Филипп Янси - Где Бог, когда я страдаю
Проказа. Пальцы опускаются вниз. Работая с доктором Полом Брендом, мне довелось встречаться с больными проказой. Все они настаивают на названии «болезнь Гансена» по одной простой причине: потому что у людей превратное представление о проказе. Несмотря на то, что само заболевание проявляется в самых разных формах, мало соответствующих сложившимся в обществе стереотипам, прокаженные всегда вызывают у людей осуждение вместо сочувствия. Самое распространенное осложнение заболевания - одиночество.
Грипп. Мнения разделились. Одни держат пальцы вниз, потому что вряд ли кому-то нравится болеть простудой, когда болит все тело и мучает тошнота. С другой стороны, такое распространенное заболевание, как грипп, привлекает всеобщее сочувствие. Мы все знаем, как чувствует себя больной гриппом. «Не переживай, — говорим мы, — поп сиди дома несколько деньков. Тебе надо восстановить силы».
Свинка. Реакция зависит от возраста больного. Детям, больным свинкой, оказывают большое внимание. Их ласкают, потакают всем их желаниям, дольше дают смотреть телевизор; им достается больше мороженого. Я до сих пор с ностальгией вспоминаю, как в детстве болел свинкой. Взрослый же, больной свинкой, — это просто объект насмешек, несмотря на то, что для взрослых это заболевание представляет серьезную опасность.
Идем дальше. Геморрой: довольно болезненное состояние, всячески высмеиваемое в обществе. СПИД: каковым будет отношение к больному СПИДом? Я знаю нескольких человек, больных СПИДом. Все они постоянно слышат от церкви: «У нас к вам нет никакого сочувствия. Вы заслужили это Божье наказание. Идите прочь». Не могу представить себе болезни, ужаснее СПИДа, а также болезни, к которой было бы так мало сочувствия.
Мигрень, вывихи, рак — каждое из заболеваний имеет свой собственный «образ». Мы же самыми разными способами — от едва заметных до очевидных причин — передаем больному свое определение значения этой болезни, которое либо поможет облегчить его страдания, либо усугубит их.
Я пришел к выводу, что самый большой вклад, который могут внести христиане в этом случае, — не допустить страданий человека из-за неверных представлений о своей болезни. Мы можем «ценить» боль. Любая боль есть боль, а это главное. Не имеет значения, болит ли у вас голова, горло или это боль от глубокой депрессии. Первый шаг На пути к помощи больному человеку (либо к принятию собственной боли) — четко осознать, что любая боль имеет значение и заслуживает сочувствия. Исходя из этого, мы можем придавать соответствующее значение боли.
С другой стороны, христианам свойственно подходить к страданиям со своей системой ценностей. Как в случае с Клаудией Клакстон мы, посетители, можем подбрасывать хворост в огонь страданий. Можно прибавить чувство вины: «А ты молишься? Разве ты не веришь, что Бог может исцелить тебя?» Либо замешательство: «А может это козни сатаны? Или провидение? А может Бог специально назначил тебя быть примером для подражания?» Боль — верный генератор чувства вины. Мы все делаем то, чего не должны делать. Когда же начинаем чувствовать боль, легко обвиняем себя в происходящем.
В случаях, когда человек терпит невыносимые страдания, опасное влияние могут оказать даже самые добрые пожелания. «Наверное, Бог так сильно любил вашу дочь, что взял ее к Себе так быстро», — говорим мы, не подозревая, что после таких слов родители будут думать о том, что лучше бы Бог не любил ее так сильно. «Господь не даст тебе бремени, которое ты не сможешь перенести», - снова говорим мы. Человек сразу же начинает думать о том, что лучше бы его вера была слабее, чтобы и бремя было полегче.
Из разговоров с больными людьми я понял, что порой боль, которую мы причиняем им такими вот высказываниями у их постели, может даже превзойти их физическую боль. Одна широко известная в христианских кругах женщина описывала, какую нестерпимую боль она испытывала, страдая от дисфункции височно-нижнечелюстного сустава. С этой болью она прожила всю жизнь. И все же, пишет она, куда больнее было получать обличительные письма от христиан, которые пытались приводить свои детские доводы, почему Бог допускает страдание в нашей жизни. Может быть, самый большой вклад, который могут сделать христиане, — не допустить страдания людей из-за неверных причин.
Зарытое сокровище
Следуя библейским принципам, мы всегда должны заглядывать вперед, к конечному этапу страдания и его результатам, а не пытаться без конца выяснять его причины.
