Поцелуй негодяя - Пётр Самотарж
В 1764 году императрица Екатерина направила в Польшу войска для поддержки нового короля Станислава Августа Понятовского в его борьбе против конфедератов, восставших против русского ставленника, и Кутузов при первой возможности сорвался из опостылевшего Ревеля на поле брани. 23 июня того же года он принял участие в бою против отряда князя Радзивилла, в котором поляки были полностью разбиты. Восемнадцатилетний офицер шел по полю, обходя неподвижные тела убитых, и ноги его скользили в лужах крови. К тому времени он уже преодолел шок первых боев, когда один только вид страшных ран, оставленных ядрами и картечью, приводил его в ужас. Теперь он испытывал только саднящее чувство досады при виде трупов русских солдат и такое же больное чувство удовлетворения – проходя мимо убитых поляков. Вдали, у небольшого лесочка, Кутузов увидел ряд крытых возов и толпу людей возле них. Он отправился туда с целью выяснить причину неразберихи и обнаружил сидящих и лежащих пленных поляков. Возы представляли собой обоз польского отряда, самому Радзивиллу удалось бежать.
Стояла солнечная погода, пот заливал глаза, испачканный чужой кровью мундир казался молодому офицеру чугунным, но он старался не выказать усталости перед солдатами, сторожившими пленных, да и перед поляками тоже. Те хмуро смотрели в землю или тихо переговаривались между собой.
– Что там случилось? – поинтересовался Кутузов у ближайшего унтера, кивнув в сторону толпы вокруг одного из возов.
Унтер почтительно объяснил: один из поляков наотрез отказался сдаваться, теперь решается вопрос о его дальнейшей судьбе. Михаил Илларионович подошел поближе к месту событий, прошел между расступившимися солдатами и узнал своего старого знакомого по Ревелю, коварного кредитора. Тот сидел внутри одного из крытых возов, среди каких-то мешков, над которыми виднелась только его голова, перевязанная грязной тряпицей. Из под нее сочилась кровь и засыхала на щеке черными струйками.
– Что здесь происходит? – строго спросил Кутузов.
Солдаты объяснили ему, что польский офицер отказывается слезть с воза и сдать оружие – похоже, намерен защищаться до конца. Тогда Михаил Илларионович обратился к бывшему приятелю по-французски и предложил ему не превращать войну в балаган.
– Вы же понимаете, сопротивление бессмысленно, – как можно убедительнее сказал Кутузов.
– Понимаю, – равнодушно ответил поляк. – Моя жизнь ничего для меня не значит, но я хочу взять вас слово позаботиться об известной вам особе, которой я уже ничем не смогу помочь.
Сердце юного капитана бешено заколотилось о ребра, в горле застрял сухой комок.
– Даю вам слово русского офицера, – хрипло выдавил он, – взять ее под свое покровительство и обеспечить ей безопасное убежище.
– Вы обещаете не навязывать ей себя вопреки ее свободной воле?
– Обещаю. Я не стану предъявлять вам претензию за выраженное только что сомнение в моей порядочности, памятуя о вашем тяжелом положении и ставя превыше всего благополучие и безопасность дамы.
Поляк помолчал, внимательно глядя в глаза противнику, затем молча встал на ноги, перелез через мешки и спрыгнул на землю и встал в независимой позе напротив Кутузова. Тот невольно поднял глаза, ожидая появления из глубины воза его робкой обитательницы. И она появилась, оглядела испуганно ухмыляющиеся, довольные приятным происшествием физиономии солдат, увидела своего поляка и буквально кинулась ему на руки в поисках защиты. Поляк осторожно поддержал Анхен, бережно поставил ее на землю и посмотрел на своего соперника, лицом к которому повернулась теперь изменчивая судьба. Он ждал дальнейшего развития событий.
Девушка (или уже жена своего похитителя?) держала поляка за руку и как бы пряталась за его плечом от русских, в том числе и от своего бывшего ухажера. Она смотрела на Кутузова недоверчиво, с опаской и с каким-то странным выражением в глазах, словно знала за ним страшный грех. Михаил Илларионович усилием воли оторвал от нее взгляд и протянул руку, ожидая от пленного его шпаги. Тот нехотя, преодолевая себя и быстро теряя внешние проявления шляхетского гонора, снял перевязь и молча отдал оружие победителю, глядя куда-то в сторону и вниз.
Оставив пленного рядом с его товарищами и пригласив с собой Анхен, Кутузов отправился на поиски командира. Когда поиски увенчались успехом, юный офицер представил ему свою спутницу, а затем в немногих словах, без лишних романтических подробностей, рассказал о прежнем знакомстве с пленным, а также о наличии между ними неразрешенного спора и своем намерении завершить наконец это дело таким образом, чтобы честь полка не пострадала.
– Извольте, – равнодушно ответил командир. – Только без сантиментов, знаете. Если сбежит, не обессудьте – карьера ваша закончится без промедления.
Михаил Илларионович, козырнув, отошел в сторону и посмотрел в упор на состоящую теперь при нем особу, все существо которой трепетало перед лицом неизвестности. Она видела себя во враждебном окружении и каждую минуту боялась посягательства на свою скромность с любой стороны, даже от бывшего обожателя.
– Не бойтесь, Анхен, – сказал он ей голосом тихим и уверенным, совсем не похожим на тот бодрый и громогласный, который гремел не так давно в маленьком домике на окраине Ревеля. – Вы находитесь здесь под моей защитой, вам не угрожают никакие несчастья, сопровождающие военное поражение. Считайте себя хозяйкой лагеря победителей.
Кутузов вернулся к своему врагу и объяснил ему положение дел. Тот долго смотрел на старого врага сверху вниз со смешанным чувством ненависти и презрения.
– Я бы не хотел вас связывать, – добавил Михаил Илларионович. – Мне будет достаточно вашего честного слова. Нам все равно пора выяснить отношения, с вашей стороны непорядочно с таким упорством уклоняться от исполнения долга дворянина.
– Не смейте меня оскорблять, – тихо произнес поляк, глядя в землю.
– Вы сами вынуждаете меня. Я предлагаю вам решить наши противоречия так, как приличествует людям нашего круга, и хочу быть уверенным, что долг военного, повелевающий пленному изыскать средства для бегства и продолжения борьбы, не перевесит обязанности шляхтича защищать свою честь. Вы даете честное слово дворянина, что не сбежите?
Поляк молча кивнул, устало поднялся на ноги и пошел вслед за Кутузовым в русский лагерь. Они расположились в палатке, снаружи денщик готовил ужин, и запах походного варева уже распространился вокруг. Для Анхен солдаты поставили отдельную палатку поблизости, и Кутузов учредил возле
