Дум Андрей - Гримерка Буратино
— Здоровенькi булы, дорогие россияне, — в начале заявил ботан. — Я хочу, вам, розповісти о сделанных мною сенсационных открытиях. Господа, хто бачив пласти чернозёма? Я поднял руку. — Ось, деревня бачила, — воскликнул доктор. Я свою руку тут же укоротил. «Сам ты — селюк», — зло подумал. А доктор Паганель, погнал нам текст на украинско-русском смешанном языке. Моя ярь, к тому времени сошла на нет; я заскучал, собрался поспать — и мне стало не до сна. Позади президиума прошагала милейшая леди. Забыв дышать, смотрел на незнакомку. Фигура, взгляд, стать… Я с ней затанцевал танго, зашептал нежности, прижал её чарующую руку к своему сердцу… И она исчезла. «Это как понимать?» И сидел минут двадцать пять, соображая, что это мне с переляку пригрезилось. «Жаль». Уже и ботаник ушёл со сцены и докладчик-астроном, а я всё восседал деревянным человечком. Ажник, закручинился, ибо незнакомка была чарующе восхитительна своей божественной красотой…
— … магия погнала меня, с перепуга видно, в парк имени Вити Черевичкина, — услышал середину фразы. Или речи. — И там я встретил свою жену. Живём душа в душу…
— Ну, ты, муженёк, смотри сёдни ночью не опозорься, — циничный возглас из зала. Докладчик мигом сдулся. Шум, гам, склока от соседей циника. И влез пред симпозиума:
— Это недопустимо, — заявил. — Что говорит милейший Акакий Акакиевич, чистейшая правда. Сердца соединяются. И не на небесах, а на грешной земле. Даже в программе «Давай поженимся» на первой кнопке, режиссёры жалуются, что нельзя провести передачу. Миряне знакомятся и идут под венец до эфира! — с апломбом закончил фразу пред.
— Да вы ему ещё свечку подержите, — изрёк наглец, и его погнали из конференц-зала. А я выпытал у Матохина, что докладчик — полицейский эксперт. «Хлипкий что-то спец». От докладчика ещё услышал, что появилась новая секта неоязычников — верят в богиню планеты — и о двух смертных случаях, которые завершились помещением праха сразу в урны. Плюс бумага от врача о причинах несчастия. Это же подтвердил батюшка отец Денис. Молодой, и в джинсах под рясой. Потом объявили перерыв. «Можа ну его… говорильню».
Вышел, а точнее слинял, из зала; получил назад свой грозный «Глок» от жандарма и под руку сунулась Жанна. «Вот это по-нашенски» — подумал. Уходить одному было, э, убыточно.
— Господин майор, вы уже освободились? Вы на машине? Подвезёте до квартиры? — дежурные вопросы от незамужней девушки. Кивнул. Жанна тут же уцепилась за мою левую руку военного. «Соображает». Вышли. Увидав нас, пикет от неоязычников, организованно развернул свои транспаранты. — Да здравствует…. даёшь…. не позволим…. вступайте… — гласили передовицы. «Так-так». Посредине дамочек стоял тот самый помятый мужичок, с исправленным губной розовой помадой, плакатом. Форпост новой религии загомонил и понял, что обманулся с выходом основной массы научной братии. «Ууу» — от пикетчиц. Под эту букву мы и сели в джип. Жанна, закрыв коленки сумочкой, показывала дорогу. По дороге сообщила, что снимает комнату у очень строгого владельца. Намёк на взыскательного, в смысле морали, хозяина, я почти понял. Заехал в продмаг и собрался купить для хозяина бутылку шустовского коньяка. Меня отговорили. По Таганрогскому проспекту поднялись до улицы Седьмой, где почти на границе городского поселения находился интереснейший домус. Фасад трёхэтажный, въезд под арку и во внутреннем прямоугольном дворике пошла совсем другая этажность. По левую руку — двух, посередине — трёх, справа — четырёхэтажные приделы. Жанна показала куда съехать и убежала переодеваться. Хмыкнул. Это я стал, круто вертя шеей, внимательно рассматривать безлюдный двор. В наличии были — чистый асфальт, выложенные мраморными плитами дорожки и опалубка у двухэтажного придела; тополь, платан, пять пихточек, газонная травка. Узкие грядки с плетущимися розами, подвешенные кашпо с крокусами или как их там. Короче — уйма цветов. Осмотрел фасады пристроек. Двухэтажный, двухпарадный, кирпичный придел был окрашен красно-коричневой краской. И как достоинство фасада — французские арочные окна. Трёхэтажный придел имел неяркие цвета и длинные балконы вдоль всего фаса. «Как из Тбилиси перенесли» — подумал. А вот четырёхэтажный был бежевого цвета, штукатуренный под «шубу», и с металлопластиковыми аккуратными окнами. «Богато смотрится». Но с одним входом. Над которым, с удивлением, прочитал на оранжевой вывеске-табличке название — Рабочее общежитие? 2. И в открытое окно влетели запахи роз и ростовской выпечки. «Вот где богато» — рассудил за запахи. Ах да, капотом джипа я упирался в маленькую пристроечку — гибрид гаражика и беседки, увитой буйным диким виноградом.
Набежала любопытная малышня. Откуда она выпорхнула, я не увидал, но в наличии оказалось целых семь метисов. В смысле детей от смешанных браков. Малый пестрый интернационал из младшей — старшей детсадовских групп. Детвора замерла перед невиданным зверем по имени «Форд Куга». Тишину они хранили целую минуту. Потом.
