Александр Белогоров - Большая книга ужасов. 18 : Черный фотограф. Бунт марионеток [повести]

— Хорошо, — машинально кивнула Марина в ответ. — Ну, я пойду! — Она глубоко вдохнула и двинулась вперед.

— Погоди, я дойду с тобой! — Катя ухватила Марину за руку и пошла рядом с ней. Со стороны могло бы показаться, что она волнуется даже больше попутчицы. Катя готова была бежать вперед, словно изнывая от нетерпения, когда же наступит развязка. Марина же все замедляла шаг и на подходе к мастерской еле передвигала ноги.

Кукольник, казалось, до последнего момента не замечал приближающихся девочек. Он соизволил повернуть к ним голову только тогда, когда они были уже буквально в двух шагах от него. Скользнув по пришедшим равнодушным взглядом, от которого мурашки бы пробежали по коже даже у самого решительного человека, он неторопливо поднялся со своего стула, взял его под мышку и начал медленно спускаться в свою мастерскую. Он был настолько высок, что едва не задел головой притолоку.

Девочки застыли на месте. Хозяин мастерской явно приглашал их следовать за собой, не подтверждая это, однако, ни словом, ни зовущим жестом. Об этом, пожалуй, говорила только дверь, против обыкновения оставшаяся распахнутой настежь. Марина собралась с духом и шагнула вперед, в темный проем. На пороге она обернулась, чтобы еще раз посмотреть на солнечный свет, но эта слабость длилась только секунду. А затем девочка медленно стала спускаться по обшарпанной лестнице с выщербленными высокими ступеньками, которые были даже неодинакового размера. Освещалась лестница совсем слабо, только тусклой лампочкой под потолком. Несколькими ступенями ниже маячила спина неторопливо спускающегося в свои владения кукольника. Из-за его роста их головы находились на одном уровне. А его тень падала так, что целиком поглощала собой тень гостьи. Тень же от стула, который мастер по-прежнему нес в руках, напоминала какое-то сказочное чудовище.

Катя несколько секунд стояла у дверного проема, с любопытством вглядываясь в темноту. Страх и желание узнать, что же там внутри, боролись в ее душе. Наконец, рассудив, что раз дверь по-прежнему открыта, ее тоже ждут, и, успокоив себя наличием многочисленных свидетелей, которые с удивлением смотрели на то, как к нелюдимому мастеру заходят гости, она крепко зажмурилась и ступила внутрь. Дверь с протяжным скрипом затворилась за ее спиной. Теперь путь назад был отрезан.

Лестница, ведущая вниз, насчитывала чуть больше десятка ступенек, но девочкам она показалась бесконечной. Она упиралась еще в одну дверь, которая медленно распахнулась, едва кукольник со своей ношей подошел к ней. Это произошло совершенно бесшумно. Очевидно, эта дверь, в отличие от входной, хорошо смазывалась или же просто была гораздо более новой. Создавалось впечатление, что она распахнулась сама, словно была оборудована фотоэлементами, но представить такое в старом подвале было совершенно невозможно.

В глаза девочкам ударил яркий свет. Ясно было, что на освещение самой мастерской кукольник не скупился. Когда он входил в залитое светом помещение, то показался девочкам, идущим следом, какой-то большой, неряшливой черной кляксой на чистом листе.

Едва Марина переступила порог мастерской, как тут же узнала это помещение. Нет, конечно, оно было не совсем такое, как в снах, но в то же время девочку не покидало ощущение, что это именно оно. Идущая следом Катя уперлась ей в спину и, заглянув Марине через плечо, удивленно ахнула.

Немногим, наверное, доводилось видеть такое количество прекрасно сделанных кукол, собранных в одном месте. Они аккуратно стояли, сидели вдоль стенок на полу и на специально сделанных полках. Во всех игрушках с первого взгляда чувствовалась рука большого мастера, однако каким-то образом ему удавалось избежать повторов. В каждой кукле ощущалась неповторимая индивидуальность. И дело было даже не в том, что здесь собрались игрушки, изображающие представителей самых разных народов со всех континентов. Просто в каждой из кукол проглядывала личность. Возможно, из-за глаз, казавшихся такими осмысленными, совсем не кукольными.

