Неизвестно - Столяров А. Мы, народ...
Правда, видеться с ними слишком часто нельзя. Стоит лишь вдохнуть глоток воздуха, полный юношеского горения, стоит лишь услышать слова, рождающие откуда-то из души, как меня самого начинает охватывать губительно-романтическое настроение, хочется бросить все, чем я занимаюсь: своих никчемных сармонов, институт, гранты, доктора Моммзена, надутую Ираиду, даже Стана в этот момент отходит куда-то на задний план, и пойти вместе с этими удивительными ребятами — в темноту, за которой брезжит таинственный призрачный свет, где, возможно, зарождается нечто иное, где мы будем такими, какими нам предначертано быть.
Я знаю, что никогда на такой шаг не решусь. Мне не хватит отваги, чтобы пересечь невидимую черту, отделяющую жизнь от судьбы. Однако искушение чего-то иного все же настолько сильное, оно так мучает, тревожит, так выворачивает меня, что приходится, дабы остаться в здравом уме, ставить разного рода логические барьеры. В частности, замечать, что Макар Панафидин противоречит самому себе. Если люди не обращают внимания даже на такие катастрофические события, как взрыв гигантского газопровода, если их не волнует даже обозначившийся, пока, правда, в очень неопределенных чертах, распад страны, то что могут сделать митинги, собирающие лишь несколько человек? Какой в них смысл? Чем они могут привлечь? Еще одно мелкое стеклышко в путаной калейдоскопической круговерти.
Впрочем, с Макаром я в дискуссии не вступаю. И на митинги, куда он регулярно меня приглашает, тоже, разумеется, не хожу. У меня, знаете ли, хватает своих проблем. Один Леха-Бимс, с его заморочками, заменяет целый джаз-банд.
Появляется он на нашей площадке месяца три назад. До сих пор квартира, примыкающая к моей, больше года стояла совершенно пустая. Кто там виртуально наличествовал, меня, честное слово, не интересовало. И вдруг однажды дверь своим ключом открывает некое существо.
— Здравствуйте, я — ваш новый сосед!..
Меня будто хлопают по голове. Представьте себе: ярко-зеленые шорты в полосочку, красная майка с загадочным логотипом “Гугол”, фиолетовый частокол лохм на башке, в ухе — серьга, с шеи свисает цепочка, на которой покачивается сюрикен. В таком виде на улицу выйти — побьют. Впрочем, Леха, как выясняется, на улицу особо и не выходит. Раз в два дня тощий чудик, по-видимому, один из его сетевых друзей, упакованный в синий халат, чем — то похожий на мумию, доставляет ему коробку, где находятся штук пять здоровенных пицц, бутылочки “Спрайта”, мятная карамель.
Ничего другого Леха не признает.
— Зачем мне что-то еще?
Так что в наружном мире у Лехи дел нет. Зато в Интернете, где Леха ежедневно проводит по восемнадцать часов, он нарасхват. Одних личных ников у него, наверное, штук сорок пять. Он активный участник нескольких больших социальных сетей, модератор трех или четырех сообществ размером поменьше, мелькает на форумах, в блогах, в случайных тусовках, черт знает где. Как это он до сих пор не свихнулся? Нет, не свихнулся, энергии в нем хватает на четверых. Сближаемся мы с ним очень быстро, и уже недели через две — через три Леха, вероятно, почувствовав, что меня можно не опасаться, откровенно рассказывает, что скрывается здесь от армии. Сунулся этим летом в какой-то продвинутый институт, завалил по глупости, теперь надо где-то перекантоваться. В самом деле — не в военкомат же идти.
— А как же — “родину защищать”? — интересуюсь я.
— Ой, ты только эту хламидию не гони, — отвечает Леха. — Родине я абсолютно не нужен. Иначе она не пыталась бы сдать меня, классного специалиста, в этот пришибленный секонд-хэнд…
Под “секонд-хэндом” он подразумевает армию.
В общем, мировоззрение Лехи можно сформулировать так: где компьютер — там и родина.
От этого он не становится менее симпатичен.
Разве что раздражает тем, что иногда путает день и ночь. Может, например, позвонить в четыре утра, убежденный, что это — разгар рабочего времени.
Я в таких случаях спрашиваю:
— Ты на часы смотрел?
— А что?
— А ты посмотри…
— Бимс!.. — через секунду говорит Леха.