Честно говоря, для меня многие страдания остались бы бессмысленными, если бы мы все свои усилия тратили на „опросы «почему?», на которые нет ответа. Почему Солженицын провел целых восемь лет в исправительно-трудовом лагере просто из-за того, что в одном из писем другу плохо отозвался о Сталине? Почему миллионы евреев были уничтожены по прихоти сумасшедшего диктатора? Такое страдание бессмысленно само по себе и будет оставаться; таким до тех пор, пока страдающий, подобно шахтеру, который ищет алмазы в прожилках угля, не найдет в нем смысл.
Виктор Франкль, сидевший в одном из гитлеровских лагерей, говорит: «Отчаяние — это страдание без смысла», Франкль и Бруно Беттельгейм вместе нашли смысл в бессмысленных страданиях при Холокосте: наблюдения за поведением людей в экстремальных условиях лагерей легли в основу всех их последующих работ. Для Илии Визеля и многих других смыслом стало личное свидетельство. Теперь они посвящают свою жизнь тому, чтобы те, кто не смог выжить в лагерях, не были забыты.
Достоевский, находясь в заключении, много размышлял о Новом Завете и жизни святых. Для него, а позднее и для его соотечественника Солженицына, тюрьма стала местом сурового испытания веры. Оба описывают процесс, в котором сначала суровая реальность человеческого зла убеждала их в необходимости скорейшего освобождения. Затем, видя живое свидетельство верующих заключенных, они поняли, что можно изменить себя. Как пишет Солженицын в своем классическом рассказе «Один день Ивана Денисовича», вера в Бога не в состоянии освободить от заключения в лагере, однако благодаря ей вы сможете там выжить.
Несмотря на то, что мои страдания и переживания кажутся обыденными в сравнении с тем, что выпало на долю этих двух первопроходцев, я тоже стараюсь всегда извлечь из них смысл. Начну с того, что страдание, согласно Библии, всегда ведет к положительным переменам во мне самом. Вспоминается также и 5 глава Послания к римлянам, где апостол Павел перечисляет множество положительных качеств, таких, как терпение, опытность и надежда.
«Каким же образом страдания воспитывают во мне все эти качества?» — спрашиваю я себя. Терпение воспитывается, когда страдания останавливают меня и поворачивают лицом к Богу; опытность приходит тогда, когда я воспитываю в себе способность опираться на внутреннюю силу. Далее, я продолжаю смотреть на остальные качества, спрашивая, как Бог может быть вовлечен в то, что процесс страдания обретает смысл?
Джон Донн сравнивал страдания со слитком золота. Так как слиток сам по себе не является денежной единицей, то он не всегда помогает покрывать расходы в этом мире. Но по мере того, как мы приближаемся к нашей новой обители — небесам, сокровище, «сокрытое внутри нас подобно золоту, что залегает в жиле», приобретает особую, вечную ценность. Когда мы доверяемся Богу, все недуги и неприятности исчезают, так как наш характер уподобляется характеру Христа.
Для того, чтобы выразить эту же мысль современным языком, можно привести другую аналогию. Страдание можно сравнить с понятием, которое экономисты называют «замороженным активом». Возможно, на данный момент такой «актив» вовсе не походит на то, что мы привыкли называть активом, однако со временем мы откроем для себя его истинное значение, которое способно избавить нас от боли.
Чувство единения
Выше в этой главе я цитировал письмо пастора, которого депрессивное состояние привело к полному разочарованию. Он никак не мог понять смысла своих мучений, а окружавшие его христиане не оказывали никакой помощи. В конце концов, пастор был вынужден лечь в психиатрическую больницу на лечение. Члены семьи не оставили его одного, и благодаря их поддержке, а также помощи врачей он все-таки смог вернуться к нормальной жизни.
Спустя несколько лет этот же пастор с подлеченной психикой столкнулся с еще одним серьезным кризисом. Внезапно умер его внук, которому не было и недели. Семью накрыла лавина горя и замешательства. Именно в этот момент необходимо было явить собой пример стойкости для детей, однако пастор не был уверен в своих силах. В воскресенье, после похорон, проповедуя уже в норой для него церкви, он начал читать с кафедры Псалом 144. Изо всех сил пастор старался сосредоточиться на тексте псалма, но не смог. Язык вдруг онемел, подбородок задрожал, из глаз ручьем потекли слезы. Он не мог дальше читать эти возвышенные строки о доброте и справедливости Бога.