Обстановка же комнаты выглядела по-спартански. Никаких украшений, кроме разнообразной кукольной одежды, тут не было и в помине. Даже полки состояли из простых, хотя и тщательно выструганных досок. В центре комнаты стоял какой-то специальный стол, напоминающий верстак. Очевидно, кукольник работал именно за ним. На нем лежали достаточно простые инструменты: ножницы, ножи, шило, пинцеты, кисти, баночки с красками, коробка с нитками и иголками, а также несколько предметов, предназначение которых для непосвященных оставалось загадкой. Казалось совершенно непостижимым, как с помощью всего этого можно создавать столь прекрасные творения. Другая мебель в этом неожиданно просторном помещении просто отсутствовала.

Кукольник неторопливо поставил свой стул неподалеку от рабочего места и сел на него, приняв свою излюбленную позу. Он не произносил ни слова, ожидая, очевидно, пока посетители пройдут внутрь. Девочки сделали робкий шаг вперед, и дверь за их спиной бесшумно затворилась. В помещении стояла мертвая тишина. Казалось, сюда не проникал ни один уличный звук. Слышно было, как колотится сердце, а тихое дыхание звучало на этом фоне, как свист разбушевавшегося урагана.

Мастер здесь находился в своем царстве и восседал на простом стуле с таким достоинством, что ему мог бы позавидовать любой король. Он, по-прежнему не мигая, смотрел своими бездонными глазами на пришедших, не выказывая никаких эмоций. Гостьи вынуждены были стоять перед ним, потому что больше в мастерской присесть было просто некуда.

Глаза Марины настороженно оглядывали комнату. Она пробегала взглядом бесконечные ряды кукол, силясь отыскать среди них одну-единственную. Ту самую, из-за которой оказалась здесь. Но кукла с ее волосами все никак не попадалась на глаза. Кукольник, очевидно, понял, что ищет девочка. Он слегка наклонился, достал из-за своего стола недавно вернувшуюся к нему игрушку и небрежно поставил рядом с собой. В голове у Марины мелькали безумные планы. А что, если подскочить к кукольнику, схватить куклу и убежать? А Катя поможет. Но девочка понимала, что этот неторопливый человек зорко следит за своей добычей. К тому же, куда бежать, если дверь захлопнута, а отпирается каким-то непонятным образом?

— Ты понимаешь, что я могу сделать с этой куклой то, что пожелаю. — Девочки ожидали, что мастер должен нарушить затянувшееся молчание, но, тем не менее, услышав его голос, они дружно вздрогнули. Он говорил негромко и все с тем же безразличием, но этот глуховатый голос наполнял все помещение, как будто вокруг стояли мощные усилители.

Марина нервно кивнула, хотя кукольник ни о чем ее и не спрашивал. Его слова были простой констатацией факта.

— Но я не склонен плохо обращаться со своими игрушками, если меня к этому не вынуждают, — все так же неторопливо продолжил кукольник.

Катя хотела было удивиться. Чего это ради взрослый дядька будет ломать игрушки? Но тут же сообразила, что под игрушками этот человек подразумевает не только и не столько кукол. Марина же поняла это уже давно. Но все равно: очень непривычно, больно и унизительно было слышать, как тебя уподобляют какой-то кукле и называют игрушкой.

— Отдай эту куклу мне! — раздался за спиной у девочек тонкий, повелительный голосок. Марина и Катя дружно подскочили и обернулись назад. За ними стоял тот самый ребенок, у которого Марина смогла отнять куклу. Девочка со своей неестественно бледной кожей и небольшим ростом и сама немногим отличалась от кукол, которыми была заполнена мастерская. Как она смогла появиться столь бесшумно, оставалось загадкой.

И голос, и взгляд девочки, в подражание кукольнику, были почти что бесстрастны, но до конца походить на него ей не удавалось. В этом голосе проскальзывали иногда капризные нотки обиженного ребенка, а в направленном на нее взгляде Марина смогла разглядеть отблески злобы.

Кукольник еле заметно покачал головой, и девочка впилась глазами уже в него. Эта игра в гляделки длилась несколько минут’, после чего ребенок опустил голову.

— Это была твоя ошибка, — произнес мастер. — Настанет время, и все куклы станут твоими. Но сейчас ты подвластна эмоциям. Это послужит тебе уроком.

— Она поступила правильно. — Теперь кукольник смотрел на Марину. — В ней есть воля и решительность. Она будет полезной игрушкой. Только сострадание ее портит. Но это мы исправим.

— Я не кукла! — выкрикнула Марина, поразившись собственной смелости. Но она не могла больше терпеть, что ее называют игрушкой и обсуждают так, словно ее здесь нет.

Кукольник никак не отреагировал на эту выходку. Он только продолжал смотреть на Марину своим немигающим взглядом, и девочка очень быстро опустила глаза, не в силах больше выдерживать исходящего от мастера ледяного безразличия.