И еще меня раздражает его непрошибаемый пофигизм. Выступает, к примеру, по телевизору президент, Леха тут же кривится: фу-у… Нашел, кого слушать!.. Взорвался газопровод. — Ну, взорвался, так что? Между прочим, красиво горит… Страна постепенно разваливается. — Да ничего с ней не будет, не переживай… Ничто его не берет. Такой беззаботный призрак компьютерного зазеркалья. Такой мотылек, порхающий в коммуникационных просторах сетей. Мне кажется, что судить его по нашим меркам нельзя: он живет согласно законам, о которых мы представления не имеем. Иногда я его просто побаиваюсь, потому что при всей эльфийской любезности, которой Леха и его загадочные друзья неизменно меня удостаивают, ждут они в действительности лишь одного: когда мы, ископаемые, мастодонты, наконец вымрем, освободив этот мир для них. Когда мы в конце концов отсюда уйдем, загнемся, перестанем, бимс, путаться под ногами, когда мы наконец выдохнемся и сгинем вместе с раздражающей кутерьмой наших мелких смешных проблем. И когда наконец их стремительно расширяющийся виртуал полностью сольется с реальностью — так, что уже невозможно будет отличить одно от другого…
— Леха, я тебя правильно понимаю?
— Кто его знает… Там будет видно… Бимс!..
В общем, разных событий у меня в жизни хватает. Говоря откровенно, я бы даже хотел, чтобы их было несколько меньше. Однако если все это аккуратно суммировать, если сделать поправки и вывести предварительный результат, то в итоге обнаруживается такой мощный плюс, что сердце у меня начинает подпрыгивать от восторга.
Я, оказывается, и в самом деле что-то могу.
Я, оказывается, способен во тьме прошлых веков зажечь собственную свечу.
Разглядеть то, чего пока не видел никто.
Добавить несколько мелких строчек во всеобщую Книгу познания.
Я чувствую себя одновременно Дарвином и Эйнштейном. Колумбом и Магелланом, пересекающими великую водную гладь. И пусть земля, на которую я в конце странствий ступлю, окажется сухой и бесплодной, пусть не будет там золота, драгоценных камней, редких руд, пусть надвигается шторм, стонет рассыхающаяся обшивка, зреет бунт на борту, с пути этого уже не свернуть — он ведет за черту горизонта, в неизведанную пустоту.
Я счастлив, как никогда.
К тому же начинают налаживаться дела и у Станы. Однажды она появляется у меня — взволнованная, отчасти даже растерянная. Захлебываясь словами, рассказывает, что, помнишь, быть может, была у меня такая приятельница, Эльвира, учились вместе, не виделись потом много лет, так вот она предлагает пристроить меня на некую молодежную радиостанцию. Эльвирка там, оказывается, уже полгода редактор разговорных программ. Ну, ты, наверное, слышал? Болтают всякую чушь… Представляешь, столкнулись с ней, прямо на улице, треплемся так, ни о чем, вдруг она говорит…
— И что ты будешь на радио делать?
— Ничего, просто — трещать.
Я киваю:
— Ну, это как раз по тебе.
А Стана в ответ вздергивает надменные брови:
— Трещать тоже надо уметь…
Вместе с тем глаза у нее — умоляющие.
Она заклинает меня: не порти, не критикуй, не лишай бедную девушку последних надежд.
Я, впрочем, и не собираюсь.
Трещать так трещать.
Мне кажется, что у нее это будет получаться не хуже, чем у других.
Дальше начинается сумасшедшая карусель. Стана упархивает с утра, и ее нет, нет, нет — обычно до позднего вечера. Прибегает она жутко усталая, возбужденная: часа два не может потом успокоиться, пересказывая мне события истекшего дня. Я слышу от нее такие жуткие выражения, как “речевая динамика”, “сборка контента”, “аудиальный сегмент”… Они меня приводят в столбняк. Типичная, как мне кажется, речь неофита, который усвоил лишь внешний понятийный декор. Как бы ей в этом не утонуть.
К счастью, в данном случае я ошибаюсь. Делают первую запись, она проходит в эфир. Правда, Стана яростно требует, чтобы я не слушал ее: она была там слишком напряжена, коряво выразилась, даже два раза запнулась непонятно с чего. К сожалению, запинки так и оставили. Эльвирка, дура, сказала, что это — живая речь. Дескать, нельзя давать слишком грамотный текст. Слушатели нас не поймут… Далее делаются еще две студийные записи, и вдруг — представляешь: ни с того ни с сего! — на них появляются отклики сразу в нескольких блогах. Обсуждение (я посмотрел) происходит довольно активное. Более того, часть ее передачи перепечатывает одна из влиятельных городских газет.
Оформлено как интервью.
Ну, это уже вообще!
— Представляешь, я ведь просто болтала!..
Теперь Стану переводят в прямой эфир. Это бригада, которая наматывает передачу “Тема дня”: беседы и интервью с известными и рядовыми людьми, просто на улице — о том, что их волнует больше всего. Передача, кстати, достаточно популярная. По словам Станы, уже ведутся переговоры, чтобы делать ее одновременно и в телевизионном формате. Заинтересовался этим “Седьмой” канал. Впрочем, опять-таки по словам Станы, хозяин у радиостанции и канала — один. Так что, скорее всего это пройдет.
