Сьюзен Янг - Отель
— Ш-ш-ш, — шепчу я ему, позволяя вестибюлю вокруг нас исчезнуть. Моё тело трясёт от эмоционального срыва. В моём сознании мы больше не в отеле. Я сижу на коленях рядом с ним, в кювете, нас окутывает холодный воздух, на нашей коже блестят капельки росы. Единственный свет здесь — это свет фар перевёрнутой машины.
— Я здесь. Я не оставлю тебя.
Дэниел продолжает бороться за жизнь, но его кожа становится серой. Он впивается пальцами в подол моего платья, дрожа и мучаясь от боли. Брат поднимает на меня глаза — они полны слёз. Я печально улыбаюсь ему, пытаясь утешить его, дать понять, что он не один.
— Я рядом, — шепчу я, отодвигая его золотистые локоны подальше от крови.
— Одри, что… — Голос отца раздаётся за моей спиной, и я смотрю на него через плечо.
Он, вместе с остальными, стоит в вестибюле, одетый в смокинг, волосы гладко приглажены. Увидев Дэниела, папа ахает и прикрывает ладонью рот. Он падает на колени на землю рядом со мной, свет фар освещает одну сторону его лица. Взяв ладонь Дэниела в свою руку, отец крепко прижимает её к своей груди, пачкая себя ярко-красной кровью.
— Дэн, — зовёт он. — Дэниел, мы здесь.
Зубы Дэниела стучат, глаза широко раскрыты… я вижу, как он напуган, как страшно ему умирать. Это уже с ним происходило, но теперь мы рядом, и ему никогда больше не придётся умирать одному.
Его веки тяжелеют, хватка слабеет. Я не плачу — больше не могу плакать. Я потеряла всё, что мне было дорого, и у меня больше ничего не осталось. Теперь от меня только один толк — быть сильной, быть сильной ради нас обоих. Такой, какой я должна была быть, когда умерла мама.
— Я люблю тебя, Дэн, — наклонившись, чтобы поцеловать его лоб, шепчу я. От ночного воздуха его кожа стала ледяной. — Я люблю тебя.
Я закрываю глаза, а когда снова их открываю, мы вновь в вестибюле отеля «Руби». Я осторожно перекладываю голову брата на сияющий пол, в лужицу ярко-красной крови. Вокруг нас троих собралась толпа зевак, Дэниел мёртв. Мой отец рыдает рядом с ним, прижимая к губам его кулак.
— Возвращайся, — шепчет он, крепко зажмурившись. По-прежнему находясь там, в кювете. — Вернись, Дэн.
Элиас садится на колени и касается моей руки.
— С ним всё будет в порядке, — ласково шепчет он мне. — Дэниел скоро снова очнётся.
— Нет, — словно в ступоре отвечаю я и поднимаю на него глаза. — Не на самом деле. Не в реальной жизни. Только здесь.
Элиас наклоняется и кладёт голову на моё плечо, жалея меня. Жалея обо всём.
— Как видите, — раздаётся в помещении резкий голос Кеннета, который обращается к собравшейся вокруг нас толпе, — здесь всё кончилось. Возвращайтесь на вечеринку. Мисс Каселла уже уходит.
Мой отец поднимает глаза, вспомнив, где он находится. Он поворачивается ко мне с бледным лицом.
— Ох, малышка, — качая головой, произносит он. — Ты не должна здесь находиться. Нет, ты… — Папа поворачивается вокруг, убеждаясь, что мы по-прежнему в «Руби». — Мне не следовало позволять тебе оставаться здесь так долго. Боже, я так виноват. — Он кладёт на пол руку Дэниела и тянется ко мне. — Прости меня за всё.
Папа притягивает меня к себе, его тело сотрясают рыдания. Наконец он осознал, что его сын на самом деле мёртв. Я кладу голову ему на плечо, снова чувствуя себя маленькой девочкой. И прощаю своего отца за то, что он оставил нас после смерти мамы… потому что он мой папа. Тот, кого я всегда знала, но о ком забыла. Он снова и снова просит у меня прощения, и не только за эти последние дни в «Руби», не только за аварию на тёмном шоссе. Он просит прощения за каждую минуту, что упустил после маминой смерти. За каждую минуту, что мы упустили.
— И ты извини меня, папа, — шепчу я, вцепляясь пальцами в отвороты его смокинга. Я крепко сжимаю веки и вдыхаю аромат маминого стирального порошка. Аромат дома. Желая, чтобы все мы снова были вместе.
— Это всё, конечно, очень трогательно, — жёстко говорит Кеннет, — но время не ждёт. И если вы, мисс Каселла, всё-таки не планируете воспользоваться своим приглашением, то я должен попросить вас вернуться на свой этаж.
Мы с папой отстраняемся друг от друга, и он убирает с моего лица волосы, не отрывая от меня глаз.
— Я буду скучать по тебе, малышка, — шепчет он. — Больше всего на свете.
Он шмыгает носом, вытирает щёки и поднимается на ноги. Затем, расправив смокинг, испачканный кровью, вежливо, словно джентльмен, кивает Элиасу.
