. Я девушка экономная.
— А ты цену за вот это видела, экономная? Это ж стоит как… стадо коров!
— Коровы меня не интересуют — отмахивается она небрежно: — купи мне эту штуковину завтра же!
— Ну нет, так дело не пойдет, — говорю я и ее глаза вспыхивают огнем. Миг и я уже лежу на полу с завернутыми за спину руками, а на мне сидит девушка, из-за спины которой видны распушившиеся рыжие хвосты. Хвосты нервно бьют по полу, словно у раздраженной кошки.
— Значит так? — говорит она и ее голос начинает переходить в высокое шипение, начинает раздаваться отовсюду: — значит ты предпочитаешь быть освежеванным заживо? Сперва я поломаю тебе все кости, а потом…
— И ты все равно останешься без этой своей «штуковины», — выдыхаю я. Кицунэ — задумывается.
— Я надену чью-нибудь кожу и куплю. — отвечает она: — например твою драгоценную кузину. Она же с деньгами, у нее совершенно точно есть деньги.
— Они в банке. Никто сейчас деньги дома не держит, глупая ты лисица, а на входе в банк — стоят магические устройства, проверяющие на уникальный отпечаток личности. И ты лишишься не только «своей штуковины» но и источника мужской инь!
— Тск! Но мне нужна эта штуковина! — тело кицунэ, сидящей на мне вдруг каким-то неведомым образом начинает тяжелеть, и я задыхаюсь под этой тяжестью, подо мной скрипит паркет…
— Мы можем договорится. — говорю я и тяжесть пропадает. Она смотрит на меня сверху вниз, что-то прикидывая.
— Но только в том случае, если ты будешь соблюдать дух и букву нашего первого договора, — добавляю я, почувствовав, что могу дышать свободно: — иначе какой смысл вообще с тобой договариваться?
— Хм. Хорошо. Наш первый договор звучит так — ты мне мужскую инь, а я — не трогаю человеческих самок.
— И мужчин тоже!
— И самцов. А если они нападут на меня?
— Самооборона разрешена. Но только самооборона. Никаких провокаций, никаких «ой, на меня напали, убью их всех». И если ты можешь разрешить ситуацию иным способом — то право на самооборону не засчитывается.
— Хорошо. Взамен ты даешь мне мужскую инь раз в неделю. Если я нарушаю условия, то пропускаем неделю, верно? — наклоняет голову она и из-под черных волос, водопадом спускающихся до пола — выправляются остроконечные рыжие лисьи ушки.
— Верно. Слезь с меня.
— Но где здесь про мотоколяску? Как я смогу купить себе мотоколяску? — не отстает лисица.
— Люди испокон веков практиковали обмен и продажу. Просто предложи что-нибудь еще. Ты всегда можешь заработать и…
— Пффф! Кицунэ никогда не работали!
— И очень даже зря. Сотрудничество открывает возможности. Вот ты, например — уже сотрудничаешь со мной и в результате у тебя стабильный источник мужской инь, нет необходимости постоянно охотиться на людей — сперва не женщин, чтобы содрать кожу, а потом на мужчин, чтобы получить эту самую инь. Вся твоя жизнь представляла собой гонку со временем, гонку за выживанием для того, чтобы отсрочить деградацию.
— Чего?
— Думаешь я не заметил? Как ты вела себя при нашей первой встрече и как сейчас? Ты и правда была голодна. Ты не питаешься обычной едой, не потребляешь мяса, не ешь фрукты и овощи… твоей пищей является мужская инь, не так ли?
— Ты ступаешь по очень тонкому льду, Уваров… — горящие глаза прищуриваются, и я чувствую стальной коготь у себя на шее, так, чтобы одним рывком вырвать сонную артерию и яремную вену, вырвать трахею и оставить на полу — харкать и захлебываться кровью…
— Но теперь у тебя есть стабильный источник еды. И более того — я готов к сотрудничеству и пока я жив — приложу все усилия, чтобы и ты была жива. И чтобы ты всегда была сыта и здорова. — говорю я и чувствую, как она — убирает коготь.
— В первую нашу встречу ты был настроен иначе, — ворчит она, вставая надо мной и протягивая руку: — хотел меня убить.
— Ну. Тогда я не знал многого о тебе. То, что ты совершила — непростительно в любом случае. Ты убивала людей, и никто из них уже не вернется назад. Воскресить их уже невозможно. Назад дороги нет. — я принимаю ее руку и встаю.
