Перерождение темного архимага IV. Повелитель тьмы - Amazerak
Позавтракал я тем, что нашёл в холодильнике, а потом отправился в небольшую дядину библиотеку, где в двух шкафах хранилась всевозможная литература. Я сюда иногда заглядывал в свободное время, но просмотреть успел далеко не всё.
Были здесь труды по истории, по магии, по различным наукам, хранились даже два старинных фолианта в кожаных переплётах — очень ценные раритетные вещи. Имелась куча поэзии и художественной литературы. Последней оказалось больше всего, но такое меня не интересовало.
Нашлось, что почитать и про тёмных. Десяток книг с разными исследованиями — как раз то, что надо. Про местную магию — тоже было любопытно. Вряд ли узнаю что-то принципиально новое, но хотя бы пойму, каков здесь подход к магическим дисциплинам, и что о них известно в этом мире.
В обед я поехал до ближайшего пригорода, где нашёл неплохой ресторанчик, где и пообедал. Я допивал чай, когда меня отвлёк своим звонков Эдуард Третьяков.
— Алексей Михайлович, надо поговорить, — сказал генерал-губернатор. — Сегодня жду вас у себя.
— Что-то срочное? — я сразу понял, в чём причина.
— Как будто сами не знаете, Алексей Михайлович. Вы что вчера устроили? Впрочем, не телефонный разговор. Жду вас в губернаторском дворце в моём кабинете к пяти часам.
— Отлично! Как раз думал, чем вечер занять. К пяти буду.
Кажется, наш и барнаульский губернаторы уже успели пообщаться, и разговор у них оказался не самым приятным. Третьяковы всё знали, и это хорошо. Значит, быстрее разберёмся с вопросом.
Вот только Любецкий вчера очень уж меня застращал грозящими мне опасностями, даже советовал уехать. Неужели, и правда, Третьяковы способны сдать меня Калакуцкому, чтобы сохранить мир между губерниями? Ведь сами же меня недавно пытались убить.
Анатолий Третьяков был тем человеком, которого, пожалуй, стоило опасаться. Он единственный из всех местных князей не уступал мне в силе. Справлюсь с ним или нет в случае прямого столкновения, я не знал.
В общем, риски, конечно, были, но только пообщавшись лично с Третьяковыми, я мог понять, насколько они реально велики. Поэтому к пяти часам я отправился во дворец генерал-губернатора.
Глава 15
— Что вы натворили, Алексей Михайлович? Вы хоть понимаете, к чему это приведёт? — Эдуард Третьяков сидел на диване напротив Озёрова и с трудом подбирал слова, стараясь сдержать возмущение и остаться в меру вежливым.
Алексей опять начал создавать проблемы — теперь с соседями поссорился, и Эдуарда это, разумеется, разозлило не на шутку. В пять вечера, как и договаривались, Озёров приехал в губернаторский дворец, и теперь предстоял серьёзный разговор.
— Простите, Эдуард Анатольевич, но что мне оставалось делать? Помереть? — Озёров сохранял невозмутимость, или то было банальное легкомыслие юнца, который ещё не понял, во что ввязался. — Вообще-то это они напали на меня, а не я на них.
— Ну а кто это всё начал⁈ Кто?
— Барнаульцы, кто же ещё. В прошлый раз я даже пальцем Елагина не тронул. Дом его немного пострадал — это да. Но в остальном… мирно поговорили.
— Мирно поговорили… — передразнил Эдуард, качая головой. — Так мирно, что у вас на руках каким-то образом оказались пятнадцать процентов его компании. Это вы как объясните? А сейчас тоже «мирно поговорили»?
— Он сам отдал мне долю в качестве компенсации за доставленные неудобства. Только вот случай тот ничему человека не научил. Пришлось прибегнуть к более радикальным мерам. Поверьте, мне не приносит никакой радости калечить людей, но что делать, если по-другому до них не доходит?
— Вы не должны были вообще лезть к Елагиным.
— Так они у Любецких долю отобрали, а «Первосибирск-23», между прочим, частично и мне принадлежит. Получается, я тоже пострадал. Что мне оставалось делать?
— Вам надо было обратиться ко мне, а не заниматься самоуправством. Поймите же, речь идёт об отношениях с соседней губернией! Там вас не знают, там вам не будут всё спускать с рук, как здесь. Мне вообще-то тоже не нравилось, что вы у нас творили, но я-то подумал, закончите вы с Любецкими делить, чего не поделили — и успокоитесь. Но нет же, вам мало оказалось, в соседнюю губернию полезли. Вы хоть понимаете, с кем связались? Калакуцкий — это не тот, с кем можно шутки шутить. Помнится, десять лет назад, когда его только назначили сюда, против его порядков несколько семейств взбунтовалось, так он собственноручно казнил пять глав родов! И с тех пор там тишина, а у нас с ними мир. А теперь появились вы, Алексей Михайлович, и устроили чёрте знает, что!
— Хм, бей своих, чтобы чужие боялись? Похоже, работает… Так какие он выдвинул требования? — поинтересовался Озёров. — Мою голову просит?
— К счастью, нет. Да, вы убили одного очень сильного владеющего из губернской гвардии, но на первый раз Калакуцкий готов простить. Он хочет вернуть семьдесят пять процентов «Золотого пути», которые вы с Любецкими забрали, выплатить денежную компенсацию и принести извинения.
— То есть, мы должны всю компанию отдать? Жирно им не будет? Калакуцкий так-то ко мне убийц подослал. За это никто извиниться не хочет?
— Алексей Михайлович, вот только не надо артачиться. Требования более чем скромные, учитывая все обстоятельства.
— Ничего себе, скромный требования, — Озёров усмехнулся.
— В этом ничего смешного! — процедил Эдуард. — В общем, так, отныне больше никакого произвола. Делаете всё так, как я скажу. И в Барнаул — ни ногой. В конце концов, пострадать можете не только вы. Барнаульцы — наши соседи, с ними и дела у нас ведутся, и чьи-то родственники там проживают. Не ставьте, пожалуйста, нас всех под удар.
— Эдуард Анатольевич, ещё раз объясняю, когда прежний глава Любецких помер, Елагины отобрали у них долю компании. Её удалось вернуть только благодаря моему вмешательству. Вот такие вот «партнёры». И мы прогнёмся перед ними? Стерпим? Покажем свою слабость? Тогда и другие начнут так себя вести. А что? Можно же! Всё равно утрёмся, да?
— Хватит, ради всего святого! Сейчас не время спорить. Мы… точнее, вы перешли