Элиас кивает в ответ и протягивает мне руку. Я пялюсь на его протянутую ладонь, а затем обвожу взглядом вестибюль, блистательный в своей красоте и величественный. Люстру, камин, сверкающие рамы и роскошные гобелены. Это прекрасное, но жуткое место. Хотя, может быть, так кажется из-за Кеннета.
Большинство зевак исчезло, вернувшись к своим ролям в бальном зале, как приказал им Кеннет. Другие тоже исчезли в своей собственной реальности.
Я позволяю Элиасу поднять меня на ноги. И вот я стою и смотрю вниз, на тело своего брата, моё платье пропиталось кровью. Я должна бояться, но больше не чувствую страха. Не боюсь. Ни смерти. Ни Кеннета. Портье, прищурившись, смотрит на меня, моё спокойствие, похоже, приводит его в замешательство.
— Мисс Каселла, — потеряв самообладание, шипит он. — Ваше время вышло. Возвращайтесь на свой этаж.
Музыка, звучащая из бального зала, становится всё громче. Это моя песня — та самая, что играет на обочине дороги, повторяясь снова и снова. Здесь мелодия звучит медленнее, её труднее узнать. Она наполняет меня ощущением щемящего томления, но в то же время напоминает мне о том, к чему я вернусь. Моё тело тяжелеет, начинает болеть. Я вновь опускаю глаза на Дэниела.
В другом конце вестибюля открывается дверь для персонала. Оттуда, рука в руке, выходят Кэтрин и Джошуа. Она в своём белом платье похожа на мечту, но поражает не это. Всё дело в Джошуа, одетом в костюм, который выглядит как гость вечеринки. Глаза Кеннета расширяются, и он шагает в их сторону.
— Что это всё значит? — не веря своим глазам, вопрошает портье, его лысая голова заливается краской. — Джошуа, переодевайся обратно в униформу! Мисс Мастерс, это против правил!
Кэтрин улыбается милой, обаятельной улыбкой. Она отходит от Джошуа и медленно направляется к Кеннету, склонив голову набок и глядя на него.
— Да, душка, я знаю, — высокомерно заявляет она, затем переводит взгляд на Дэниела, но быстро отводит глаза. — Но ты убил моего спутника. Мне пришлось импровизировать.
Кеннет хмурит брови, пытаясь угадать её намерения. Он поворачивается к Элиасу, чтобы приказать ему стать спутником Кэтрин и отвести её на вечеринку, но серебристый сполох останавливает его. Прежде чем кто-то из нас успевает понять, что происходит, Кэтрин хватает Кеннета за голову и рассекает ножом его горло, из широкой раны фонтаном брызжет кровь.
Кеннет издаёт булькающие звуки, его взгляд скользит в сторону Кэтрин, пальцы пытаются зажать рану. Кэтрин же, насмешливо ухмыляясь, позволяет ему упасть на колени, а затем портье, давясь собственной кровью, замертво падает на пол.
— Я устала следовать правилам, — мурлычет Кэтрин его подёргивающемуся телу и бросает нож, который с лязгом ударяется о мраморный пол. Она делает долгий, тяжёлый выдох, а потом улыбается Элиасу. — Теперь я понимаю, почему управляющая так часто это делает. В этом столько удовольствия!
Джошуа подходит к Кэтрин и встаёт рядом, достаёт из нагрудного кармана носовой платок и протягивает ей. Пока она стирает с рук кровь, они вдвоём, не выражая никаких эмоций, смотрят на тело портье. Затем Кэтрин поднимает глаза на меня и улыбается.
— Мы подумали, что мой отвлекающий манёвр может сыграть тебе на руку, — говорит она, показывая на Джошуа.
— А теперь тебе лучше поторопиться, — вмешивается Джошуа. — Через несколько минут он восстановится в прежнем состоянии и будет в бешенстве.
Хотя частично это было местью портье за его тиранию, тем не менее, Кэтрин и Джошуа пытались мне помочь. Я благодарна им, но в то же время понимаю, что их накажут. В водовороте вечности, это, может, покажется мгновением — но боль есть боль. И мне ненавистна сама мысль о том, что он имеет над ними такую власть.
— Тебе нужно идти, — шепчет Элиас. Его ладонь скользит по моей руке, притягивая меня ближе. — Прошу тебя, Одри. — Он зарывается лицом в мои волосы и умоляет меня уходить, его тёплое дыхание щекочет мне шею. — Пока это не стало настоящим.
Настоящим. Я распрямляю плечи, мой мозг работает, собирая вместе кусочки.
— Я настоящая, — говорю я сама себе, анализируя слова. Элиас всё так же упрашивает меня уходить, но у меня в голове прокручивается та ночь, когда мы ходили к фонтану. Лурдес дала мне обезболивающее — таблетку, которая на работников отеля не действовала. Но я ощутила её действие. Я слышу музыку, что играет в нашей разбившейся машине, ту песню, которую Элиас не слышит. Я могу прикасаться к людям — то, что Кэтрин, по её словам, делать не может.