— Но тебя, пусть и немного, но все же оправдывает тот факт, что ты совершала эти убийства не для развлечения не потому, что тебе было скучно, что бы ты не говорила. Ты совершала их из голода. Чтобы выжить. Это не значит, что я тебя простил, это не значит, что те люди, которых ты убила — простили тебя. Но… убить тебя сложно, и даже если бы я мог это сделать — я бы задумался. Потому что за те дни, что мы путешествовали вместе я увидел, что ты — не кровожадна. Что когда ты поешь вволю — ты или спишь, или читаешь. И что ты не убиваешь попусту, просто потому что так захотелось.
— Этого для тебя достаточно? Обычно люди хотят мести… — наклоняет голову она, пристально глядя на меня своими горящими глазами: — ты хочешь мести?
— С моей стороны было бы лицемерно так поступать, — пожимаю я плечами: — в конце концов человек убивает не только потому, что хочет есть или ему нужна шкура для одеяния. Люди убивают и просто так, забавы для. В чем же разница, почему твои деяния так осуждаемы людьми? Просто потому, что ты убиваешь людей. Ну, с точки зрения других видов человек — еще более страшное существо чем ты. Не думаю, что людей бы остановило появление разумных коров или овец, в конце концов люди хотят есть. Так что… кто я такой, чтобы судить тебя? Мне достаточно и того, что ты не убиваешь без необходимости.
— Вот как… — она отступает назад и садится на кровать: — наверное тогда тебе следует знать что когда-то и я была человеком.
— Правда? — я сажусь с ней рядом, продолжая расстегивать рубашку: — ты мне пуговицу оторвала…
— Да. Но это уже совсем грустная история… и давай об этом в следующий раз. Сейчас же… сейчас — тебя не отталкивает тот факт, что, будучи человеком я убивала других людей?
— Это не… хорошо. Но и я тоже убивал других людей. Не мне тебя судить, Акай. Все что я делаю, здесь и сейчас — стараюсь выжить сам и обеспечить выживание и защиту своим родным и близким. Мы с тобой союзники. Мы с тобой в одной лодке. Тебе нужна мужская инь, а я могу дать тебе ее. Мне нужно, чтобы ты перестала убивать направо и налево… но возможно нужно что-то еще. А тебе нужна эта клятая мотоколяска, хотя я понять не могу за каким лядом!
— Ты не понимаешь! Она такая… красивая! — глаза у кицунэ впервые за время нашего разговора — перестали светить красным и стали бирюзовыми, в них появился мечтательный отсвет: — она такая быстрая! Словно ты едешь на Небесной Колеснице! Ты когда-нибудь катался на Небесной Колеснице? Ну конечно нет, ты же смертный! Это непередаваемо! Я… очень хочу такую колесницу! И я не хочу срывать с тебя шкуру, но ты не оставляешь мне выбора! Я пойду и искалечу твоих наложниц из Ся!
— Стой. Погоди. Прекрати. Давай лучше так — ты окажешь мне услугу, а я так и быть, куплю тебе эту мотоколяску. Но только с условием соблюдения первого договора.
— Правда⁈ — ушки на голове у нее зашевелились и встали торчком: — правда-правда?
— Правда. Но чтобы я больше про «сдеру шкуру и искалечу» не слышал! Это ж нарушение первого договора!
— Да знаю, я знаю! — закатывает глаза она и качает головой: — не собиралась я нарушать! Мне просто эта штуковина нужна!
— Как представлю себе, что кицунэ, многохвостая лисица, дщерь Инари, Любительница Тофу, Возлюбленная, Обладающая Даром Проницательности — по столичным улицам на мотоколяске носится будет — так у меня сразу что-то в голове лопается. — признаюсь я: — и зачем тебе мотоколяска?
— Затем! Я должна тебе услугу, а ты завтра купи мне эту штуковину!
— Она кстати не так уж и хорошо пахнет. — предупреждаю я: — и грохочет. А у тебя нюх и слух острые и…
— Ой, знаю я! Просто купи!
— Хорошо. Но…
— Тихо! Сюда кто-то идет! — она поводит носом, словно принюхиваясь: — рядом уже!
— Что? — я едва успеваю заметить, как она — стремительно прыгает вверх и прилипает к потолку, гляди на меня и прижимает палец к губам. В дверь раздается