— Дядя военный, здласте, а вас тётя Жанна будет на «Халлее» катать? «Фигасе»! — обалдел от картавой фразы шестилетнего шкета. Кивнул приветствием и сам застыл. Появилась тётя Жанна. Я повторился дважды — превращение в камень плюс словцо про себя. Ибо панночка была в джинсах, кожаных сапожках и косухе с самодельными клёпками. «Девака жжёт»! — восхитился смелой сменой имиджа. Байкерша помахала мне рукой, мол, давай дядя, вылазь; и стала открывать гараж. Пока я закрывал джип, Жанна выкатила мотоцикл. «Эвона, как. Метис-гибрид». Обошёл вокруг байка. Мотоцикл прозывался — Харли-Дэвидсон Софтейл Хэритейдж. Детишки были в восторге и водили хороводы вокруг двухколёсного зверя. Похвалил девушку за дерзновенность облика и получил на руки зелёную каску Адриана М1915.
— Миссис, собирается меня танцевать, — спросил, надевая старинный раритет на голову. Жанна засмеялась. «И куда она меня повезёт? С тайной на устах» — спросил себя. Фройляйн, после наказов ребятне не трогать джип, повезла меня в Новую Прагу. Это сам сообразил, когда выезжали на таганрогскую трассу. Ехали мы огородами по шикарной просёлочной дороге. Вокруг была стройка. Сооружалось сразу две новых улицы коттеджного посёлка. Затем мотоцикл выехал на трассу до Новой Праги. Минуты три я сидел смирно, пока не обратил внимания на виды вокруг. «Вот она, какая магия»! — восхитился природными пейзажами и хуторами вдоль дороги. «Холсты» были пышными из-за, совсем другого, чем вокруг родной станицы, рельефа. Бедленд изобиловал балочками, холмами-горками, заливными лугами, левадами с бурливой травкой-муравкой, кустарниками, деревьями и… пальмами. «Пых-пых, вот это да»!? — изумился закидонам природы этого уголка донской окраины. Пригляделся к хуторкам, которые проносились по обеим сторонам добрейшей трассы. Подворья совершенно были не похожи на казачьи курени. Дома фахверкового типа не могут по определению быть домами казаков. Если конечно те не переехали в Западную Европу и не приобрели там жилье. «Посредством колдовства дома сюда сами переехали» — соорудил оправдание сих нестыковок зодчества. Байк обогнал две машины: Volkswagen-Kafer 1937-38 годов выпуска и ЗИЛ-СААЗ-3501; «Жука» и «Бычка», соответственно, и снизил скорость.
Мы въехали в слободу Славянская, где была «окрошка» всего и всех. Людей, жилищ и эпох. Слобода была крупным населённым пунктом невнятного генезиса, который занимал стратегическое местоположение на пути в соседнее государство — город-полис «Блистательная Прага». И ближе к центру посёлка дорога и тротуары были заняты гужевым транспортом, легковушками, грузовичками, автобусами и спешащим на рынок людом. Мотоцикл тут катился черепашьим шагом. Я нацепил свои чудо-очки, настроенных на видеосъёмку. «Все ж таки, да». Это я подвергнул разбору местные жилища здешних товарищей, их внешний облик и происхождение. Тутошние дома были трёх видов. Украинские хаты в три-четыре окошка по фасаду и крытых седым камышом. Русские дома. И подворья, которые строились в ЮФО РФ гражданами кавказкой наружности. Эти же нукеры, в кепках-аэродромах и кожаных куртках, реализовали южные фрукты-ягоды и в Славянской. Торговали с нынешних развалов. Фруктовое изобилие лежало и в пластиковых поддонах за этими прилавками. И шла бойкая и шумная распродажа много чего для челов в украинских расшиванках, мещанок в старомодных шляпках и для иностранных камрадов обеих полов. Пока я, увлеченный, снимал этот «торговый вавилон», Жанна преодолела здешний базар и байк замер на перекрёстке со светофором. Рядом стоял городовой. «Сюр, твою мать» — матюгнулся. Раз. Слобода кончилась. «Слава бо…» — и замер на полуслове. Ибо слева от дороги, в метрах тридцати, стоял домишко — украинская хата. Возле плетня и сдвоенной пальмы стояла статная деваха, лузгающая семечки с разъездом из трёх вооружённых верховых казаков. Но не эта служивая картинка меня озаботила. Срывали мой душевный покой страусы за оградой и стайка кенгуру на выпасе. «Эти-то, что тута делают?» Два-с. И кенгуру скрылись за акациями (лат. Acвcia dealbвta). А мотоцикл поехал вниз к заливным лужкам у речного уреза, на котором стоял современного вида таможенный терминал формального досмотра. Таможня смахивала на сдвоенную АЗС. Чоппер обогнал колонну высокобортных фур древнеримского вида, с волами и селюками на облучках. И не останавливаясь, проехал за поднятый шлагбаум. Таможенник, видимо заметил мою форму, щеголевато, козырнул седокам байка. Далее был основательный, с отбойниками, мост через небольшую речку и таможня ЧСР, один в один такая же, как и на донской стороне. Секунды на то, чтобы вбросить две кроны, от Жанны, за проезд и опять дорога и кручение моей головы во все стороны. Удивляться здешним видам у меня уже не было сил. Правда и зрелища чехословацкой стороны были, в полной мере, дозированными. Окраины Праги были более современными, а центр города нёс исторические высокие традиции европейского градостроительства. «Ай да, Жанна! Экскурсия на пять баллов с плюсом».
